Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад

1. В тот век, когда, прогневана Семелой
На племя Фив, Юнона столько раз
Его губила в злобе закоснелой,[656] —

4. Так обезумел лютый Атамас,
Что, чад своих узрев в руках супруги,
Вскричал рабам, от бешенства ярясь:

7. «Расставим сети здесь у брода, други,
Чтоб львицу с львятами поймать в сетях!»
Потом, Леарха вырвав у подруги,

10. И, злобно сжав в безжалостных когтях,
Разбил его о груду скал с размаха;
С другой же ношей мать спаслась в волнах.[657]

13. Или когда унизил рок до праха
Величье Трои в брани роковой
И с царством царь погиб в годину страха,

16. Гекуба, мать, убитая тоской,
Вотще с врагом за Поликсену споря
И Полидоров видя труп ногой,

19. Повергнутый на шумном бреге моря,
Вдруг обезумела, как пес завыв:[658]
Так ум ее расстроился от горя!

22. Но никого ни в Трое, ни средь Фив,
Во время оно до такого гнева
Не доводил безумия порыв,

25. Как здесь, я видел, две души налево,
Нагие, мчались, грешников грызя,
Как две свинья, бежавшие из хлева.

28 Одна из них, в Капоккио вонзя
Под горлом зубы, повлекла злодея,
По камням дна терзая и разя»

31. Тут Аретинец, в ужасе бледня,[659]
Сказал: «То Скикки! зол, неукротим,[660]
Он нас грызет, безумной тенью вея.» —

34. «О если хочешь, чтоб бегущий с ним
В тебя не мог» я рек «зубами впиться,
Скажи: кто он, пока еще он зрим!» —

37. Я он в ответ: «То дух преступный мчится,
Дух Мирры древней, вздумавшей с отцом
Не должною любовью насладиться.

40. К отцу явившись в образе чужом,
С ним предалась она любви греховной![661]
Бегущий с ней подобен ей во всем:

43. Честь табуна прияв ценой условной,
Он род Донати взялся разыграть.
И приложил печать к его духовной.»

46. Когда умчались два безумца вспять,
Я отвратил от них глаза со смутой
И стад других проклятых созерцать.

49. Гляжу: один сидит, как лютня, вздутый,
Когда б отнять у грешника долой
Ту часть, где бедра у людей примкнуты.[662]

52. От тягостной болезни водяной —
Которая, член искажая каждый,
Лик иссушает, вздув живот горой,[663] —

55. Не мог он губ сомкнуть хотя б однажды,
Как чахнущий, которого уста
Иссохшие разверзлись от жажды.

58. «О вы, которых в страшные места
Ведет не казнь (а почему, не знаю!)»
Сказал он нам: «взгляните вы сюда!

61. Маэстр Адам, как я томлюсь, страдаю![664]
Живой имел я все, чего желал,
Ах! здесь одной лишь капли вод желаю!

64. Ручьи, что в Арно катятся со скал
По зелени пригорков Казентина,[665]
Где так игрив, так светел их кристалл, —

67. Всегда передо мной, а вот причина,
Почто мне лик, сильней недугов всех,
Так иссушает тех ручьев картина.

70. Суд праведный, карающий мой грех,[666]
Край, где грешил я, мне затем представил,
Чтоб беспрестанно я вздыхал как мех.

73. Вон там Роменя, град, где я подбавил
Худой состав в крестителеву смесь:[667]
Зато в огне я тело там оставил.

76. Но если б Гвид, иль Александр был здесь,
Или их брать: чтоб знать, как он наказан,[668]
Я отдал бы источник Бранды весь.[669]

79. Один уж здесь, коль верить я обязан
Тому, что Скикки мне твердил в бреду;
Но что мне в том? я по ногам здесь связан!

82. Будь легок я хоть столько на ходу,
Что во сто лет прошел бы дюйм, не боле,
То и тогда б пошел я в путь в аду

85. В толпе больных искать его на воле,
Хотя кругом в двенадцать миль больших[670]
И поперек в полмилю это поле.

88. В семью такую я попал за них;
По просьбе их, я меди три карата[671]
Вмешал в состав флоринов золотых.»

91. И я: «Кто ж эти два твоя собрата
Лежат направо близ тебя, дымясь,
Как мокрая рука, в мороз подъята?[672] —

94. «Я их нашел, низвергшись в эту грязь;»
Он отвечал: «с тех пор лежат безгласно
И будут в век лежать, не шевелясь.

