Ионел Теодоряну - Меделень
В преддверии осени мелодии сна в летнюю ночь звучали особенно громко и весело. Дудочки и флейты, волынки, кобзы и скрипки, колокольчики, виолы и однострунная виолончель болотной выпи на разные голоса распевали песни в честь серебристой и ясной вечерней зари. Еще не взошла луна; солнце давно закатилось. Высоко в небе дрожала одинокая, словно попавшая в паутину звезда.
Дэнуц с опущенным дулом вниз ружьем открывал шествие. Звонкий лай Али возвещал о победе.
...Император в полном одиночестве возвращался с поля боя. Войско оставалось далеко позади, словно лес, готовый жить или умереть под ударом топора... Бедный император! Он один жертвовал жизнью ради своих воинов и своего государства. Какой замечательный император! Какой храбрый император! Честь ему и хвала!
- Дядя Пуйу, где ты?.. Али! Али! Эг-гей!
Впереди было сельское кладбище, позади пруд с Фицей Эленку. Но возле пруда был дядя Пуйу. И Дэнуц с ружьем наперевес помчался назад.
- Герр Директор, почему я не мальчик?
- Так было угодно Богу!
- Богу!
Герр Директор атеистически улыбнулся звездочке в небе.
- Или аисту.
- Аисту!
- А кому же еще? - осторожно спросил и сам себя переспросил Герр Директор.
- Маме, Герр Директор. Я совершенно уверена.
- Ну, стало быть, так угодно было маме и папе, - скрупулезно уточнил Герр Директор.
- Нет. Только маме.
- Но почему именно маме?
- Чтобы преследовать меня.
- Ну уж!
- Да, да. Почему она не сделала Плюшку девочкой?
- Оставь его в покое, чертенок! Что тебе еще нужно? Ты у нас теперь мальчик: у тебя есть брюки.
Ольгуца горестно вздохнула.
- Я не мальчик.
- Почему, Ольгуца? Чего же ты еще хочешь?
- Не знаю!.. Но я знаю...
- Разве ты не гордишься тем, что будешь как мама?
- Мама совсем другое дело, Герр Директор. Маме это нравится.
- А тебе?
- А мне нет.
- Тебе нравятся мальчики, Ольгуца?
- Мне?! Я их не выношу.
- Тогда почему тебе хочется быть мальчиком?
- Я не хочу быть девочкой.
- Тогда кем же ты хочешь быть?
- ...Вот видишь, Герр Директор! Я говорю глупости, потому что я девочка.
- А ты, Моника? - спросил Герр Директор, взвешивая на ладони ее косы.
- ...Я бы хотела быть, как tante Алис.
- Ты ее любишь, Моника?
- Да.
- А меня?
- Еще бы, Герр Директор, - уверила его Ольгуца, - ведь Моника мой друг.
Они проходили мимо стогов сена, которые выстроились в ряд, словно горделивые куличи, только что вынутые из печки жаркого лета.
- Моника, ведь ты устала, правда? - тоном, не допускающим возражений, сказала Ольгуца, замедляя шаг.
- Немножко!
- А ты, Герр Директор?!
- Мы ведь уже почти пришли.
- Герр Директор, милый, нам еще далеко... и я хочу тебя кое о чем попросить.
- Я в твоем распоряжении.
- Но обещай, что сделаешь.
- Не уверен.
- Скажи, что да, Герр Директор.
- Скажи, что ты хочешь.
- Скажу, если пообещаешь сделать.
- Говори.
- Значит, обещаешь?
- Ну, предположим!
- Давай отдохнем, Герр Директор. Смотри, Моника уже выбилась из сил.
- А что скажет мама?
- Она будет нас ждать.
- С хворостиной.
- Напротив, с горячей и вкусной едой, потому что мы выиграли пари.
- Так и скажи ей!
- Конечно. Я ей скажу.
- Сядем посидим... Но где же Дэнуц?.. Дэнуц... Дэнуц! Ками-Мура, стоп!
"У-ууу... тра-раа... оо-оооп", - протяжно откликнулось эхо.
- Дядя Пуйу, я пойду поищу его, - вызвалась Моника, испугавшись того, что Дэнуц, возможно, заблудился.
- А тебе не будет страшно?
- Не-ет, - солгали губы Моники, и тут же опровергли эту ложь ее вспыхнувшие щеки.
Стиснув зубы и сжав кулаки, Моника помчалась на поиски. Кромешная тьма ослепила ее. Чем дальше уходила она, тем быстрее бежала. И страх черным сверчком пронзительно кричал в ее душе: Дэнуц, Дэнуц, Дэнуц...
Сердца обоих беглецов, столкнувшись, замерли на миг и вновь упруго забились.
Еле держась на ногах, Моника остановилась на дороге, закрыла глаза и, задыхаясь, крикнула: "На помощь, Дэнуц!.."
У Дэнуца от быстрого бега выпало из рук ружье прямо у ног Моники. Крик Моники остановил его. Он поднял ружье и хмуро спросил:
- Зачем ты меня звала?
Он стоял, держа ружье за ствол, опираясь прикладом о землю. Он казался спокойным, но его слова были безжизненны, как крылья бабочки, сжатые грубыми пальцами.
Моника молча взяла его за руку, глубоко вдыхая прохладу вечера.
- Пусти. Разве ты не видишь, что я держу ружье?
