Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)
Я напряг глаза, чтобы получше рассмотреть человека, который своей тенью накрыл всю Европу, из-за которого многие народы четверть века не ведали покоя, который дотянулся даже до нашей маленькой оторванной от остального мира овечьей фермы и вырвал нас, меня, Эди, Джима, из той привычной размеренной жизни, которой жили наши предки. Насколько я мог рассмотреть, это был невысокий коренастый мужчина с квадратными плечами, в руках у него была короткая сдвоенная подзорная труба, он прижимал ее к глазам, широко расставив в стороны локти, видимо, осматривал наши позиции. Неожиданно у себя над ухом я услышал дыхание, это был Джим. С горящими, как два уголька, глазами он чуть ли не уткнулся подбородком мне в плечо.
– Это он, Джок, – сипло прошептал мой друг.
– Точно, сам Бонапарт! – кивнул я.
– Нет, нет, это он! Этот де Лапп, или де Лиссак, или как там этого мерзавца зовут. Он.
И в то же мгновение я понял, о ком он говорит. Это был всадник с красным пером в шапке. Даже с такого расстояния я узнал обвод его плеч и посадку головы. Я схватил обеими руками Джима за локоть, потому что увидел, как вскипела его кровь при виде этого человека, и понял, что он был готов на любое безумие. Но как раз в этот миг Бонапарт немного склонился в сторону, сказал что-то де Лиссаку, и весь отряд развернулся и скрылся из виду, а над одним из соседних холмов взвилось белое облачко и раздался звук выстрела. Тут же и над нашей позицией затрубили сбор, и мы бросились к оружию. Вдоль всей позиции загремели выстрелы, и мы уж подумали, что битва началась, но оказалось, что это всего лишь наши отряды проверяют, не отсырели ли за ночь фитили. С наших позиций открывался такой вид, ради которого стоило пересечь море. На наших холмах начиналась и тянулась до деревни в двух милях от нас пестрая линия из красных и синих мундиров. Однако по строю прошел шепот, что синих мундиров было намного больше, чем красных, потому что бельгийцы вчера струсили и отошли, оставив у нас только двадцать тысяч. Впрочем, даже наши британские части наполовину состояли из ополченцев и новобранцев, потому что большинство опытных, обстрелянных полков сейчас только возвращались из-за океана, куда они были направлены воевать с каким-то болваном, чего-то там не поделившим с нашими американскими родственниками. И все же мы видели меховые шапки гвардейцев (там было две мощные бригады), береты шотландских горцев, синие мундиры старого немецкого легиона, красные полоски бригады Пакка и бригады Кемпта{71} и шеренгу одетых в зеленую форму стрелков впереди, и мы знали: что бы ни произошло, эти люди будут стоять на своих позициях, и есть человек, который поведет их всех за собой и будет точно знать, кто где должен находиться.
С французской стороны мы видели лишь костры, да время от времени на холмы выезжали всадники. Но, когда мы всматривались в позиции противника, вдруг раздался громкий рев их горнов и с холмов повалило все их войско. Бригада за бригадой, дивизия за дивизией, пока все склоны по всей длине до самого поля не сделались синими от их кителей и не озарились сверканием их оружия. Казалось, им не будет конца, со склонов стекали все новые и новые синие реки. Наши солдаты наблюдали за этим грандиозным скоплением, опершись о мушкеты, покуривая трубки и слушая наставления бывалых воинов, которым уже приходилось биться с французами. Потом, когда пехота выстроилась у подножия холмов длинными и широкими колоннами, сверху, покачиваясь и подпрыгивая на неровностях, тяжело скатились их пушки. Приятно было наблюдать, как ловко и умело их снимали с передков и готовили к бою. А затем показалась кавалерия, по меньшей мере тридцать полков неторопливой рысью спустились с холмов, покачивая перьями и пиками, блестя кирасами и сверкая саблями, и выстроились с флангов и в арьергарде длинными колышущимися линиями.
– Вот кого надо бояться, когда дойдет до дела! – произнес наш сержант. – Это сущие дьяволы. Видите вон тот полк посередине в больших высоких шапках, там, рядом с фермой? Это старая гвардия, сыны мои, двадцать тысяч, все с пиками… седые черти, которые ничем кроме войны никогда в жизни не занимались. На двоих наших приходится трое их, а пушек у них вдвое больше, чем у нас, и, клянусь Богом, они сделают все, чтобы вы, новобранцы, скоро запросились домой к мамочкам.
Сержант наш был не из тех людей, которые могут поддержать боевой дух перед боем, но он участвовал во всех битвах, начиная с Ла-Коруньи, и на груди его висела медаль с семью планками, поэтому он имел право разговаривать так, как ему хотелось.
Когда французы выстроились в боевые порядки, мы заметили небольшую группу всадников, сверкающих серебром, золотом и пурпуром, которые быстро проскакали между колоннами, и полки приветствовали их громогласными криками, нам даже было видно, как вверх взметнулись десятки рук. Но через миг шум стих. Две армии замерли лицом к лицу в абсолютной грозной тишине… Эту картину я до сих пор часто вижу во снах. Потом неожиданно по стоящим прямо перед нами частям прошла волна, из глубины плотных синих рядов выдвинулась неширокая конная колонна и двинулась на ферму, располагавшуюся прямо под нами. Они не сделали и пятидесяти шагов, как с левой стороны от нас громыхнула пушка английской батареи, и битва при Ватерлоо{72} началась.
