Юнас Гардель - Вот так уходит день от нас, уходит безвозвратно
— Я тебя слышу! — кричит Анна.
— Алло? — отвечает Хокан.
Анна выключает музыку, чтобы Хокан лучше ее слышал.
— Говорю, главное, чтобы ничего не случилось! Езжайте потихоньку!
— Я ничего не слышу! — говорит Хокан.
— Я говорю, главное…
Разговор прерывается.
— …чтобы ничего не случилось.
Таково условие рая.
На всякий случай она решает почистить креветки, чтобы они не испортились. От несвежих морепродуктов может случиться что угодно. С этим шутить нельзя. Кассету с порнухой Анна кладет обратно на верхнюю полку шкафа. Не важно уже теперь. Она смывает с себя макияж и переодевается в домашний халат. Снимает лифчик «Анжелика», чулки на резинке Stay-up и стринги. Ничего, как-нибудь в другой раз. Будет еще повод. Шампанское, кстати, тоже можно будет выпить по другому поводу. Может, и правда стоит сохранить его до миллениума — мало ли, вдруг они так и не попадут в «Дьюти Фри» в ближайшие несколько лет. А креветки нельзя есть среди ночи. Они плохо перевариваются. От них болит живот и снятся кошмары. Кому это нужно? И потом, теперь это уже не важно.
Полночь Анна встречает, лежа на своем водяном матрасе. Потому что она устала, да и какая разница — лежать в постели или где-то сидеть. Она звонит Хокану на мобильный, чтобы узнать, где они сейчас едут. Но вместо Хокана ей отвечает автоматический голос, который говорит, что абонент временно недоступен.
Судя по звукам, соседи вовсю празднуют. Анна слышит, как снаружи взрываются фейерверки и хлопушки, кричат дети, сигналят машины, взрослые орут «С Новым годом!» и еще где-то вдалеке, кажется, визжит сирена, но ей, может быть, померещилось.
Скоро весь этот непривычный шум умолкнет, и на смену ему придут обычные ночные звуки типовых коттеджей. Звуки ее жизни. Если совсем затаиться и задержать дыхание, то слышно, как шуршит напряжение в выключателе от лампы. Через некоторое время начнут подъезжать такси, возвращая по домам соседей, которые встречали новый год в гостях. Она услышит пьяные голоса, услышит, как включают маленькую лампочку в салоне, чтобы пассажиры могли расплатиться, почувствует струю прохладного воздуха, когда пассажиры хлопнут дверью и выйдут на улицу, услышит, как такси уедут, выполнив свою миссию. Все это Анна будет слышать в мельчайших подробностях.
Она лежит в постели и ждет. Хокан с детьми должны вот-вот приехать. Хокан отнесет спящих детей в детскую. Потом съест перед сном бутерброд, почистит зубы и поднимется в спальню. Еще Анна услышит, как он спускает воду в унитазе, как Йеспер и Никлас ворочаются во сне. Через пол и стены будет глухо доноситься шум стиральной машины, потому что Хокан, вернувшись, сразу включит ее, он всегда так делает.
Вот так выглядит ее жизнь.
Ограниченная и замкнутая. Через шесть часов зазвонит будильник, потому что Анна забыла его отключить. И когда будильник запищит, Анна, как всегда, нажмет кнопку отсрочки звонка и уснет снова.
Свод вселенной сомкнулся над ними, и очень скоро закончится второе тысячелетие от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.
33.
То ли дело в изменении климата, то ли в излучении от вышек сотовой связи, то ли что-то там с колебаниями воздуха, но европейские почтовые голуби все труднее находят дорогу домой. В последние годы это тенденция: голуби все реже возвращаются. Они либо прилетают в другое место, либо, выбившись из сил, погибают где-то по дороге.
Все скандинавские клубы голубеводов бьют тревогу. Сконские голуби в Норрланде, чешские голуби в Дании — одна и та же беда повсюду, птицы не возвращаются. А ведь известно, что голуби великолепно ориентируются и всегда находят дорогу домой.
Сразу возникло множество предположений. Многие клубы сошлись во мнении, что это как-то связано с изменениями магнитного поля.
— Мы, конечно, не беремся утверждать, но очень вероятно, что резко возросшее в последние годы использование сотовой связи создает помехи, которые влияют на способность голубей ориентироваться, — говорит Вигу Элофсон из Кристианстада, председатель Скандинавской федерации голубеводов, в которой числится до шести тысяч членов.
Над всей Европой мечутся почтовые голуби. Растерянные, изможденные, они никак не могут найти дорогу домой. Что-то произошло, и голуби больше не знают, куда им лететь. Они смотрят на землю, но больше не узнают ее.
