Данте Алигьери - Божественная комедия. Рай

1. – Хвала Отцу, и Сыну, и Святому,
Божественному Духу! – гимн раздался
Столь сладкий, что я весь пришел в истому.

4. Казалось мне, вкруг мир весь улыбался;
Святым восторгом перед ним объятый,
И зреньем я и слухом опьянялся.

7. О, радость! О, блаженство без заката!
О, жизнь в любви, отраде и покое!
О, мир, отсутствием алчбы богатый!

10. Четыре светоча в прекрасном строе
Сияли дружно рядом; но светился
Всех ярче тот, кто прежде был со мною.

13. Едва ли бы Юпитер с ним сравнился,
Когда бы с Марсом, превратившись в птицы,
Он перьями потом переменился.

16. И Провиденье, что своей десницей
Предел кладет и срокам и занятью,[469]
Молчанье их послало веренице.

19 – Дивишься ль ты, – был должен услыхать я,[470] —
Что от стыда я цветом изменен?
Но изменились со мной все братья.

22. Поруган на земле мой трон, мой трон,
Мой светлый трон – Зане пустеет праздно
Перед очами Божья Сына он;

25. И гроб мой сделался клоакой грязной[471]
Убийств и скверны; те, кто с неба пали,
Над оргией глумятся безобразной! —

28. И видел я – все небеса блистали
Смущенья краской, такою ж точно,
Какой заря окрашивает дали.

31. Как та, чья добродетель безупречна,[472]
Краснеет от стыда, когда известно
Ей о падении другой – порочной, —

34. Так Беатриче страдала; небесный
Весь край затмился в тьмы густой покрове,
Какой пал в миг: Господней муки крестной.

37. А Петр речь продолжал, столь грозный в слове
И голосом столь измененным дрожью,
Что не был самый вид его суровей:

40. – Не для того супругу Сына Божья[473]
Я, Лин и Клит, мы кровию питали,
Чтобы срамить ее алчбой и ложью;

43. И не затем любовно проливали
Сикст, или Пий, или Каликст с Урбаном
И кровь, и слезы скорби и печали,[474]

46. Чтобы питомцам нашим, христианам —
Бесстыдством там воссевших вслед за нами
Направо и налево быть разодранным;[475]

49. Иль чтобы мне врученными ключами
Приосенивши их мечи, на брата,
На христиан вражды воздвигнуть знамя;

52. Иль чтобы стал я оттиском печати,
Скрывающей претензий лживых груду,
Так что мне стыдно дара благодати!

55. Под пастырской одеждой волки всюду
Скрываются и истребляют стадо.
О, Божий суд! Доколе ждать я буду?[476]

58. Кровь нашу пьет Кагор, Гаскони чадо.[477]
Прекрасное начало! Для чего же
Тебе прийти к концу плохому надо?[478]

61. Но славе мира прежде Промысл Божий,
Пославший Сципиона для защиты,
И ныне Риму, знай, поможет то же.

64. А ты, мой сын, коль скоро вновь к земли ты
Воротишься, то возвести угрозу,
Не скрой того, что мной тебе не скрыто. —

67. Как хлопья пара в воздухе с морозу
В снег превратятся в месяце, в котором
Небесную обнимет солнце Козу,[479] —

70. Такое ж превращенье было с хором
Сих испарений, полных ликованья,
Что с нами обменялись разговором.

73. И я следил за формой их сиянья
До самой середины непрерывно,
Где двигаться мешало расстоянье.

76. И голос Водчей слышал я призывный:
Взгляни, взгляни, склонивши взоры ниже,
Какой мы поворот свершили дивный!

79. Я опускаю очи в миг и вижу,
Что всю дугу мы протекли обратно,
Что первый климат делает, – не ближе!

82. Я вижу путь Улиса святотатный[480]
И брег, где перед прочей ношей всякой
Европа стала самою приятной.[481]

85. Немного больше б я узрел однако,[482]
Но под моими солнце шло ногами
Уж одного немного далей знака.

88. Влюбленный ум моей прекрасной Даме
Вослед летел; в алчбе душа горела —
Ее красой упиться вновь очами.

91. Когда природы иль искусства дело,
В живом лице или в изображенье,
Глазами душу изловить умело, —

94. То это все еще ничто в сравненье
С сиянием ее улыбки милой,
Божественной отрады отраженья!

