Виктор Шепило - Ночь на площади искусств
По своей первой профессии он музыкант. Вкусил радости шумных европейских фестивалей и карнавалов. И сейчас, по прошествии времени, автору кажется, что он вообще ничего не выдумывал, кроме фамилий. Город этот действительно существует, и вся история с его жителями и гостями приключилась в течение суток — столько, сколько продолжался праздник.
А роман-карнавал — это и есть человеческая жизнь на празднике. Тут соседствуют радость и трагизм, лирика и гротеск, эротика и ненормативная лексика (как же сегодня без этого!), пародийные мотивы, размышления о вечности и бренности человеческой жизни, любовь спасительная и губительная.
И еще автору кажется, что это роман-фильм на бумаге, где он сам сыграл все роли и даже оформил музыкально. А художник Владимир Шендель удачно проиллюстрировал…
Но как только появились иллюстрации, все и началось: героям захотелось выпрыгнуть из книжных страниц в свою карнавальную стихию и вовлечь туда же автора. Кто-то собрался свести счеты с обидчиками, кто-то неудачно женился, кто-то лишился должности — почти все оказались недовольны автором.
Не то во сне, не то наяву они являлись к нему и требовали продолжения праздника, требовали господина Режиссера, чтоб тот срежиссировал все иначе, с учетом их желаний, в любой постановке: пятисерийный телесериал с двухсерийной киноверсией, театральный спектакль, рок-опера или опера-буфф, балет, мюзикл, феерическое шоу, симфоническая поэма наконец!
Режиссер к ним не явился…
Наивный автор надеялся, что они пошумят и успокоятся. Не тут-то было. Герои с каждым приходом становились все агрессивнее в своих требованиях — грозились даже побить автора. Автор пытался скрываться, но они его преследовали:
— Требуем карнавала, маскарада, веселья! Найди Режиссера или перепиши заново всю историю!
Автор долго держался, но недавно, доведенный до отчаяния, неожиданно для себя прокричал:
— Всеволод Эмильевич! Уведите их куда-нибудь!
Раскатистым эхом полетели эти слова и вернулись обратно.
— Тогда перепиши!
— Нет!
— Как нет? Почему нет?
Автор глубоко вздохнул, но сказал твердо:
— Созревший плод дереву не нужен.
С тех пор он пишет свои рассказы. В духе Чехова, которого тоже всегда любил.