- Это ты, Дэнуц?
- Конечно, я, - гордо ответил его голос, к которому вернулась былая сила. - Ты что, не видишь? Что ты здесь делаешь?
- Меня послал за тобой дядя Пуйу.
- Ты бежала?
- Мне было страшно, Дэнуц.
- Ага!
- Только, пожалуйста, не говори Ольгуце. Она рассердится.
- И я тоже сержусь!
- Не сердись, Дэнуц. Я ведь трусиха.
- Я это знал!
- Но с тобой мне не страшно.
- Еще бы!
- Ты мальчик; ты смелый.
- Чего же ты хочешь?
- Пойдем назад.
- А если я не хочу?
- Тогда пошли домой. Но ведь ты шел назад...
- Я просто гулял.
- Я пойду с тобой, куда хочешь.
- Ты знаешь, что там? - спросил Дэнуц, указывая стволом ружья.
- Деревня.
- Не деревня, а клад-би-ще, - громко произнес Дэнуц, разделяя на слоги страшное слово.
- Ой, Дэнуц!
- Боишься?
- С тобой нет.
Дэнуц с трудом сдержал вздох облегчения.
- ...Хорошо. Пойдем вместе со мной назад.
- Можно, я возьму тебя за руку, Дэнуц?
Две руки крепко сцепились и судорожно сжались возле кладбища. Они двинулись в путь. Шаги Дэнуца все убыстрялись. В нем опять клокотало желание идти как можно быстрее.
- Дэнуц, может быть, пойдем чуть медленнее?
- Тебе придется идти одной!
- Нет, Дэнуц... я хочу с тобой... но я больше не могу. Пойдем помедленнее, Дэнуц...
- Как хочешь! Я спешу.
- Зачем, Дэнуц? Дядя Пуйу нас ждет.
- Я уже сказал тебе однажды!
...Навстречу императору вышла злая колдунья и преградила ему путь. И так как у него кончились пули, императору пришлось вступить с ней в рукопашную схватку. На помощь колдунье с кладбища прилетели злые духи. Но руки императора, как и храбрость его, были крепче железа. Ружье в одной руке, рука колдуньи в другой, и - в путь-дорогу! Император шел вперед, чтобы утопить колдунью в крови поверженного дракона... Честь и хвала такому императору!..
Из великого небесного богатства падали звезды и звездочки, утренние и вечерние, - в ночь и в бесконечность.
- Почему ты остановилась?
Дэнуц оглянулся назад. Моника, не отрывая глаз, смотрела на небо, словно следила за полетом ангела. И с тем же выражением она взглянула на Дэнуца.
- Ох, Дэнуц, как красиво!
Так открылась ее душе первая романтическая лунная ночь...
- Где же они? - крикнул Дэнуц, выпуская теперь уже совсем не нужную ему руку Моники.
- Честное слово, я их оставила здесь! - защищалась Моника, сгибая и разгибая пальцы, онемевшие от пожатия храброго императора.
На месте охотников за лягушками - прямо как в сказке - живописный дед пек кукурузу на душистом костре из вереска и сухих стеблей.
Услышав голоса, дед нагнулся и перевернул подрумянившийся кукурузный початок: на стогах сена и на поле, а может быть, и на небе появилась тень, которая свернула голову дракону с высунутыми наружу языками.
- Дед, а дед!
- ...
- Слышишь, дед?
- ...
Дэнуц властно стукнул дулом ружья о землю.
- Эй! Дед! Я из Меделень!.. Слышишь?
Дед обернулся. Маленькими глазками с белыми, словно покрытыми снегом, бровями он глядел на Дэнуца, как смотрят на ласточку в небе или на букашку в траве.
- А?
- Может быть, он плохо слышит! - заметила Моника. - Говори громче, Дэнуц.
- Тебя не спрашивают! Де-душ-ка, - рявкнул Дэнуц, покраснев как рак, ты слышишь или нет?
- Слышу.
- Не видал здесь барина и барышню? - крикнул Дэнуц так, словно беседовал с жителями луны.
Дед покосился на телегу с волами, стоящую на дороге, потом на лицо Дэнуца, мрачное, несмотря на веселый отблеск огня, и опять занялся своим делом. Второй кукурузный початок был перевернут на другой бок не боящейся огня рукой.
- Чертова комедия! - тяжело вздохнул Дэнуц.
Если бы у улыбки была тень, то улыбки деда хватило бы на несколько человек, такой широкой и доброй была она.
- Дед, а дед, слышишь?
- Ничего я не видел!
- Ты уверен?
- ...
- Ты подшутила надо мной! - обернулся Дэнуц к Монике.
- Поверь, нет, Дэнуц! Они были здесь...
- Но их нет! - топнул ногой Дэнуц.
- Может быть, они там?
- Ну так пойди и поищи.
- Будто она тебе жена, барин!.. Вот славно!.. Ну-ка, садитесь к огню. Отведайте кукурузы.
- Я пойду поищу их, - сказала со вздохом Моника. - А!..
Дэнуц повернулся к ней спиной.
В тот же миг из телеги, наполовину освещенной пламенем костра, высунулась Ольгуца и сделала Монике знак молчать и подойти к ней. С помощью Герр Директора Моника очутилась в телеге, утонув в мягком и душистом сене; сверху на нее глядели звезды, Ольгуца что-то шептала на ухо, ее одолевал беспричинный смех.
