Филипп Робинсон - Маска свирепого мандарина
"Чу, слышите? — выкрикнул он, обращаясь к внимавшим ему обелискам. — Слышите, как стонут в адских муках души проклятых? Теперь воззрите — видите крылатых прислужников Сатаны, спешащих вонзить в них свои клыки? Истинно, истинно говорю вам, скоро грянет День Гнева, и огонь пожрет грешников, а неверные падут во вселенскую тьму!"
Опустив голову, он окинул свою паству свирепым взглядом. Туман клубился, обволакивал землю, и Коду показалось, что обелиски склонились, охваченные стыдом, а урны ерзают и покачиваются на своих каменных основаниях. Проповедник театральным жестом зажал двумя пальцами нос, и продолжил.
"Фу! — с отвращением вскричал он. — Неужели не чувствуете вы свой смердящий дух? Дух вожделения и протухшей похоти, застарелых злодейств и гниющих желаний — неужели он не бьет вам в нос так же, как мне? Или вы настолько погрязли в грехе, что не чуете собственную вонь? Да! Да, вы воистину достойны вечного проклятия, ибо даже сейчас я вижу, как касаетесь и ласкаете вы друг друга, как льнете и сплетаетесь в нечестивой борьбе…" — и, к вящему удивлению Кода, памятники, словно ожив под влиянием могучей силы проповеди, действительно стали шевелиться, толкаться и налегать на стоящих рядом, то ли в экстазе любовной игры, то ли в смертельном соперничестве; одни, побежденные и униженные, валились набок, другие, ликуя, простирались к темному небу.
Что, если они на самом деле живые? И повторяют те уродливые, ничтожные игры, которыми когда-то тешили себя лежащие под ними кости?
"Возможно, в этом и есть истинный смысл так называемой "жизни вечной"?" — думал Код. Неужели мы обречены и на том свете продолжать свою земную борьбу? Неужели сила Человека так велика, что он способен одушевить даже каменные изваяния, которые поставлены в память о его мнимой смерти? Неужели нет для Него покоя, нет отдыха даже под землей?
Он прервал свои размышления, осознав, что "священник" закончил проповедь и теперь призывает паству, дабы очистить души, засвидетельствовать свою преданность богу.
"Я верую, — произнес он нараспев, — в Господа, Отца Всемогущего, Создателя Земли и Рая…" — тут он замолчал, словно ожидая, когда слушатели повторят слова за ним, и в этот момент Код пожелал вмешаться. Надеясь спровоцировать диспут, идеологическую дуэль, он решил бросить вызов незнакомцу.
Выйдя из своего укрытия, он подошел к проповеднику, стоявшему на шесть футов выше него. Поднял свой фонарь и так же торжественно возгласил: "А я верую в бензпирен,[6] разрушитель клеток и веселья!"
Проповедник в ужасе уставился на него и чуть не свалился со своей импровизированной кафедры. В первое мгновение он наверняка решил, что перед ним один из его подопечных мертвецов, внезапно восставший из гроба, и как ни странно, сильно перепугался. Он со страхом вгляделся в неясную фигуру и перекрестил ее. Потом, дрожащим голосом:
"Призрак, кем бы ты ни был, — прохрипел он, — именем Господа заклинаю тебя — прочь отсюда! Изыди, сгинь с глаз моих! Кости твои сгнили, а вены иссохли!"
Словно по сигналу, на небе снова появилась "блудница"-луна, и залила своими бесстыдно яркими лучами двух человек, стоявших среди надгробий. Теперь проповедник хорошо видел того, чей смутный силуэт вырисовывался за слепящим огнем фонаря (призрак с фонарем?): шляпу и плащ, мотыгу и лопату. Ситуация сразу предстала перед ним в новом свете. Решив, что перенесся во времена гробокопателей, когда убийцы Бэрк и Хэр продавали трупы жертв анатомам, он яростно погрозил нечестивцу кулаком.
"Разве мало они страдали? — срывающимся голосом прокричал он. — Неужели даже здесь ты осмелишься потревожить их покой?"
"А ты — что делаешь ты? — спросил Код, удивленный таким внезапным проявлением заботы "священника" о своей мертвой пастве. — Разве ты сам только что не потревожил их покой?"
Проповедник будто не услышал.
"Значит, теперь ты хочешь безжалостно располосовать и расчленить их, чтобы потом использовать для нужд твоей дьявольской науки? — душераздирающе завизжал он. — Нет! Прочь, мерзкий похититель тел! Прочь, я сказал!"
Он так резко взмахнул рукой, приказывая незнакомцу уйти, что ермолка упала на землю. Теперь уже Код изменил свое отношение к происходящему. Проповедник оказался совершенно лысым — точь-в-точь как Роджерс! — и вдобавок, хотя сам он был тщедушным и тощим, словно скелет, сиявший в лунном свете голый череп выглядел таким ухоженным и соблазнительно округлым! Но главное — его форма и размер на вид такие же, как у Объекта, отметил охваченный радостным волнением Код.