97. Улыбкой той дарованная сила,
С гнезда подъемля Леды, верховодно[483]
Меня к быстрейшей сфере устремила,

100. Которой так все части однородны,
Что я сказать теперь не в состоянии,
Куда меня ей было взнесть угодно.

103. Она ж, мое увидевши желанье,
Рекла с такой улыбкой, что Всевышний
Как бы сиял в ее ликовствованьи:

106. Движения природа неподвижно
В средине здесь источник свой имеет,
Отсюда изливаясь сфере ближней.

109. Ни в чем другом то солнце пламенеет,
Как в разуме божественном, откуда
Любовь с движеньем, что любовь ту сеет.

112. Любовь и свет вокруг него отовсюду,
Как этот круг вокруг всего – Единым
Объят Творцом, Его созданья чудо.

115. Движенье то посредственным причинам
Не подчиняется, но правит всеми,
Как целое начальник половинам.

118. И можешь ты теперь понять, как время
Свои пустило в этом небе корни,
Меж сферами листву имея теми.[484]

121. Что ж может быть презренней и позорней[485]
Алчбы гой гнусной, жадности той гадкой,
Влекущей вас к своей пучине черной?

124. Так воля расцветает в смертных кратко,[486]
Но превращают скоро в вашем свете
Дожди в терновник, – плод сначала сладкий!

127. Невинность с верою хранят лишь дети:
Чуть появился пух лишь у подбрадий, —
Уж добродетели исчезли эти!

130. Тот чуть лепечет – и томится в гладе,[487]
Не в силах будучи свою утробу
Насытить всласть, разнузданности ради.[488]

133. Иной младенцем любит мать – и злобу
Такую к ней возросши ощущает,
Что рад ее скорей приблизить к гробу!

136. Так дочь того, кто свет нам доставляет[489]
Пришедши, уходя же мрак оставит, —
Лик белоснежный черным помрачает.

139. Чему ж дивиться? Кто землею правит?
Затем то и ваш глаз так часто видит,
Что род весь человеческий лукавит.

142. Но из зимы совсем январь не выйдетъ
Виною небрегомой вами сотой,
Как ход иной на эти круги снидет;

145. Фортуной, жданною с такой охотой
Корма на место носа повернется,
И прямо будет направленье флота,[490]

148. И добрый плод за цветом разовьется!

1. Так, истину о тягостной вскрывая
Несчастных смертных жизни настоящей,
Она мой разум возводила к Раю.

4. И словно ране в отраженьи зрящий, —
Чем в мысль или в глаза ему явится, —
Внезапно факел, в зеркале горящий,

7. Спешит взглянуть назад, чтоб убедиться,
Что видимость с действительностью боле,
Чем с музыкой напев пригодны слиться;

10. Так я от глаз прекрасных тех, – отколе[491]
Меня любовь, в союзе с ними в сети
Поймала и мою связала волю, —

13. Взор отвратил и вот явились мне те
Явленья, что лишь внятны тем, кто сами
Проникнуть были в силах в сферы эти.

16. Я в точке зрел пронзительное пламя[492] —
И перед острием его ослеп
Сожженными его огнем очами.

19. Мельчайшие из звезд небесных все б[493]
Сияли, с ней поставленные рядом,
Крупнее, чем перед звездами Феб.

22. Как вкруг луны блестящая ограда
Появится полуночной порою,
Когда сгустится круг паров и чада, —

25. Вкруг точки круг вращался с быстротой
Такой, что неба быстрое движенье
Наверно бы он перегнать мог вдвое.[494]

28. Другой за ним на том же протяженье,
И третий, и четвертый вслед, и пятый;
За пятым вслед, шестой сиял в круженье;

31. За ним седьмой, столь далеко разъятый,
Что узкою посланница Юноны[495]
В сравненье с ним казалась бы стократы.

34. Восьмой за этим, боле замедленный
В движенье, и девятый – самый косный,
Всех более от искры удаленный.

37. Всех чище свет в кайме огнеколесной
Той был, чьи удалялись обходы
От искры ближе всех огненосной.

40. Мадонна ж утолила мне невзгоды
Неведенья; От точки сей срединной
Зависят небеса и вся природа.

