Уильям Берроуз - Мое образование (Книга Cнов)
Посмотрим теперь на другие встречи во сне. Офицер на судне (снова в какой-то непонятной форме, обозначающей неведомую власть). Он поставил под сомнение мое утверждение, что я -- писатель, поскольку меня обнаружили в подозрительной компании... Помните, в конце фильма "Голый завтрак" Ли доказывает, что он писатель, тем, что вызывает какое-то действие -стреляет в свою жену? И вот он я, сам по себе пишу не очень хорошо. Следует, по крайней мере, делать это первоклассно.
-- Чай с булочкой? Чай с булочкой? -- Что же это за литература? Выкиньте его из кафетерия нашей компании. Секунданты тебе не положены. А вернуться в Сосновую Долину, к приснившемуся трактористу, это же он был, кому я сказал что-то, когда он меня задел, а он оборачивается и разгоняет свою технику задним ходом, пытаясь меня переехать.
-- Ну встань у меня на пути, будь добр? Ты так мерзко шумел.
Пишущая машинка начинает рычать, как отвратительный призрак... "Комната медленно наполняется злыми духами", и чем ласковее я с ними, тем гаже они становятся. Как говорит Христос: вышвырнешь одного злого духа, а она прется назад с семью другими, еще мерзопакостнее.
~~~
Теперь что касается чау-чау в конце улицы.
Я просто подойду и пристрелю ее из своего тупорылого 38 калибра, произнося нараспев:
-- У тебя черный язык!
И все соседи будут аплодировать моему акту уничтожения этого подлого черноязыкого недоноска, этого восточного уродца, этой инопланетной свиньи... этой мерзости и Божеской, и Лоуренса.
И сама Мэр наградит меня Красным Крестом за Храбрость и ключами от города. И я дам клятву предотвратить второе пришествие Собачьего Куонтрилла(70).
Во сне часто случается, что два или больше сюжета происходят в одно и то же время, но хочется наложить на них структуру последовательности, чтобы один следовал за другим.
Я -- в поезде. Мимо меня проходит Аллертон, направляясь в задний конец вагона в другом направлении. Он выглядит очень молодо и привлекательно, в светло-коричневом костюме. Я зову его:
-- Аллертон! -- но он не слышит меня из-за грохота поезда. Поэтому я встаю и иду за ним. В следующий вагон, только я его не вижу, а вагон заканчивается сиденьем, перегородившим весь проход. Поэтому я поворачиваюсь и иду назад.
Я -- в поезде, возвращаюсь в Сент-Луис. Меня призвали в Армию рядовым, и я -- в форме. У меня очень паршивое настроение. Как они могут призывать в Армию семидесятидвухлетнего старика? Врач ошибся. Это абсурд. У меня ощущение, что я описал полный круг и вернулся вот в эту жуткую точку. Поезд останавливается, я выхожу и иду под сводчатой галереей. Теперь я понимаю, что у меня нет с собой паспорта.
Выхожу из здания вокзала. Передо мною -- площадь, а вдали -- горы. Похоже на Колорадо-Спрингс. Только что закончил поиски Маркера. Вдоль обеих стенок вагона по верху идут длинные койки. На этих полках -- мальчишки, все они возвращаются откуда-то из школы.
Я вхожу в большое помещение за поездом, вроде спортзала. Там пусто. Вижу в одном углу какие-то трости, но когда подхожу поближе взглянуть, они исчезают. Еще там какой-то чулан или шкафчик для одежды и пара высоких башмаков.
Снова в поезде. Поездка долгая и совершенно нечем заняться. Как же мне скоротать время? От чувства, что снаружи поезда ничего нет, у меня возникает кошмарное ощущение замкнутости в пустоте.
Снова в зале, который открывается в другую комнату. "Ошеломляющее чувство вселенского ущерба и потери". Только башмаки, которые он когда-то носил. Пыль и плесень, а за комнатой -- ничего.
Я стону от горя и опустошенности.
-- О, Боже мой. Здесь ничего нет. Здесь никого нет. Одни пустые башмаки.
Чьи пустые башмаки?
Квартира, расположенная на вершине усеченной каменной пирамиды на высоте около пятидесяти футов от земли. Я вижу, что под этой квартирой -еще одна, и смотрю вниз вдоль лестницы или пандуса в сине-зеленом свете.
Теперь я -- в нижней квартире, в спальне с обнаженным мальчиком, который говорит:
-- Мы с тобой просто старые бляди.
У него странное тело, вероятно, высотой фута четыре, с белой кожей и легким волосяным покровом на животе, широкие плечи и узкие бедра. Лица я разглядеть не могу. В нем есть что-то электрическое, точно я пытаюсь включить какой-то очень сложный прибор, который не совсем понимаю.
Кто-то во второй спальне. Когда я захожу к нему в гости, он встает в дверях, загораживая проход, -- очевидно, не хочет, чтобы я видел, кто с ним в комнате. Мне наплевать -- я так и говорю. Он стоит прямо у нее на пути, секунды до отсчета. В то мгновение, когда ее кишки расслабляются, и желтое говно стекает по ногам и шлепается на пол, она испускает тревожный вой, словно зверь. (Фактически, вскоре после этого у нее случается нервный срыв.)
