Филипп Робинсон - Маска свирепого мандарина
Кроме всего прочего, тут Код испытывал пьянящее ощущение полной свободы, и как ребенок, погружался в мир чудес. На старом кладбище чувствовался подлинный готический дух, и даже ему, убежденному рационалисту, прекрасно понимавшему, что он никогда не станет свидетелем чего-то "сверхъестественного", доставляло удовольствие воображать: а вдруг такое случится! Как и у всех людей с необычайно развитым интеллектом, вакуум, образованный в мозгу полным отсутствием религиозных убеждений, частично заполнили (как прекрасно понимал он сам) разные мелкие и вполне безобидные суеверия. Так что во время этих прогулок Код тешил себя блаженными иллюзиями и с наслаждением впитывал душераздирающую романтическую атмосферу, которая, словно добавленный в джин тоник, пикантно контрастировала с суховатой серьезностью изысканий, которыми он занимался дома.
Вот в каком настроении обычно бродил он среди могил. Однако вечером после второй консультации наш герой появился здесь не ради развлечения или отдыха, он преследовал исключительно научные цели. Дело в том, что для решающей стадии Посвящения понадобился новый череп, примерно такого же размера и формы, как у Роджерса. Требования основной фазы эксперимента были настолько жесткими, а фанатичное стремление к точности так велико, что ему даже в голову не пришло просто купить искомый предмет: Код решил, что нужно самому разрыть могилу и добыть, так сказать, "натуральный" экземпляр.
Всегда до педантичности тщательно следивший за тем, чтобы правильно одеваться, Код и на сей раз подобрал приличествующее своей зловещей цели облачение — широкополую шляпу и длинный плащ черного цвета, которые взял напрокат у торговца маскарадными костюмами. Для полноты картины, в левой руке он сжимал зажженный фонарь, а на правом плече нес все, что необходимо для раскопок — мотыгу, грабли и лопату.
Экипировавшись подобным образом, Код покинул Финландию в колдовской час полуночи, и умело ускользнув от любопытных глаз хорошо известных ему местных дозорных, без приключений добрался до кладбища.
Он отпер ворота ключом, который сам изготовил для подобных случаев.
Миновал их — и замер, восхищенно ахнув.
Никогда еще он не видел ничего более прекрасного. Сегодня туман был таким густым, что, казалось, старый некрополь поглотило море, а его заросшие травой дорожки терялись во мгле подобно улицам подводного города. Он медленно прошел вперед, озираясь по сторонам: из-под ног словно юркие рыбки выпрыгивали испуганные лягушки, обелиски нависали над головой, как мачты затонувших кораблей, а свет подернутой дымкой оранжевой луны проникал сквозь туман, будто лучи зимнего солнца, пронзавшие зеленые глубины таинственного моря.
Его так зачаровала эта картина, что он на время даже забыл, зачем пришел сюда, и просто бродил, рассматривая давно знакомые эпитафии. Одну он знал наизусть. Тот, чье надгробие она украшала, вполне возможно, был его предком и носил то же имя.
"Здесь покоится, — прочитал он вслух замогильным голосом, — Николас Персиваль Код, Душа коего, покинув запятнанную Оспой бренную Плоть, предстала незапятнанной и чистой пред Своим Создателем".
Растроганный Код задумчиво повторял про себя эти слова. Они пробудили в нем вдохновение.
"В какой пустыне ждешь меня, скажи,
О мой уютный вычищенный дом?" (декламировал он с чувством)
"Что тут за ком услужливых червей, лишившихся работы?
А сонм стервятников-лакеев, что застыли, надо мной
Почтительно склонясь, чтобы очистить кость от мяса?
Ну а теперь себе я покажу
Завистливый экстаз роящихся внизу.
Их жаркое дыхание мне пятки жжет,
Подобострастные ухмылки просочились в вены
Зыбучие пески их рук затягивают члены,
Их…"
…и тут, в момент наивысшего творческого экстаза, Код с изумлением отметил, что ему вторит чей-то голос, или эхо. Он замолчал и, согнувшись под тяжестью принесенных инструментов, напряг слух.
Голос раздался снова. Кажется, он доносился с дальнего конца кладбища, но слова, — если неизвестный на самом деле что-то говорил, — разобрать было невозможно: как только туман менял направление, звук слабел и искажался, словно радиосигнал. В этом подводном царстве он внушал такой же восхитительный трепет, как завывания призрачного шкипера, указывающего путь своим опутанным водорослями утонувшим товарищам.
Взволнованный, охваченный любопытством, Код двинулся по направлению к голосу, прячась за надгробиями. Время от времени он замирал и прислушивался, пытаясь определить, куда идти. Наконец, примерно в двадцати ярдах впереди, он увидел того, кто говорил.