43. Коль медленнее всех круг самый длинный
И всех быстрей при этом самый краткий, —
Их водчая – любовь тому причиной.[496] —

46. Я отвечал: Когда б в таком порядке
Был зримый мир расположен, я верю,
Мне эти объясненья были б сладки.

49. Но сферу тем верховной в большей мере
Мир чувственный показывает целый,
Чем дальше путь от центра к этой сфере.

52. А потому, коль знанья жажде смелой
Есть утоленье в херувимском храме,
Которому любовь и свет пределы,

55. То я узнать стремлюся тем упрямей,
Что копию с своим оригиналом
Несходной ныне вижу я очами. —

58. – Коль силы нет твоим перстам усталым
Сей узел развязать, тогда не диво,
Что стянут он усилием столь малым, —

61. Она в ответ, – приемли ж мой нелживый
Рассказ о том; но чтоб остаться сытым,
Полнее напряги твой ум пытливый.

64. Что до миров вещественных – круги там
Кольцом раздались, узким иль широким,
Согласно силам, в тех кругах разлитым

67. И добродетель большая – истоком
Благ больших служит; благо же большое
В пространстве боле действенно далеком,

70. И больше в круге, правящем собою
Вселенной всей движенье и устройство,
Любви и знания, чем в прочем строе;

73. А если ты в вниманье примешь свойство,
А не пространство, то недоумений
В тебе навеки стихнет беспокойство;

76. И ты увидишь ряд соотношений,
Закону сочетания послушных
Большого с большим, малых – с тем, что меней. —

79. Как в эмпсфере областей воздушных
Не тускнет свет созвездий вышних чистый[497]
От веяний Борея меней душных,

82. Но лишь туман рассеян будет мглистый,
То всею красотой на мир наш дольный
Вдруг улыбнется свод небес лучистый, —

85. Так был и я, ответами довольный
Прекрасной Дамы; правда мне сияла,
Как луч звезды в лазури неба вольной;

88. И лишь ее беседа перестала, —
Вмиг, словно сталь, растопленная в горне,
Система вся кругов блестящей стала.[498]

91. Рождали искры искры, к выси горней
Взносясь в таком числе, что сам шахматные
Изобретатель не считал проворней.[499]

94. Неслось от хора к хору перекатно
«Осанна!» в самый центр, что, неподвижен
Сам, этот мир весь движет необъятный.

97. А зревшая, как разум мой принижен[500]
Незнаньем, мне рекла: То херувимы
И серафимы, к коим центр приближен.

100. Чтобы с ним сходствовать, неодолимо[501]
Влечет их цепь любви, столь близко дружной
С ступенью, в сходстве ими восходимой.

103. Наполнен сей триады круг наружный
Престолами божественного взгляда,[502]
Собой замкнувши первый ряд окружный.

106. Им в истину полней внедряться надо,
Где мир себе приемлет пониманье,
Чтоб испытать тем большую отраду.

109. Отсель поймешь ты – счастье в познаванье,
А не в любви, которой появленье
Есть следствие лишь в нем преуспеянья.

112. А познаванье есть вознагражденье,
Которым небо подвиг награждает;
Оно ж ведет ступень вслед за ступенью.

115. Другая тройца, что произрастает
Среди весны сей радостной и вечной,
Ее ж ночной Овен не обнажает,

118. Осанна! воспевает бесконечно,
Звучащее по трем различьям счастья
На три напева радости сердечной.

121. Здесь три семьи Богов: сначала Власти, —
А во втором кругу Господствий слава,
И Силы пребывают в третьей части.

124. А в предпоследних двух – Начал держава;
Архангелов вослед за ними домы;
В кругу последнем – Ангелов забавы.[503]

127. Их взоры, кверху Господом зовомы,
На дольный мир влияньем облеклися,
Все за собой влача, одним влекомы.

130. Их различил и видел Дионисий
С такою вещей; ясностью во взоре,
Капая нам доступна в этой выси.

133. С ним разнился в порядке их Григорий,[504]
Но над собою сам потом смеялся,
Когда впервые стал он в этом хоре.

136. Я не хочу, чтоб так ты удивлялся
На их познанья смертными пример:
Ему открыл их, кто сюда вздымался[505]

139. И знал другие тайны этих сфер.