Нил Гейман - Сошедшие с небес
Майерс пробежался по вагону, заглядывая в лица пассажиров. И вновь ничего. Он даже попытался стащить одного из них с сиденья, но у него не было сил, а пальцы казались мягкими и податливыми, словно сырая оконная замазка.
Поезд прибыл на Ливерпуль-стрит, и толпа, хлынув на платформу, вынесла Майерса с собой. Никто не видел его, люди постоянно натыкались на него и оборачивались, глядя в замешательстве на несуществующее препятствие. Но теперь Майерс заметил нечто новое — выражение страха на их лицах. Соприкосновение с ним мгновенно вызывало отвращение и желание отпрянуть.
Теперь уже не было сомнений. Должно быть, он лишился рассудка. Слишком много одиночества. Слишком много пустых раздумий. Эта мысль вызвала болезненное воспоминание, пришедшееся как раз к месту: несколько лет назад, через пару недель после смерти бабушки, его дед, ныне тоже покойный, написал ему письмо. Старик ответил на одно из редких посланий внука всего пятью словами, протянувшимися через лист бумаги:
НЕ ГОДИТСЯ ЧЕЛОВЕКУ БЫТЬ ОДНОМУ.
Больше ничего. К тому времени, как Майерс получил это письмо, старик был уже мертв. Его тело нашли выброшенным на галечный пляж, серое лицо наполовину объели крабы. Труп пролежал там несколько часов в свете раннего утра, и прибой перекатывал его туда-сюда, пока хоть кто-то не озаботился взглянуть поближе.
Что-то еще изменилось. Внутри Майерса все словно онемело. Не было ощущения потрясения, как раньше. Единственное чувство, которое у него осталось, — чувство полной опустошенности и безнадежной тщетности. Что самое невероятное, его больше не ужасала мысль уснуть и вернуться в черную пустоту. Часть его даже радовалась такой перспективе. К этому времени он понял, что пробуждения не будет и что его разум навеки вернется в то состояние, из которого на миг был вырван.
Он бесцельно блуждал по подземке, наугад садясь на поезда, пользуясь последней возможностью изучить своих собратьев-людей, прежде чем покинуть их. Он наблюдал за их деятельностью, их спешкой и самоуверенностью, но это все словно удалялось от него, он проходил, подобно призраку, через толпы людей, оставляя за собой след испуга и непонимания на лицах тех, с кем соприкасался.
И, наконец, он ощутил, как сон вторгается в его сознание, и состояния бодрствования и дремы переплетаются меж собой. Огромная черная пустота надвигалась, и он обнаружил, что наслаждается уничтожением своих бессмысленных мыслей. Одна за другой они исчезали, точно гаснущие свечи.
Вселенная стала гробницей. Во всей ее неизмеримой бесконечности все было мертвым и черным Звезды погасли, их жар давно выгорел. Ни одна планета не вращалась в беспредельной тьме — все они обратились во прах. Вечная ночь захватила все. Не было ни звука — всякая энергия исчерпала себя. Воцарилось полное безмолвие. Само время перестало иметь какое-либо значение. Вселенная была мертва бесконечно большую часть своего существования, период активности был лишь кратким мигом в ее начале. Космос был холодным, безотрадным и черным. Но он не был пустым Его населяли призраки, мертвенно-белые сущности, безмолвно кричащие в черной пустоте. В конце всего, среди праха и тьмы, в бесконечном и вечном одиночестве, эти погибшие души бродили у ее края, затерянные навеки.
Все как один, они потянулись к нему. Их волосы были белыми, а кожа застыла в состоянии вечного разложения. Мягкие пальцы ощупывали его в бессмысленных попытках ухватить. Он присоединился к ним в вечности ужаса, в маниакальном танце, в мучительном стремлении уцепиться друг за друга Их были миллиарды, разбросанных по всему космосу, — и, наконец, он стал единым со всеми остальными призраками мертвых ангелов.
Челси Куинн Ярбро
В СТАНОК ПРЯДИЛЬНЫЙ ОБРАТИ МЕНЯ
ЧЕЛСИ КУИНН ЯРБРО живет в Ричмонде, штат Калифорния, вместе с тремя властолюбивыми котами. Вот уже более сорока лет она — профессиональный писатель, награжденный многими премиями. За это время она издала более восьмидесяти книг, включая двадцать три тома исторически-вампирских хроник о Сен-Жермене. Опубликовано множество ее рассказов, эссе и обзоров, кроме того, Челси пишет серьезную музыку.
Она получила Всемирную премию для мастеров жанра в 2003 году, премию Fine Foundation за литературные достижения в 1993 году и (вместе с Фредом Саберхагеном) была в 1997 году представлена к рыцарскому ордену крепости Брашова «Трансильванским обществом Дракулы».