97. Одной Иосиф обвинен напрасно;[673]
Другой из Трои лживый грек Синон:[674]
В гнилой горячке так смердят ужасно.» —

100. Тут гордый грек – был видно оскорблен
Постыдным именем – в тугое брюхо
Его ударил кулаком, и звон

103. Как барабан оно издало глухо;
А мастр Адам, ожесточась от мук,
Хватил его рукой не легче в ухо,

106. Сказав: «Пускай лишил меня недуг
Движенья ног; но знай, на службу эту
Еще никто не приковал мне рук.» —

109. «Не так проворен ты казался свету,
Идя в огонь;» сказал Синон в ответ:[675]
«Зато проворней выбивал монету.»

112. А тот ему: «Ты прав, в том слова нет;
Но так ли прав ты был, когда Трояне
Тебя просиди им подать совет?» —

115. «Я лгал в словах, а ты солгал в чекане;»
Сказал Синон: «один лишь грех на мне;
С тобой же вряд сравнится бес в обмане.» —

118. «Эй, вероломец! вспомни о коне!
Весь мир узнал обман твой пресловутый;»
Сказал брюхан: «казнись за то вдвойне!»

121. Но грек: «А ты казнися жаждой лютой,
Пока язык твой треснет и живот,
Водою тухлой как гора раздутый!»

124. Тогда монетчик: «Разорви ж ты рот
За злую речь! пуст я раздут водою»
Пусть жаждою томлюсь я круглый год,

127. За то в жару с больной ты головою!
А чтоб лизнуть Нарциссова стекла[676]
Вряд остановка будет за тобою.» —

130. Их злая брань весь ум мои завлекла;
Но тут поэт: «Смотри, еще не много —
И между нас посеется вражда.»

133. И я, услышав глас поэта строгий,
Спешил к нему с таким в лицо стыдом,
Что и досель смущаюсь дум тревогой.

136. Как человек, томимый страшным сном,
Во сне желает, чтобы сном остался
Внезапный страх, смутивший сердце в нем:

139. Так без речей в смущеньи я терялся,
Желая извиниться, и, того
Не замечая, молча извинялся.[677]

142. Но вождь: «Проступок больший твоего
И меньшею стыдливостью смывают:
Смири ж тревогу сердца своего.

145. Но помни: всюду на тебя взирают
Глаза мои, когда придем туда,
Где спор подобный люди затевают:

148. Внимать ему не должно без стыда.[678]»

1. Язык, меня так сильно уязвивший,
Что от стыда весь лик мой запылал,
Был мне и врач, боль сердца утоливший.[679]

4. Так Ахилесс – я некогда слыхал —
Сперва разил копьем своим нещадно,
А после им же раны исцелял.

7. Расставшись с сей долиной безотрадной,
Мы в гробовом молчанье перешли[680]
Лежавший вкруг нее оплот громадный.[681]

10. Был сумрак здесь, ни день, ни ночь земли,
И взор не мог проникнуть в воздух сжатый;
Но слышал я столь громкий рог вдали,

13. Что перед ним ничто громов раскаты,
и я, на встречу звуку, поспешил
Направить очи, ужасом объятый.

16. По страшной битве, где не довершил
Великий Карл священного обета,
Не так ужасно в рог Орланд трубил.[682]

19. Я вверх взглянул, и в воздухе без света,
Казалось, зрел высоких башен ряд
И рек: «Учитель, что за крепость эта?»

22. А он: «За то, что в адский мрак и смрад
Ты слишком вдаль глядишь, воображенье
Густою мглой твой обмануло взгляд.

25. Пришед туда, поймешь, как отдаленье
Обманчиво для ваших чувств порой;
Но несколько ускорь свое теченье.»

28. И, длань мою взяв ласково рукой,
Сказал: «Пока достигнем той стремнины,
Чтоб менее смущался разум твой,

31. Узнай: не башни то, но исполины
Над кладезем возносят грозный стан,
Погружены по пояс в глубь пучины.»

34. Как взор, когда рассеется туман,
Распознает предметы понемногу
Сквозь пар, которым воздух был заткан:

37. Так, подаваясь далее в дорогу
И взор вперяя в мрак густой, я вдруг
Прогнал мечту и в грудь вселил тревогу.

40. Как на горе, занявши полный круг,
В венце бойниц стоит Монтереджиони:[683]
Так высятся над кладезем вокруг,

43, Таясь до чресл в его глубоком лоне,
Гиганты, им же олимпийский бог
Еще грозит, когда гремит на троне.[684]

46. Лик одного уж рассмотреть я мог,[685]
Рамена, грудь, вдоль ребр висящи длани
И весь живот почти до самых ног.