В нем тут же проснулась надежда, неутоленная надежда встретить нечто потустороннее. На несколько мгновений Код поверил, что видит настоящего зомби, гиганта вышиной в двенадцать с лишним футов, у которого на голове имеется пара маленьких, как у Меркурия, крылышек. Но когда через секунду-другую из-за облаков выглянула луна, и Код смог рассмотреть неизвестного получше, его ждало жестокое разочарование. Невероятный рост оказался всего лишь иллюзией. Увы, перед ним стоял обычный смертный, который просто вскарабкался на один из помостов и простер руки к небу. Он выглядел как священник, потому что надел черную рясу с очень тугим белым воротником, и грязный стихарь.
Код подобрался еще ближе, и наконец укрылся в тени обелиска в каких-нибудь десяти футах от незнакомца. Теперь стало видно, что тот носит ермолку, и хотя лицо его избороздили морщины, глаза в лунном свете сверкали фанатичным блеском, как пара ослепительных неоновых ламп. Еще более поразительное впечатление производили волосы — два огромных пучка, вздымавшихся над ушами так, что их можно было спутать с крыльями, а саму голову — с туловищем птицы.
Зачарованный, Код застыл на месте в ожидании откровения. За все это время странный человек не произнес ни слова; он стоял неподвижно, воздев руки, как сказочный чародей. Но вскоре он опять заговорил, точнее начал с пафосом декламировать хриплым скрежещущим голосом, напомнившим нашему герою наждачную бумагу и липкую патоку. Код понял, что незнакомец произносит проповедь, а паствой ему могли служить лишь те, кто навеки поселился здесь. Более того, чуть позже выяснилось, что "священник" полагает, будто лишенные плоти обитатели кладбища каким-то непостижимым образом подвержены плотским грехам.
"Покайтесь, нечестивые! — громогласно воззвал он, тыча пальцем в каменный лес надгробий. — Покайтесь, ибо близок Лев Иудеи, грядет Страшный Суд, и вскоре падет на вас гнев Господа нашего!"
Он помолчал, чтобы слушатели сполна прочувствовали весь ужас его слов, а потом вдруг сменил интонацию.
"Увы, Иерусалим, — простонал он жалобно, — как низко ты пал! Воистину, на улицах твоих разгуливают блудницы, рынки твои полнятся голосами неверных! Истинно, истинно говорю тебе…"
Тут на небе снова показалась луна и кажется отвлекла его. Но он сразу же обратил это в свою пользу, сделав примером для иллюстрации основной темы проповеди.
"Видите? — вскричал он. — Видите блудницу, что дерзнула проникнуть в пределы самого Храма? Видите, как она выставляет напоказ свое бесстыжее лицо, как блистает наготой на потеху сладострастным взорам нечестивых? Изыди! Приказываю тебе, изыди! Или недостаточно здесь греха? Или мало видели очи мои то похотливое сплетение рук и ног в запретном соитии, тот грязный разврат, что творится здесь? Изыди! Изыди!"
Получив такую отповедь, луна спешно укрылась за облаками, но мгновение спустя где-то далеко завыл пес, голову проповедника задела крылом летучая мышь, и они тоже пали жертвой его красноречия.
"Чу, слышите? — выкрикнул он, обращаясь к внимавшим ему обелискам. — Слышите, как стонут в адских муках души проклятых? Теперь воззрите — видите крылатых прислужников Сатаны, спешащих вонзить в них свои клыки? Истинно, истинно говорю вам, скоро грянет День Гнева, и огонь пожрет грешников, а неверные падут во вселенскую тьму!"
Опустив голову, он окинул свою паству свирепым взглядом. Туман клубился, обволакивал землю, и Коду показалось, что обелиски склонились, охваченные стыдом, а урны ерзают и покачиваются на своих каменных основаниях. Проповедник театральным жестом зажал двумя пальцами нос, и продолжил.
"Фу! — с отвращением вскричал он. — Неужели не чувствуете вы свой смердящий дух? Дух вожделения и протухшей похоти, застарелых злодейств и гниющих желаний — неужели он не бьет вам в нос так же, как мне? Или вы настолько погрязли в грехе, что не чуете собственную вонь? Да! Да, вы воистину достойны вечного проклятия, ибо даже сейчас я вижу, как касаетесь и ласкаете вы друг друга, как льнете и сплетаетесь в нечестивой борьбе…" — и, к вящему удивлению Кода, памятники, словно ожив под влиянием могучей силы проповеди, действительно стали шевелиться, толкаться и налегать на стоящих рядом, то ли в экстазе любовной игры, то ли в смертельном соперничестве; одни, побежденные и униженные, валились набок, другие, ликуя, простирались к темному небу.