И тут нашего героя вновь осенила блестящая идея. Он мгновенно преобразился, так что стал зримым воплощением силы и власти. Величаво ступая, сделал несколько шагов направо, потом налево, рисуя в воздухе каббалистические знаки. Наконец низким звучным голосом объявил:
"Проповедник, знай:
Все мертвецы мудрее нас, живых.
Открыта для глазниц пустых
Незримых измерений вереница;
А их невыразительные лица
Таят красу превыше красоты;
И локоны, под цвет златой мечты,
Хранят тягучий, словно призрак лета,
Парфюм увядшего расцвета.
Их разум беспределен, черепа
Поют, наступит лишь вечерняя пора…
С закатом ветры собираются домой
Шальными мыслями устав носиться над страной
И для ночлега череп изберут родной,
Здесь эолийский их приют, покой, Морфей,
Здесь Мемнон их, здесь их Орфей,
И Аттис, и Адонис, и Персей".
"Священник" стоял не шелохнувшись. Он склонил голову, смиренно сложил руки на груди. Несколько мгновений Код молча изучал его, и наконец перешел в атаку.
"А ты, проповедник, — воскликнул он яростно, — кто ты такой, чтобы порочить эти бедные души? Кто ты такой, чтобы судить их? Ты что, сам безгрешен? Нет, конечно нет! Нет, ибо я собственными глазами вижу позорнейшего зверя над твоим челом — он являет мне всю свою мерзость в твоем бесстыдно обнаженном черепе! Как смеешь ты проповедовать покоящимся здесь несчастным, если не можешь даже прикрыть средоточие собственной похоти!"
Проповедник поднес руки к голове и нервно потрогал ее.
"Вот видишь! — в бешенстве загремел Код. — Ты не в силах сдержать свои распутные пальцы, которые при посторонних ласкают позорное место! О чем ты только думаешь, ты, взрослый человек! Ты что, малое дитя или полоумный? Или ты совсем не владеешь собой? Приведи себя в порядок, презренный грешник! Сию же минуту прикрой свой срам, или сам Дьявол унесет тебя в глубочайшую из адских бездн!"
"Мой срам? — запинаясь промямлил проповедник, все же обхватив голову руками в тщетной попытке спрятать свой лысый череп. — Но сэр, вы ведь не хотите сказать, что мозг…"
"Ах ты, бесстыжий! — простонал Код. — Как смеешь ты произносить вслух такие грязные слова! Ты прекрасно понимаешь — не можешь не понимать, — что человеческий… гмм… орган мышления — самая непристойная, самая отвратительная часть тела, более всего склонная к распутству и мерзости! И что голову прежде всего надлежит прикрывать в любое время, особенно когда проводишь, — чем ты, кажется только что занимался, — богослужение! Но ты ведь наверняка знаешь все, что я сейчас сказал? Тут даже между Римом и схизматиками нет никаких разногласий!"
"Я не понимаю вас, сэр, — робко произнес проповедник. — Святой Амброзий говорит, что мозг…"
"Опять! Опять это слово! — заткнув уши, взвизгнул в неистовстве Код. — Неужели тебе нужно объяснять, что такое… орган мышления? Неужели нужно?"
"Ну хорошо, слушай! Затвердевшая масса липких сперматозоидов! Разве ты не знаешь, что так называемое "белое" и "серое" вещество — эвфемизм библейской "проказы"! Разве ты не читал о том, как отвратительные клетки, извергнутые в неистовых спазмах, век за веком карабкались по позвоночному столбу обезьяны, пока не засели внутри черепа, где, по Божественному соизволению, эволюционировали, образовав главный орган человеческой похоти — гнездо червей, сладострастно сплетенных в один большой ком!"
"Как можешь ты пребывать в неведении? — тем более здесь, в этом священном месте, где уже столько лет так называемый "разум" вызывает лишь праведный гнев и ужас! Нет, не можешь, не имеешь права! Ибо мне даже представить себе страшно, какие картины, порожденные орудием Сатаны, возникали пред твоим внутренним взором! И насколько чаще ты грешил мыслью, чем поступком!"
"Подумай, подумай хорошенько над моими словами! — провозгласил он. — И покайся, пока еще не слишком поздно, пока первозданный Змей не выполз из гнезда, которое свил внутри твоего черепа, и не утащил туда, где пылает Вечный Огонь!"
Код полностью убедил проповедника. Тот упал на колени на краю помоста и, сжав руками голову, зарыдал от стыда. Он походил на грязную изувеченную ворону.