49. Пресекши род чудовищных созданий,
Природа, сколь была добра ты к нам,
Отняв столь лютых палачей у брани.

52. И если жизнь даруешь ты слонам
Или китам, то всяк с рассудком ясным
Поймет твою премудрость: ибо там,

55. Где злая воля связана с ужасным
Избытком сил, где разум зол и дик,
Там более защ[686] иты нет несчастным.

58. Огромен, толст казался страшный лик,
Как в Риме шар с гробницы Адриана,[687]
И соразмерно с ним был рост велик.

61. От скал, служивших запоном для стана,
На столько вверх вздымался призрак сей,
Что тщетно б три фригийца великана

64. Достичь пытались до его кудрей:[688]
Пальм тридцать было до той части тела,[689]
Где пряжкой плащ застегнут у людей.

67. «Mai amech zabi almi rafela!»[690]
Тут завопила бешеная пасть,
Что никогда иных псалмов не пела.

70. Но вождь: «Глупец! твоя ничтожна власть;
Возмись за рог и речью непонятной
Излей свой гнев, или другую страсть.

73. Сыщи ремень у выи, дух развратный!
Помешанный! на нем твой рог висит;
Смотри, вот он у груди необъятной.»

76. И мне потом: «Он сам себя винит;
Он был причиной, он – Немврод ужасный,
Что мир наречьем разным говорит.[691]

79. Оставь его; с ним говорить напрасно:
Как для него невнятна речь людей,
Так и его наречье всем неясно.»

82. Тут мы пошли и встретили левей,[692]
На перелет стрелы из самострела,[693]
Другую тень огромней и страшней.

85. Не знаю, кто сковал ее так смело;
Но спереди на шуйцу ей легла,
А на руку десную сзади тела

88. Стальная цепь, которая была
Протянута от плеч до края бездны
И тень пять раз спиралью обвила.

91. «Надменный сей, потрясший своды звездны,
Дерзнул вступить с державным Зевсом в брани,
Сказал поэт: «здесь суд ему возмездный.

94. То Эфиальт, с богов сбиравший дань,
Когда гиганты их смутили спором;
Теперь во век его недвижна длань.[694]»

97. А я: «Скажи, где Бриарей, в котором[695]
Такая мощь? желал бы я, поэт,
Громадный рост его измерить взором.» —

100. «Вблизи от нас Антей,» он мне в ответ:[696]
«Он говорит и не закован в цепи;
Он впустит нас в пучину лютых бед.

103. Но Бриарей там далее в вертепе:
Он столь же дик и скован навсегда;
Но страшный вид его еще свирепей.»

106. С подобным треском башню никогда
Не рушила землетрясенья сила,
С каким потрясся Эфиальт тогда.

109. О! никогда так смерть мне не грозила,
И если б я не зрел на нем цепей, —
Одна боязнь меня бы умертвила.

112. Тогда пошли мы дальше, где Антей
Из пропасти поднял чело в гордыне,
До головы имея пять локтей.[697]

115. «О ты, губитель львов на той долине,
Где Сципион такую честь стяжал,
А враг его бежал во след дружине![698]

118. О! если б ты с гигантами бросал,
Как с братьями, на небо гром оружий,
То, верно б, рок победой вас венчал,

121. Сыны земли, воинственные мужи!
В труд не вмени нас опустить в тот край,
Где весь Коцит оледенел от стужи.

124. Идти к Тифею нас не принуждай;[699]
Тебе за все воздать мой спутник может;
О! наклонись и глаз не отвращай.

127. Твою он славу в мире том умножит:
Он жив и ждет жизнь долгую себе,
Коль ранний срок ей Благость не положит.

130. Так вождь молил и, вняв его мольбе,
Антей огромные раздвиг объятья,
Которых мощь Алкид познал в борьбе.

133. «Скорей ко мне, чтоб мог тебя обнять я!»
Вскричал поэт, когда был схвачен им:
И мы друг друга обняли как братья.

136. Как Карисеида, – если взор вперим
На склон ее, когда над ней промчится
Тень облака, – склоняется пред ним:[700]

139. Так он спешил всем телом наклониться,
И в ужасе в ту бездну в хлад и мрак
Иным путем желал бы я спуститься.

142. Он нас спустил туда, где вечный враг
С Иудой стынет в бездне подземельной,
И, наклонен, сам не остался так,

145. Но вдруг поднялся мачтой корабельной.