Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

Герберт Суонборо,

Лоуэлл, Массачусетс

Дорогой Берти, после твоего возвращения в Америку мне стало очень тебя не хватать, поскольку ты – единственный человек в этом мире, с кем я мог разговаривать совершенно откровенно. Не знаю, что тому причиной, поскольку теперь, размышляя над этим, я вспоминаю, что никогда не имел счастья пользоваться твоим ответным доверием. Впрочем, возможно, что в этом виноват я сам. Может быть, несмотря на мои старания, ты не видел во мне хорошего собеседника. Могу лишь сказать, что для меня ты был именно таким хорошим собеседником, который может не только выслушать, но и понять, и прочувствовать то, что ему говорят. Знаешь, порой меня посещает мысль, что я бываю слишком назойлив. И все же нет, всеми фибрами души я чувствую, что мои откровения не утомляют тебя.

Помнишь ли ты Каллингворта из университета? Занятия по атлетике ты не посещал, поэтому вполне может быть, что не помнишь. Как бы то ни было, я буду исходить из того, что ты его не помнишь, поэтому расскажу все с самого начала. Хотя, может статься, что ты узнал бы его по фотографии, потому что он был самым уродливым студентом на нашем потоке, и на такое лицо просто невозможно не обратить внимание.

Он был хорошим атлетом, одним из самых быстрых и напористых форвардов в университетской команде регби, которых я когда-либо видел, только играл он слишком грубо, поэтому на международные соревнования его не выпускали. Он был высоким, наверное, около пяти футов девяти дюймов, с широкими плечами и развитой грудной клеткой, и у него была своеобразная, какая-то подпрыгивающая походка. Голова у него большая и круглая, как мяч, а волосы – короткие, жесткие и торчащие, словно щетка. Лицо у него удивительно уродливое, но это уродство, так сказать, осмысленное, которое так же привлекательно, как красота. Подбородок и надбровья – угловатые, как будто наспех вырубленные из куска камня, нос хищный с красными ноздрями, водянистые близко посаженные глазки могут принимать как очень веселое, так и исключительно грозное выражение. Верхнюю губу его украшают жесткие усы, зубы у него желтые, крупные и выпирающие. Можно добавить, что он никогда не носит воротничка или галстука, шея его цветом и видом напоминает кору шотландской ели, а голос и в особенности смех – рев быка. Теперь ты можешь себе представить (если, конечно, тебе удастся мысленно соединить все это в одну картину) внешний облик Джеймса Каллингворта.

Однако в этом человеке наиболее интересен был не внешний, а внутренний облик. Я не хочу делать вид, будто знаю, что такое гений. Мне всегда казалось, что Карлейль{76} дал очень хорошее, ясное и лаконичное определение тому, чем гений не является. Помимо того, что гений является бесконечным источником мук, его основной характеристикой я, на основе своих наблюдений, мог назвать то, что он позволяет своему носителю добиваться определенных результатов, так сказать, инстинктивно, в то время как остальные люди могут достичь таких же результатов исключительно тяжелым, упорным трудом. В этом смысле Каллингворт является величайшим гением из всех мне известных. Я никогда не видел, чтобы он работал, и тем не менее награду по анатомии получил именно он, а не остальные студенты, которые корпели над учебниками по десять часов в сутки. Этому можно было бы и не придавать особого значения, ведь могло быть и так, что днем он просто делал вид, что ничего не делает, при этом наверстывая упущенное по ночам, но достаточно было заговорить с ним на какую-то отвлеченную тему, чтобы убедиться в его оригинальности и необычных способностях. Если его спрашивали, допустим, о торпедах, он тут же брал в руки карандаш и на обороте старого конверта, выуженного из кармана, набрасывал схему какого-нибудь хитроумного устройства для пробивания судовых сетей и бортов, которое, несомненно, с технической точки зрения, было невозможным, но выглядело весьма правдоподобным и новым. Рисуя чертеж, он хмурил ершистые брови, от усердия маленькие глазки его блестели, а губы сжимались в тонкую полоску. В завершение он хлопал по работе раскрытой ладонью с восторженным криком. Глядя на него в ту минуту, можно было бы подумать, что изобретение торпед – его единственная цель в жизни. Но уже в следующий миг, стоило лишь высказать удивление по поводу того, как древним египтянам удавалось затаскивать огромные каменные блоки на верхушки пирамид, снова появлялись карандаш и конверт, и он с тем же усердием и энергией погружался в составление схемы, подсказывающей решение с инженерной точки зрения. Эта изобретательская жилка соединялась в нем с необычайной возбудимостью. Расхаживая из угла в угол комнаты своей чудной торопливой походкой после какого-нибудь подобного изобретения, он за пять минут успевал его запатентовать, взять тебя в деловые партнеры, внедрить свою находку во всех странах мира, обозреть все области ее применения, подсчитать возможные барыш´и, придумать, как их выгодно пустить в оборот и, наконец, удовлетвориться самым большим состоянием, когда-либо заработанным одним человеком. И его речи захватывали, ты проделывал каждый шаг вместе с ним, после чего испытывал дикое разочарование, когда опускался с небес на землю, и, идя по улице с керковским учебником физиологии под мышкой, вдруг начинал понимать, что ты всего лишь бедный студент и в кармане у тебя едва ли хватит монет, чтобы как следует пообедать.

