Уильям Голдинг - Воришка Мартин
Море перекосилось еще сильнее и исчезло. Отдельные части пропали незаметно, словно ушли в самих себя, пересохли, рассыпались, стерлись, как ошибка.
Щупальца абсолютной тьмы протянулись к скале, и она оказалась такой же ненастоящей, как нарисованная вода. Она распалась на части, на смятые клочки бумаги, окруженные тем, что было известно центру, как «ничто».
Клешни продолжали сжимать нечто твердое, квадратное, с рисунком, высеченным на поверхности. Черные линии устремились туда, прошли насквозь и соединились.
Клешни ухватили пустоту.
Не осталось ничего, кроме центра и клешней. Клешни были огромные, сильные, огненно-красные. Они соединились, вцепились друг в друга, обламывая зубцы. Словно дорожный знак, светящийся в ночи, они предупреждали, что дальше начинается абсолютное ничто.
Центр забыл обо всем, кроме клешней и нависшей угрозы. Его внимание сосредоточилось на сломанных зубцах и огненно-красном цвете. Молния подступила ближе. Несколько щупалец нацелились в центр, ожидая удобного момента, а остальные принялись за клешни, сплетаясь над ними, ощупывая и стирая – с состраданием, которому неведомы ни время, ни жалость.
14
Высокий прилив почти полностью скрывал мол, если так можно назвать длинную насыпь из булыжников. Дрифтер подошел к берегу и заглушил мотор, но западный ветер какое-то время подгонял судно вперед. С берега, на фоне полыхающего зимнего заката, суденышко казалось черной тенью, чьи краски поглотили низкие тучи, висевшие над самым горизонтом. Море отливало свинцом, а за дрифтером к ослепительному горизонту тянулся черно-розовый след.
Человек на берегу не тронулся с места. Сапоги его увязали в сухом песке. За спиной виднелся дом и низкие очертания острова.
На корме дрифтера звякнул телеграф, судно резко застопорило ход, выбросив из-под винтов светлые фонтаны воды. Кранец чиркнул по камню. На мол спрыгнули двое и огляделись в поисках отсутствующей швартовной тумбы. Из машинного отделения кто-то махнул рукой. Матросы подобрали канаты и закрутили вокруг камней.
На мол шагнул офицер, быстро прошел к берегу и спрыгнул на песок. Ветер трепал документы в его руке, бумаги шелестели, как пыльные листья в конце лета, но это были единственные листья на острове. Только песок, домик и скалы посреди бесконечного моря. Офицер, тяжело ступая, прошел по песку и остановился в двух шагах от встречавшего.
– Мистер Кэмпбелл?
– Так точно. Вы с Большой земли по поводу?..
– Совершенно верно.
Кэмпбелл приподнял матерчатую кепку и снова надел.
– Вы не слишком-то торопились.
Офицер серьезно взглянул на него.
– Кстати, я – Дэвидсон. Не слишком торопился? Между прочим, мистер Кэмпбелл, я занимаюсь этой работой семь дней в неделю.
Сапоги мистера Кэмпбелла шевельнулись. Он вгляделся в серое осунувшееся лицо.
Изо рта гостя исходил сладковатый запах, а немигающие глаза блестели чуточку неестественно.
Кэмпбелл снял кепку и снова надел.
– Подумать только.
Губы Дэвидсона слегка искривились в невеселой ухмылке.
– Это, знаете ли, большая война.
Кэмпбелл мрачно кивнул.
– Простите мне мои слова. Вы собираете горький урожай. Не понимаю, как вы выдерживаете.
Улыбка исчезла.
– Ничего не поделаешь.
Слегка наклонив голову, Кэмпбелл снова вгляделся в лицо офицера.
– Да. Прошу прощения, сэр. Пойдемте, я покажу, где его нашли.
Он повернулся и пошел, увязая в песке. Остановился и показал на конец галечной косы.
– Вон там. Он так и висел на поясе. Вы сами увидите. Рядом болтались разбитый ящик из-под апельсинов и жестянка. Да еще водоросли – северо-западный ветер всегда их прибивает, а с ними еще что-нибудь.
Дэвидсон искоса взглянул на него.
– Я понимаю, для вас это важно, но мне нужен только личный жетон. Вы сняли его с тела?
– Нет-нет, я ничего не касался… насколько мог.
– Такой коричневый диск размером с пенс, скорее всего на шее.
– Нет, я ничего не трогал.
На лице Дэвидсона снова появилась ухмылка.
– Что ж, тогда можно надеяться.
Кэмпбелл нервно потер руки и откашлялся.
– Вы сегодня тело увезете?
Теперь уже Дэвидсон вгляделся в лицо собеседника.
– Кошмары?
Кэмпбелл отвернулся к горизонту.
– Жена… – пробормотал он.