Срущая женщина.
Теперь я припоминаю, что такая неприглядная болезнь была у жены Билла Симпсона. В любой момент она могла начать пердеть и неудержимо срать -выскакивала из комнаты, а все гости были, по большей части, английскими аристократическими педрилами и превосходили друг друга в попытках не заметить инцидент, продолжая то, о чем говорили, лишь чуточку громче, чтобы заглушить испускание газов -- самую правильную чуточку громче, и никто ни разу даже бровь не воздел, даже пепел с сигареты не уронил.
Единственная причина, по которой все терпели Билла Симпсона, заключалась в том, что его дристающая жена была заряжена башлями по самый кишечник, и у него имелась здоровенная комфортабельная вилла на Ривьере, хорошо укомплектованная выдающимися гостями к обеду и ужину, -- ведь даже Герцог и Герцогиня Виндзорские как-то объявились, похожие на беглецов из шведского дурдома, 1920. Поэтому все Английские Педели, удостоившиеся Эделя(71), сюда и заворачивали. Им деликатно промывали мозги: "Просто не обращайте внимания". И, как я уже сказал, они превосходили друг друга в деликатности.
Дело было после обеда, все тихо и спокойно, вскоре они отчалят на сиесту -- и тут хуяк. Одри был более чем готов к подобному казусу. Из тайного кармана он достает рулончик туалетной бумаги... и расплывается в широкой мальчишеской улыбке.
-- Вам помочь, дама?
Стоя прямо перед нею, загораживая проход так, что она выпустила струю поноса прямо себе на ноги и забрызгала весь пол.
Тут он песьи рычит ей прямо в лицо:
-- Неуправляемая блядь! -- и хлобысть ей по сусалам, так что аж слюну изо рта вышибло. И рядом -- ни одного Полковника, чтоб в батоги хама.
Ну, сказать по правде, так миссис Симпсон была для всех геморроем, и некоторые цедили сквозь зубы, что поступала она так, только когда это отвечало ее сучьим целям, ибо она терпеть не могла всех этих воздушно-надушенных дружков Билла.
-- Ох, посмотрите только, кто это к нам только что влетело... -обычно встречала она их.
Вот они там и сидели просто так. Биллу же необходимо было что-то сделать -- видите ли, это ж были ЕЕ денежки, а она далеко не дура, чтобы хоть что-нибудь положить на его имя. (Нет зрелища печальнее на свете, чем трансвестит, женившийся на какой-нибудь омерзительной псине из-за ее денег...)
-- Убирайся из моего дома, ты, юный... юный...
Одри пожал плечами:
-- Грубиян, невежа? Хотя это не совсем точно.
Она тем временем сбежала, оставив на полу лужицу желтой срани. Одри подзывает слугу-араба:
-- Почему вы не укоротите этот старый мешок говна? Это же, черт возьми, омерзительно. Она мерзко шумела.
Слюна стекает по подбородку Билла. Он бросает умоляющий взгляд на дворецкого. Одри швыряет рулон туалетной бумаги и попадает тому в грудь.
-- Ну, так вычисти же тут все, никчемный старый пердун.
Дворецкий невозмутим.
-- Ссссссдддддделлллайййййй чттттто-ннибббудддьь! -- заикается Билл.
-- Я подаю в отставку, сэр. Меня нанимали дворецким, а не уборщиком туалетов и не телохранителем. -- Он церемонно откланивается и покидает комнату.
Одри выходит за ним следом, пару секунд спустя вновь возникая со складным мопедом: Тыр тыр тыр.
Билл оглядывает гостей -- всего их пятеро:
-- Пппошшлли ввоннн изз ммоегго дддоммма!
-- С премногим удовольствием, старый педрила.
-- Если между нами -- тут ужасно смердит.
-- И отсасывает.
-- Привет от меня мешку говна.
Пятый человек -- это нечто. Он показывает Биллу средний палец, извлекает свою вставную челюсть и кусает ею Билла за нос. Билл пытается смахнуть зубы с лица, но их заклинило. Когда пятый проходит мимо, он распахивает пасть, точно морской окунь, и втягивает зубы -- их отрывает от носа, и они со щелчком становятся на место, оставляя Билла в одиночестве истерически истекать кровью.
Билл в рыданиях падает на софу. Занавес.
За сценой слышен звук спускаемой в унитаз воды.
Прошлой ночью в квартире, больше похожей на коридор, открытой с одной стороны на улицу. Я увидел, как знакомый мальчик едет мимо на велосипеде, а через дорогу -- другие мальчишки, и почувствовал себя очень одиноко. Я работал над книгой -- писал маслом. После каждой фразы справа была колонка со словом "укус". "Пожалуйста", но комнату в глубине прихожей я делил с мамой, и ей нужно было поспать, поэтому над книгой я больше работать не мог.