Только что я перечитал написанное и понял, что все-таки не сумел передать, как дьявольски умен Каллингворт. Его взгляды на медицину иначе как революционными не назовешь, но я думаю, что, если все пойдет должным образом, у меня еще будет возможность подробно написать об этом. При удивительном и необычном даре, прекрасных физических данных, странной манере одеваться (шляпу он носил исключительно на затылке, а горло никогда не прикрывал), при зычном голосе и безобразном, притягивающем лице, это была настоящая личность, наделенная такой внутренней силой, которой я не встречал больше ни у кого другого.

Тебе, возможно, покажется, что я слишком много внимания уделяю этому человеку, но, поскольку, как мне кажется, его жизнь необычайно тесно переплелась с моей, для меня он представляет особенный интерес. Я пишу все это для того, чтобы, с одной стороны, оживить собственные полузабытые мысли и ощущения, и с другой – в надежде, что рассказ мой покажется тебе занятным и интересным. Поэтому мне кажется, что не лишним будет привести еще один-два примера, которые позволят тебе получше понять его характер.

Он не лишен определенного геройства. Как-то раз он был поставлен перед выбором: либо скомпрометировать леди, либо спрыгнуть с третьего этажа. Не задумываясь ни на секунду, он выбросился из окна, и только чудо помогло ему остаться в живых. Сначала он упал на ветки лаврового дерева и лишь потом свалился на землю, которая после недавнего дождя была достаточно мягкой, так что отделался он лишь синяками и ушибами. Я думаю, это может перевесить многие недостатки, которые у него, конечно же, есть.

В университете он любил шумную мальчишескую возню, но лучше было избегать с ним подобных игр, потому что невозможно было предугадать, чем это закончится. Норов у него был просто дикий. Я видел, как он в секционных залах начинал резвиться с кем-то из друзей, но потом совершенно неожиданно веселость его куда-то уходила, глаза наливались кровью, и в следующую секунду они уже катались под столом, сцепившись, как собаки. Когда их растаскивали, от душащей его злости он даже не мог говорить, только шумно дышал, а жесткие волосы его топорщились, как на загривке у бойцового терьера. Однако эта драчливость порой находила и лучшее применение. Помню такой случай. Однажды наш университет посетил один видный лондонский специалист, и во время лекции кто-то с переднего ряда постоянно что-то выкрикивал с места и мешал ему до такой степени, что профессор наконец не выдержал и обратился к аудитории. «Эти реплики просто невыносимы, джентльмены, – сказал он. – Может меня кто-нибудь избавить от этого шума?» – «Эй, господин на переднем ряду, придержи язык», – гаркнул с места Каллингворт своим зычным басом. – «А кто меня заставит? Может, ты попробуешь?» – ответил на это парень с переднего ряда и презрительно глянул на него через плечо. Тогда Каллингворт закрыл тетрадь и стал спускаться вниз по партам, к радости трехсот зрителей. Довольно забавно было наблюдать за тем, как осторожно он шел, стараясь не наступить на чернильницы. Когда он наконец спустился и спрыгнул на пол, его оппонент встретил его прямым ударом в лицо. Однако Каллингворт вцепился в него бульдожьей хваткой и выволок из аудитории. Что он там с ним делал, я не знаю, но грохот из-за двери раздался такой, будто там выгрузили тонну угля, после чего добровольный блюститель порядка спокойно вернулся в аудиторию, как будто ничего особенного не произошло. Один глаз у него сделался похож на перезрелый тернослив, но, пока он шел на свое место, мы приветствовали его троекратным ура. После этого он вновь углубился в изучение опасностей, которыми чревата placenta praevia{77}.

Похожие книги на "Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)", Артур Дойл читать полностью, без сокращений.

Джеймс Джойс - Джакомо Джойс

Джек Вэнс - Глаза другого

Джeк Вэнс - Глаза верхнего

Джеймс Джойс - Дублинцы

Джеймс Джойс - Сестры