Не мне описывать, как проходило это сражение, и, поверьте, я бы даже не стал затрагивать подобную тему, если бы не случилось так, что наши судьбы, судьбы простых людей из маленькой шотландской фермы, волею случая заброшенных на это поле, не оказались бы связанными с ним так же, как судьбы иных королей и императоров. По правде говоря, об этой битве я узнал больше из книжек, чем из того, что видел собственными глазами. Да и что я мог видеть, кроме плеч своих товарищей по бокам да огромного белого облака дыма из своего кремневого ружья впереди? Из книг и из рассказов других я узнал, как выступила тяжелая кавалерия, как она смела знаменитых кирасиров и как была разбита, не успев отступить. Оттуда же я узнал о последовавших за этим атаках, о том, как бельгийцы отступили, а Пакк и Кемпт остались на своих позициях. Сам я могу говорить лишь о том, что нам в течение того длинного дня удавалось разглядеть сквозь клубы дыма и расслышать, когда на какую-то минуту смолкал грохот стрельбы. Об этом я и собираюсь рассказать.
По замыслу Герцога наш полк находился на правом фланге и стоял в резерве, на тот случай, если Бонапарт сумеет обойти наши позиции с этой стороны с тем, чтобы ударить нам в тыл. Поэтому мы, еще одна британская бригада и ганноверцы сначала стояли без дела в ожидании приказов. Рядом с нами находились и две бригады легкой кавалерии, но французы напирали на центр, поэтому мы были брошены в дело только вечером.
Английская батарея, сделавшая первый выстрел, все еще гремела слева от нас, справа чуть дальше грохотали пушки немцев, поэтому все вокруг заволокло дымом. Однако дым этот был не настолько непроглядным, чтобы скрыть нас от линии французской артиллерии, находившейся прямо перед нами. С вражеской стороны грянул залп, ядра засвистели в воздухе и опустились прямо в середину нашей позиции. Услышав этот жуткий свист у себя над головой, я непроизвольно опустил голову, но наш сержант ткнул меня в спину древком алебарды.
– Нечего кланяться, – крикнул он. – Вот когда в тебя попадут, тогда и будешь гнуть шею.
Одно из этих ядер разорвало на куски пятерых человек. Я потом видел его, оно лежало на земле, как мяч, который окунули в бочку с кровью. Другое ядро со звуком, похожим на шлепок камня о жидкую грязь, пробило насквозь лошадь адъютанта, перебив ей позвоночник. Животное рухнуло на землю и осталось неподвижно лежать, напоминая гору красного крыжовника. Еще три ядра опустились чуть правее, и по крикам мы поняли, что и они угодили в цель.
– Эх, Джеймс, вы лишились доброго коня, – воскликнул находившийся прямо передо мной майор Рид, глядя на адъютанта, с сапог и бриджей которого стекала густая кровь.
– Я в Глазго отдал за него целых полсотни, – с жалостью в голосе сказал адъютант. – Майор, вам не кажется, что теперь, когда пушки к нам пристрелялись, людям лучше залечь?
– Нет! – бросил майор. – Они – новобранцы, Джеймс, им это пойдет на пользу.
– Они еще насмотрятся на такое сегодня, – пробурчал адъютант, но в эту секунду полковник Рейнелл увидел, как справа и слева от нас стрелки и Пятьдесят второй полк пошли вниз, и мы получили команду растянуться. Ну и обрадовались же мы, когда услышали, как на то место, где мы только что стояли, буквально за нашими спинами, воя, как голодные собаки, стали опускаться ядра. Но и после этого по частым глухим ударам, разлетающейся во все стороны земле, крикам и топоту ног мы понимали, что несем большие потери.
Все еще моросил редкий дождь, и пропитанный влагой воздух не давал дыму подняться над землей, поэтому мы лишь урывками видели, что творится на поле перед нами, хотя бесперебойный грохот орудий давал понять, что бой кипит по всей линии фронта. Все четыре сотни пушек молотили одновременно, и их рева было достаточно, чтобы разорвать барабанные перепонки. Многие из нас еще много дней после этой битвы не слышали ничего, кроме непрекращающегося свиста в ушах. На холме прямо напротив нас стояла французская пушка, и нам было прекрасно видно копошащихся у нее канониров. Все они были невысокого роста, в обтягивающих лосинах и высоких киверах с торчащими перьями. Но двигались они не переставая, как стригальщики на овечьей ферме, таскали ядра, обтирали орудие, наводили его на цель. Когда я первый раз их увидел, их было четырнадцать, под конец на ногах осталось только четверо, но они все так же усердно трудились, не останавливаясь ни на минуту.
![Джек Вэнс - Глаза другого мира [Глаза верхнего мира, Глаза чужого мира]](/uploads/posts/books/66124/66124.jpg)