Чарльз Диккенс - Одного поля ягода
ГЛАВА VI - Загадка без отгадки
Мистер Мортимер Лайтвуд и мистер Юджин Рэйберн снова сидели вдвоем в Тэмпле. Однако на этот раз мы застали их вечерней порой не в конторе нашего видного адвоката, а в столь же мрачных апартаментах второго этажа, на черной двери которых, похожей на тюремную, была дощечка с надписью:
Частная квартира
М-р ЮДЖИН РЭЙБЕРН
М-р МОРТИМЕР ЛАЙТВУД
(Контора м-ра Лайтвуда напротив).
Судя по всему, помещение это было снято и обставлено совсем недавно. Белые буквы дощечки отличались чрезвычайной белизной и чрезвычайно сильным запахом; свежая лакировка столов и стульев заставляла (подобно свежести леди Типпинз) несколько сомневаться в ее естественности, а ковры и дорожки сразу бросались в глаза чрезмерной четкостью узоров. Впрочем, можно было не сомневаться, что Тэмпл, имеющий обыкновение умерять тон как неодушевленным, так и одушевленным предметам, не преминет в самом ближайшем будущем навести свои порядки и здесь.
- Ну что ж, - сказал Юджин, сидевший налево от камина. - Я чувствую себя более или менее сносно. Надеюсь, наш обойщик тоже ни на что не может пожаловаться.
- А с чего бы ему жаловаться? - спросил Лайтвуд, сидевший направо от камина.
- Да, разумеется, - задумчиво проговорил Юджип. - Ведь он не посвящен в наши финансовые дела и может пребывать в полном спокойствии.
- Мы ему заплатим, - сказал Мортимер.
- Заплатим? - удивленно протянул Юджин. - Да неужели?
- Во всяком случае, я намерен заплатить, - возразил Мортимер слегка обиженным тоном.
- Ах, я тоже намерен! - воскликнул Юджин. - Но у меня столько всяких намерений, что... что я ничего не намерен делать.
- Как так?
- У меня столько всяких намерений, мой дорогой Мортимер! Но они остаются всего лишь намерениями, а это равносильно ничегонеделанью.
Мортимер, удобно откинувшись на спинку кресла, с минуту смотрел на своего друга, тоже удобно откинувшегося на спинку кресла, потом вытянул ноги поближе к огню и сказал с улыбкой, которую Юджин Рэйберн, казалось бы, сам того не желая, всегда вызывал в нем.
- Однако твои причуды сильно раздули счет.
- И он называет мою домовитость причудой! - воскликнул Юджин, возводя очи к потолку.
- Наша идеальная маленькая кухонька, - продолжал Мортимер, - в которой никто никогда не будет стряпать...
- Друг мой! Дорогой мой друг! - перебил его Юджин, лениво приподняв голову со спинки кресла. - Сколько раз мне приходится повторять, что важна не сама кухня, а ее моральное воздействие!
- Моральное воздействие на кого - на тебя? - рассмеялся Лайтвуд.
- Окажи мне такую любезность, - с полной серьезностью проговорил Юджин, вставая с кресла, - пойдем обследуем ту часть наших апартаментов, которую ты столь опрометчиво подвергаешь осмеянию. - Он взял свечу и провел своего друга в маленькую узкую комнатку - четвертую в их квартире, заботливо оборудованную под кухню. - Прошу полюбоваться, - сказал Юджин. Миниатюрный бочонок для муки, скалка, ящичек для пряностей, полочка с глиняной посудой, доска для резки мяса, кофейная мельница, кухонный шкафчик, в котором с большим вкусом расставлена посуда: кастрюли, сковородки, вертел, прелестный чайник и целая батарея колпаков для блюд. Все эти предметы могут оказать огромное моральное воздействие и пробудить во мне стремление к домовитости. Во мне, а не в тебе, ибо ты человек безнадежный. Откровенно говоря, я уже начинаю чувствовать на себе это воздействие. Будь любезен заглянуть в мою спальню. Видишь? Секретер красного дерева с множеством отделений, по одному на каждую букву алфавита. Для какой цели они предназначены? Допустим, приходит счет - хотя бы от некоего Джонса. Я сажусь за секретер, делаю на счете надпись "Джонс" и кладу этот документ в отделение на букву "Д". Почти то же самое, что получить расписку в уплате долга, - по крайней мере меня это вполне удовлетворяет. И я очень хотел бы, Мортимер, - Юджин сидел на кровати и вещал тоном философа, наставляющего ученика. - Я очень хотел бы, чтобы ты, следуя моему примеру, выработал в себе пунктуальность и методичность и, живя в окружении предметов, которые оказывают огромное моральное воздействие на человека, обрел стремление к домовитости.