«В сороковые и пятидесятые годы, во время своих редких визитов к бабушке, жившей в долине Сакраменто, я часто замечала в нескольких милях от ее дома большую ферму, — вспоминает Ярбро. — Ею управляла религиозная община, ферма славилась отменными продуктами. Все женщины носили белые чепцы и длинные юбки и редко покидали ферму. Мужчины ходили в широких штанах, длинных рубахах и носили короткие, подстриженные скобкой бороды. Они были очень строгими, а их глава был настоящим фанатиком. Я часто гадала, на что похожа их жизнь. Одна из таких возможностей воплотилась в этом рассказе».
В станок прядильный обрати меня,
Твои Слова чтоб сделались опорой…
Черити Блейн стояла у окна, глядя на восток, на длинный грузовой поезд, проезжавший в полумиле отсюда и державший путь на север. Она считала вагоны — сто четыре, сто пять, сто шесть — и гадала, когда они кончатся. Отсюда до Канады было несколько мест, где поезда могли свернуть в другом направлении, так что проезжавшие вагоны могли завершить свой путь в Сиэтле, в Бойсе или, может быть, в Саскатуне. Даже на таком расстоянии она видела крупные надписи «ОПАСНЫЕ ВЕЩЕСТВА» на цистернах, но не могла прочесть, что именно они везут. Что-то ядовитое, несомненно.
Она вздрогнула и затянула завязки передника, неожиданно вспомнив, что ей следует быть на заднем крыльце, где в ведрах с кипятком ждут ощипывания две курицы. Тормозной вагон в конце вереницы из ста девяноста цистерн как раз показался в поле зрения, когда Черити отвернулась от окна; ей доставляло тайную — и грешную — радость, что отсюда, с края скита, видно шоссе и железную дорогу совсем не то, что из других двадцати трех домов, большинство из которых стояли так, чтобы скрыть полный скверны и тщеты современный мир от девяноста шести обитателей общины Братьев Слова.
Проходя через кухню, она увидела, что ее младшая сестра работает за маслобойкой, а бабушка лущит горох. «У бедняжки Грейс не все в порядке с головой», — подумала Черити, глядя, как семилетняя девочка с отсутствующим видом вертит ручку — бабушка всегда говорила, что если мышцы могут справиться не хуже электричества, то пусть работают мышцы, — и вновь подивилась, зачем Господь послал Грейс лихорадку два года назад и отнял у нее всю живость и очарование, оставив от девочки лишь бледную оболочку. «Нет-нет, никаких сомнений в Господней Воле», — мысленно добавила Черити, быстро оглянувшись через плечо, словно пытаясь убедиться, что ее проступок остался незамеченным. Такие вольности со стороны одной из тех, кого избрали ангелами, были бы непростительны.
— Что ты делала у окна? — резко спросила бабушка.
— Смотрела на поезд, — ответила Черити, зная, что врать нехорошо, да и бесполезно.
— Ты слишком большая для такого безделья, — сказала бабушка. — Не забудь попросить у Бога прощения за свое отлынивание от обязанностей. Будешь такой непослушной, и Брат Уайтлоу не позволит тебе остаться ангелом из Дщерей Эсфири.
— Да, мэм, — кивнула Черити и вышла на заднее крыльцо, тщательно закрыв кухонную дверь, чтобы ни одна муха не влетела в дом; уже наступала осень, но мухи по-прежнему летали тучами, а бабушка рассердится, если они влетят в кухню: Вельзевул был известен как Повелитель Мух, и потому вдвойне важно не впускать насекомых.
Пара безголовых кур лежала кверху лапами в двух больших ведрах, их рыжеватые перья промокли от окрашенной кровью воды, все еще слегка курившейся паром в теплом воздухе. Бабушка уже вынула потроха и другие внутренности, так что хотя бы от этой грязной работы Черити была избавлена, и когда она закончит, бабушка проследит за опаливанием кур. Черити уселась на трехногую табуретку и принялась за свой неприятный труд. Она забирала перья в горсть и дергала их против роста, обнажая полоски бледной кожи, которая почему-то напоминала сморщенные руки бабушки. Девушка складывала перья в сетку с мелкими ячейками, на просушку, и вскоре в воздухе уже летал пух, такой же навязчивый, как насекомые — во всем, кроме жужжания. За работой Черити пыталась молиться, как велел всем своим ангелам Брат Уайтлоу, но ее мысли разбредались, молитвы не шли на ум.
Зная, что бабушка слушает, Черити принялась читать вместо молитвы отрывок из пуританской поэмы, которую она выучила до того, как стала ходить в скитскую школу:
