Виктор Шепило - Ночь на площади искусств
— Что? Как?! — возмутился Мэр, — Я живу среди прилипал и подхалимов? В своем городе в неволе? Как эта полицейская ищейка? Полковник, разберитесь с этим косматым. В Багдаде должно быть все спокойно.
— Уже разобрались, — ответствовал полковник, — Проваливай, волосатик. И не попадайся мне на глаза.
— Меня укусила собака. Дайте справку, что она не бешеная.
— Проваливай, — в ярости повторил полковник, — Иначе тебе всадят столько уколов, что ты будешь бегать не только от служебных собак, но и от городских воробышков.
Пауль упирался. Неизвестно, чем бы эта перепалка закончилась — возможно, позорным возвращением в камеру, — как вдруг откуда ни возьмись появился Карлик. Он принялся обнимать и целовать в плечико «великого артиста». Узнав о случившемся, Карлик лишь презрительно отмахнулся:
— Собачонок полицейский укусил? Экое горе! Меня кто только не кусал! Кто только не посягал на мою несчастную жизнь! И в океане тонул, и с чердака сбрасывали, и полотенцем душили. А собаки — это такие пустяки! Если б кто знал, как больно бодает дикий винторогий козел в период беременности любимой козлихи. И ничего, живем, мой золотой! Протяните друг другу руки.
— Нет, я этого так не оставлю, — совершенно потерял чувство самосохранения Пауль. Он даже пригрозил полковнику.
— Брось, — уговаривал его Карлик, — Сейчас на главной эстраде невероятное выступление. Из Австралии прибыла капелла непорочных девиц. Пятьдесят отборных шикарных девственниц!
Глаза у Пауля заблестели. Он развернулся и направился в сторону главной эстрады. Оживившийся пеликан вприпрыжку устремился за ним. К эстраде потянулись и все остальные. Даже полковник заинтересовался, на время забыв о пропаже злосчастного Ризенкампфа.
Рукопожатие Баха
Клара Ткаллер и Матвей Кувайцев двигались по узкому коридору третьего этажа концертного зала. Клара шла впереди и освещала путь своей газовой зажигалкой. Матвей чуть отставал, непрерывно размышляя, правильно он поступает или нет. С одной стороны, он, конечно, хотел бы помочь Ткаллеру, но с другой — чувствовал себя не то заговорщиком, не то жуликом. Но хуже всего было то, что он не видел единственно правильного выхода из такого запутанного положения. Матвей и Клара молчали. Шагов не было слышно — шли по ковровому настилу. В тишине коридора волновалось и, казалось, жило своей потаенной жизнью пламя зажигалки. И от этого волнения качались тени идущих.
Так добрались до лестничной клетки, и Клара уже собиралась спускаться вниз, как почему-то внезапно остановилась. Прислушалась. Вдруг рука ее дернулась, пламя погасло, и Клара взвизгнула. Через мгновение визг повторился. Матвей шагнул в сторону, прижался к стене и, стараясь не шуметь, в полнейшей тишине попятился назад. Без всяких колебаний он решил, что в здании засада и плутовка Клара заманила его в эту ловушку. Матвей решил спасаться.
Развернувшись, он побежал назад по коридору. В темноте нашел дверь, нащупал замочную скважину, трясущимися руками сунул в нее ключ… Проклятие! Ключ не поворачивался ни вправо, ни влево. Матвей его и так, и этак — не выходит. Подналег на дверь плечом, хотел по-русски вышибить к растакой матери, но буржуазная дверь не только не вылетела, но и не скрипнула. Неожиданно для самого себя Матвей, чувствуя по всему телу мурашки, начал шептать в дверь. И не кому-нибудь, а Маршам — Траурному и Свадебному, ощущая лишь в них надежную поддержку и достойную опору.
Он шептал, что вернулся переплетчик, просит открыть, так как затеяли коварные люди нечистое дело с обманом и запугиванием… Не допустите, господа! За толстой дверью молчали. Кувайцев сообразил, что в этом коридоре несколько одинаковых дверей. Не перепутал ли? Как же в сплошной темноте отыскать? Матвей прислонился к стене, соображая, где же можно спрятаться до утра, переждать. Медленно опустился на корточки — ноги уже не держали.
— Господин Матвей, где вы? — послышалось в темноте.
Кувайцев не отзывался. В конце коридора появился огонек. Клара еще раз окликнула Матвея и направилась к нему. Переплетчик наблюдал за приближением огонька и двигающейся тенью. Тень была огромной. Казалось, что стройной Кларе не может принадлежать такая чудовищная тень. Матвей пытался разглядеть, кто крадется за Кларой. Он был убежден, что она не одна. Не может быть одна. Когда женщина подошла ближе, Матвея удивил блеск ее огромных глаз. Будто лампочки с отражателями горели эти глаза. Матвей замер в нише. Клара прошла, глядя вперед, и не заметила его. Убедившись, что за ней никого нет, переплетчик все-таки негромко окликнул ее:
— Эй…
— Матвей! Господин Матвей! — обрадовалась Клара, — Слава богу! Я испугалась, что вы меня бросили!