Мортимер снова рассмеялся и ответил на тираду своего приятеля обычными в подобных случаях возгласами: "Ну можно ли так паясничать!", "Какой ты чудак!" Но вот он умолк, и лицо его сразу приняло серьезное, а может быть, и встревоженное выражение. Несмотря на дурную привычку напускать на себя пресыщенный, равнодушный вид, - привычку, ставшую его второй натурой, Мортимер был очень привязан к своему другу. Он подпал под влияние Юджина, когда они еще вместе учились в школе, и по сию пору подражал ему, восхищался им, любил его ничуть не меньше, чем в те давно минувшие дни.
- Юджин, - начал он, - постарайся быть серьезным хотя бы минуту, я хочу серьезно поговорить с тобой.
- Поговорить, да еще серьезно? - переспросил Юджин. - Моральное воздействие начинает сказываться! Ну, говори.
- Хорошо. Хотя ты все еще не настроился на серьезный лад.
- В этой тяге к серьезным беседам, - пробормотал Юджин, как бы в глубоком раздумье, - чувствуется благотворное влияние мучного бочонка и кофейной мельницы. Я удовлетворен!
- Юджин, - продолжал Мортимер, не смущаясь тем, что его перебили, и кладя руку на плечо друга, сидевшего перед ним на кровати. - Ты что-то утаиваешь от меня.
Тот посмотрел на него и ничего не сказал.
- Ты таился от меня все лето. Мы задумали провести отдых на лодке, и ты обрадовался этому, как в детстве, когда нас с тобой учили работать веслами, потом сразу охладел к поездке, явно тяготился ею и то и дело куда-то исчезал. Со свойственной тебе чудаковатостью, которую я так хорошо знаю и так люблю, ты твердил мне десятки раз, что боишься, как бы мы не надоели друг другу, что твои отлучки - это мера предосторожности. Но в конце концов я начал думать: может быть, за ними что-то кроется? Я тебя ни о чем не спрашиваю, сам ты молчишь. Однако факт остается фактом. Признайся, так это или не так?
- Клянусь тебе, Мортимер, - серьезно проговорил Юджин после короткой паузы, - что я и сам не знаю.
- Не знаешь, Юджин?
- Честное слово, не знаю. Верь мне! Я разбираюсь в самом себе гораздо хуже, чем в других людях.
- Ты что-то задумал?
- Задумал? Да как будто нет.
- Во всяком случае, у тебя появились какие-то интересы, которых раньше не было.
- Право, не знаю, - отвечал Юджин, подумав минутку, и неуверенно покачал головой. - Иногда мне казалось - да, иногда - нет. Временами мысли мои действительно были чем-то заняты, а потом я думал: "Вздор, надоело, зачем себя связывать!" Я признался бы тебе, но, честное слово, я сам ничего не знаю.
Он встал с кровати, тоже положил Лайтвуду руку на плечо и сказал:
- Принимай своего друга таким, какой он есть, дорогой Мортимер. Моя натура тебе хорошо известна. Ты знаешь, что скука гоняется за мной по пятам. Ты знаешь, что, став взрослым и признав себя ходячей загадкой, я изо всех сил старался разгадать ее и наскучил самому себе до предела. Ты знаешь, что под конец я оставил эти попытки и на все махнул рукой. Как же можно требовать от меня ответа, если я до него не докопался? Помнишь старинную детскую загадку? "Думай, голову ломай, - кто я, кто я, отгадай!" Так вот, отгадать я не в силах.
Это фантастическое признание было настолько в духе беспечного Юджина, что Мортимер не решился счесть его ответ простой уверткой. Кроме того, Юджин говорил с подкупающей искренностью и оказывал особую честь своему другу, не распространяя на него своего пренебрежительно равнодушного отношения ко всему на свете.
- Пойдем, старина, - сказал Юджин. - Пойдем покурим. Посмотрим, что из этого получится. Может быть, после сигары наступит просветление, и тогда я немедленно во всем тебе признаюсь.
Они вернулись в гостиную и распахнули там окна, потому что камин горел жарко. Потом закурили сигары и, облокотившись о подоконник, стали смотреть на освещенный луной двор.
- Сигара не подействовала, - сказал Юджин после долгой паузы. - Не сердись, мой дорогой Мортимер, но признания у меня что-то не получается.
- Если не получается, - ответил тот, - значит ничего нет. И ничего не будет. Ничего такого, что могло бы причинить вред тебе или...
Юджин остановил Лайтвуда, коснувшись рукой его плеча, взял из цветочного горшка на подоконнике комок сухой земли и ловко швырнул им в маленькое пятно света внизу. Удовлетворившись своей меткостью, он повторил:
- Или?
- Или кому-нибудь другому.
- Каким же образом... - Юджин взял второй комок и не менее метко попал им в ту же мишень. - Каким же образом тут может пострадать кто-то другой?
- Не знаю.
- И кто... - Юджин швырнул третий комок. - Кто именно?
- Не знаю.
Задержав занесенную над головой руку с очередным комком земли, Юджин пытливо и несколько подозрительно посмотрел в лицо другу. Тот ответил ему прямым, открытым взглядом.