Он покосился на широко распахнутые глаза, видевшие больше, чем в силах вынести человек. Смущенно опустив голову, неожиданно признался:
– Да.
Дэвидсон понимающе покивал.
На берегу возле дома стояли двое матросов с носилками наготове.
Кэмпбелл вздохнул.
– В пристройке за домом, сэр. Надеюсь, вас там ничто не оскорбит. Мы воспользовались парафином.
– Благодарю вас.
Дэвидсон тяжело двинулся по песку, за ним Кэмпбелл. Внезапно Дэвидсон остановился.
– Так…
Он сунул руку в нагрудный карман кителя и вытащил плоскую бутылку. С мрачной ухмылкой глянул на Кэмпбелла, отвернул крышку и приложился к горлышку. Матросы молча наблюдали.
– Ну что ж…
Достав из кармана брюк фонарик, он подошел к пристройке, нырнул в разбитую дверь и исчез.
Матросы стояли и ждали. Кэмпбелл разглядывал полуразрушенное строение, будто видел его впервые в жизни. Замшелые камни и лишайник на проваленной крыше казались частью совершенного языка, который человеку дано понимать лишь в исключительных обстоятельствах.
Изнутри не доносилось ни звука.
Разговоров не доносилось даже с дрифтера. Единственные звуки издавали волны, накатывавшие на узкую полоску пляжа.
Ш-ш… Ш-ш…
Солнце, опускавшееся в свою пурпурно-серую постель, превратилось в полукруг.
Вновь появился Дэвидсон. В его руке был небольшой коричневый кружок, висевший на шнурке. Другая рука тянулась к нагрудному карману. Он кивнул матросам.
– Давайте.
Кэмпбелл молча смотрел, как он разглядывает кружок и аккуратно записывает что-то в чистый бланк. Наконец Дэвидсон отложил кружок в сторону, присел и обтер руки сухим песком. Кэмпбелл беспомощно развел руками.
– Не понимаю, сэр. Я старше вас, но…
Офицер поднялся на ноги и достал бутылку.
– А у вас тут нет ясновидящих?
Кэмпбелл бросил на пристройку испуганный взгляд.
– Не шутите так, сэр. Это недостойно вас.
Дэвидсон оторвался от горлышка и взглянул на него в упор. Кэмпбелл рассматривал его лицо дюйм за дюймом, как только что пристройку. Затем отвел взгляд и снова взглянул на горизонт, где исчезало солнце – казалось, навсегда.
Матросы вышли из двери. На носилках лежало тело.
– Ладно, парни. Тоже получите по глотку. Несите.
Бережно ступая по песку, они двинулись к морю.
Дэвидсон повернулся к Кэмпбеллу.
– От имени этого несчастного моряка благодарю вас, мистер Кэмпбелл.
Кэмпбелл с трудом оторвал взгляд от носилок.
– Коварная штука этот спасательный пояс. Обнадеживает, когда ни о какой надежде уже и речи нет. Жестоко. Вам не за что меня благодарить, мистер Дэвидсон.
Они вновь встретились глазами. Дэвидсон кивнул.
– Возможно. И все-таки я вас благодарю.
– Не стоит.
Матросы поднимали носилки на невысокий мол.
– Значит, вам приходится делать это каждый день…
– Да, каждый день.
– Мистер Дэвидсон… – Кэмпбелл замолчал, глядя в сторону. – Мы с вами встретились тут случайно, совершенно неожиданно, и вряд ли наша встреча повторится. Поэтому я хотел бы задать вам один вопрос, хотя ответ может оказаться неприятным.
Офицер хмуро сдвинул фуражку на затылок.
Кэмпбелл взглянул на пристройку.
– Грязь, разруха… Стропила сгнили, крыша завалилась. Все возвращается в землю. Не верится, что раньше там кто-то обитал.
На хмуром лице появилось озадаченное выражение.
– Боюсь, я не совсем понимаю вас.
– А эти бедолаги…
– В смысле, те, кого я…
– Жатва, горькая жатва. Я не буду говорить о своих, так сказать, духовных воззрениях, но прожив несколько дней рядом с останками этого несчастного… Как вы думаете, мистер Дэвидсон, что-то остается, выживает?.. Или это конец? Вот как пристройка…
– Если вы хотите спросить о Мартине, страдал он или нет…
Они помолчали. Солнце тонуло в море, словно горящий корабль, не оставляя за собой ничего, кроме похожих на дым облаков.
– Да-да, – со вздохом кивнул Кэмпбелл. – Именно об этом я и хотел спросить.
– Не беспокойтесь, вы же видели тело. У него не было времени даже скинуть сапоги.
Примечания
1
Имеется в виду остров Рокол (Rockall) примерно в 200 милях к западу от Гебридских островов, прозванный Fuckall, от англ. жарг. «fuck all» «совсем ничего». – Примеч. пер.