— Клавочка, я уж ничего не соображаю, — как родной, признался ей Матвей, — А чего вы так визжали?
— Там мыши.
— Да хоть дикие кабаны.
— Мышь страшнее.
Клара подошла к Матвею и начала быстро говорить, что это не по-мужски — бросать даму в коридоре наедине с мышами. Им надо спешно идти, иначе они могут опоздать.
— Давайте лучше вернемся, — предложил Матвей, — Вот только я никак не могу открыть дверь.
В это время он прикидывал, как бы от Клары отбояриться, чтобы не ввязываться в историю. Кому верить? Все тут чужие. И дальше никакого просвета. Как это ужасно, что он не дома. Русскому человеку хорошо только дома. А тут все чужое, да еще и нежить прибавилась. Ох, сразу он почувствовал неприязнь к этому залу. И дух здесь тяжелый, подвальный.
Клара же в это время твердила, что отступать никак нельзя. Что легче всего отсидеться за толстой дверью… Кстати, господин Матвей перепутал двери, потому и не мог открыть. И это знак, что нужно все-таки спуститься в кабинет Ткаллера и с ним все обсудить…
Ткаллер же в это время расхаживал по кабинету, уговаривая самого себя смириться. Результат есть. Кого обманывать? Зачем? Спору нет, компьютер выдал истину. Если вдуматься, иного результата быть и не может. Разве он узнал что-то новое? Но судьба зала! К такому торжественному открытию публика, конечно, не готова. Каждый год открывать сезон Траурным маршем? А городские часы будут ежечасно наигрывать эту мелодию? Тут не только на концерты никто ходить не будет, а и город станут объезжать десятой дорогой. А как же туризм? Крах, крах, полнейший крах!
Что-то Клара долго не идет. Скорее всего, этот русский уперся и стоит на своем, хоть миллион ему предлагай. Нет уж, тут поправить ничего нельзя. Ткаллер погасил свет, оставив только ночник, прилег на диван. Мигом навалилась усталость, даже в сон потянуло. Стал было дремать, как в дремлющее сознание вклинился шум оваций на площади. «Резвятся, — подумал Ткаллер, — Поют. Танцуют. Живут люди согласно своим страстям, чувствам. Все правильно, все хорошо… Так и должно быть».
Вскоре площадь затихла. В этой тишине Ткаллер вновь стал погружаться в сон и вдруг услышал неподалеку от себя какой-то скрежет. Нехотя, лениво приоткрыл глаза и увидел в углу мышку. Обманутая тишиной, мышка подбежала к нотному листу, упавшему со стола. Принюхалась. Обстоятельно принюхалась — и вдруг, пискнув, не побежала, а буквально поползла в свой уголок. Ткаллеру показалось, что, едва вдохнув запах компьютерной распечатки, несчастное животное еле волочит задние лапки. Ткаллер ждал, но мышка больше не появлялась.
— Даже мыши, уж на что любители погрызть бумагу, и те шарахаются. А славно было бы, если б мыши изгрызли бы партитуры и партии в порошок… — уже во сне подумал Ткаллер и улыбнулся.
Поначалу он спал довольно спокойно, но затем начались невероятно странные видения. В непролазной тьме возник негромкий тревожный звук — будто его выдували из медного геликона вялыми губами. Постепенно гул начал разрастаться, и по мере нагнетания звука тьма рассеивалась. И вот всюду появились какие-то разрисованные хохочущие и плачущие театральные маски. Они крутились, будто в цветном калейдоскопе, и голосили:
— Внимание! Внимание! Спешите на грандиозное представление мышиного мюзик-холла от нашего гостя компьютера «Кондзё». В нашей программе оратория «От свадебного пения до погребального представления!». Спешите приобрести билеты! Интермедия повторению не подлежит!
Покричав зазывно, маски исчезли, и из серой мглы показались на удивление важные, спокойные и даже грустные кошки. В трауре — под черными вуалями, на лапках — ажурные чулочки с алыми подвязочками. Навстречу им двигались мыши в свадебных кружевах. Мыши и кошки почтительно раскланивались, будто выражая друг другу соболезнование. Когда их собралось очень много, явилась строгая пожилая дама. Сразу она подошла к Александру Т калл еру.
— Здравствуй, победитель.
Ткаллер пригляделся и остолбенел: это была графиня из детства, угостившая его огненно-горьким яблоком.
— Графиня?