Все изменилось.
На древнем каменном мосту возле одного поселка в Вестерботтене есть гостевая книга для проезжающих мимо путешественников. Там стоят подписи Йона и Эрика, там подписались Биргитта и Кай, проезжавшие мост по дороге в Арвидсъяур, и еще подписался там один человек, приехавший повидать места своего детства. Он написал, что часто бывал в Вестерботтене еще мальчишкой, они приезжали сюда с отцом, и вот он сам уже немолод, приехал сюда половить рыбу в быстрине Бастусель, а быстрины больше и нет.
В книге так и написано: «А ее больше и нет».
Тоска по тому, чего больше нет. Стремление остаться. Вот в чем дело. То, что есть, хочет жить дальше. Хочет остаться. Не исчезнуть бесследно. И в этом все дело.
В конце мужчина написал: «Все изменилось».
И это так. Все изменилось, но в то же время осталось прежним.
Леса и болота, трясины и просеки, докучливые комары и исчезающие проселочные дороги, знаки ограничения скорости до 90 км/ч, которых всегда слишком много, поликлиника и библиотека, придорожный киоск и хот-доги, тоска и, главное, это проклятое одиночество и тяжелое серое небо над головой в ожидании явления Христа или ведущего «Бинго-шоу» в шведской провинции, параболические антенны повсюду, лотереи «Лион», освещенная лыжня и почтовые голуби, которые летают высоко в небе, в поисках дома, которого больше нет, и люди, которых охватывает тоска и печаль при виде любой красоты — заката солнца на море или августовских звездных ночей.
Красота переполняет наши сердца настолько, что они вот-вот взорвутся.
Потому что скоро уже наступит ночь. И все изменится.
Три тинейджера меряют в секонд-хенде одежду 70-х годов.
Трикотажные водолазки типа «лапша». Тоненькие рубашки в цветочек с широким воротником. Та самая одежда, которую я когда-то носил и которую никогда уже не надену.
Один из мальчиков, самый смазливый, напевает себе под нос старую песенку Дэвида Боуи.
There's a Starman waiting in the sky…
И то ли из-за того, что он такой смазливый, то ли потому, что я им завидовал, то ли мне захотелось, чтобы они увидели, что я свой, а не просто какой-нибудь старпер, — в общем, сложно сказать, что мною двигало, я набрался мужества и сказал:
— Как здорово, что молодежь снова слушает Дэвида Боуи.
Я так и сказал.
Сказал — и тут же пожалел. Пожалел настолько, что у меня защемило в груди.
Это была самая большая глупость, которую я сморозил за всю свою жизнь. В магазине все тут же замерли и молча уставились на меня, а мои слова эхом отдавались в тишине, словно из могилы.
— Почему «снова»? — устало спросил Смазливый.
— Ну как, в восьмидесятые все слушали Боуи, — промямлил я и подумал, что, должно быть, для этих мальчишек 80-е — допотопные времена.
Если им сейчас по шестнадцать, то, когда 80-е начались, им было по три года.
— Да я давно уже люблю Боуи, — пожал плечами Смазливый, и я задумался, что такое в его понимании «давно».
Три месяца? Шесть? Может быть, год?
— А тебе нравится Ленни Кравиц? — спросил он вдруг, и я покраснел от гордости. Со мной можно разговаривать!
Теперь важно было не промахнуться и правильно ответить.
— Ну да, — ответил я и попытался сделать томный вид. — Звучит точно как в 1971-м.
— Конечно! — обрадовался парень. — Звучит точно как Джимми Хендрикс. Послушай, например, басы, вообще не отличить!
— Хотя Хендрикс, конечно, лучше! — блистательно соврал я.
Я никогда в жизни не слышал ни одной песни Хендрикса.
Мне совершенно безразличен Хендрикс.
Мне Хендрикс нужен как прошлогодний снег.
— А чем? — удивился Смазливый. — Чем Хендрикс лучше?
— Ну, оригинал всегда интереснее… — растерянно пробормотал я.
Парень посмотрел на меня с искренним сочувствием.
— Ты чего, чокнутый? — сказал он наконец. — Если музыка хорошая, то это вообще не важно!
Конечно же он прав. Если Джими Хендрикс и Ленни Кравиц звучат одинаково, то совершенно не важно, кто из них первичен, а кто вторичен, где подлинник, а где копия.
Может быть, на самом деле Ленни Кравиц — подлинник, а Хендрикс копия. Откуда нам знать?
