Чарльз Диккенс - Одного поля ягода
День был субботний, а Фледжби смог выйти из дому, восстановив наперед бодрость духа и обычную температуру носа, только после полудня. Шагая по направлению к Сити, он двигался навстречу людскому потоку, выливавшемуся оттуда, и на Сент-Мэри-Экс попал лишь тогда, когда эта улица совсем обезлюдела и притихла. В нависшем над мостовой светло-желтом доме, около которого Фледжби задержал шаги, тоже стояла полная тишина. Шторы наверху были спущены, и дощечка с надписью "Пабси и Кo" словно дремала за стеклом конторы в нижнем этаже, смотревшей своим единственным оком на сонную улицу.
Фледжби постучал, позвонил, Фледжби позвонил, постучал, но дверь ему не открывали.
Фледжби пересек узкую улочку и посмотрел на окна верхнего этажа, но оттуда никто не посмотрел на Фледжби. Он рассердился, снова пересек узкую улочку и, видимо вспомнив о своих недавних испытаниях, дернул за ручку звонка, будто это был нос у дома. Ухо, прижатое к замочной скважине, уверило его наконец, что внутри кто-то есть. Взгляд, устремленный в замочную скважину, вероятно, подтвердил показания уха, так как Фледжби сердито дернул дом за нос и дергал и дергал его до тех пор, пока в темном дверном проеме не появился нос, но уже человеческий.
- Эй вы, сударь! - крикнул Фледжби. - Это что за шутки?
Его слова относились к еврею в старомодном длиннополом лапсердаке с глубокими карманами - к почтенному старцу с большой блестящей лысиной, окаймленной длинными седыми волосами, переплетающимися с бородой; к старцу, который приветствовал его по-восточному учтиво, склонив голову и протянув руки ладонями вниз, словно стараясь этим исполненным благородства движением умилостивить своего разгневанного властелина.
- Как прикажете понимать ваше поведение? - бушевал Фледжби.
- Добрый хозяин, - отвечал старик. - Сегодня праздник, я никого не ждал.
- К черту праздники! - крикнул Фледжби, входя в дом. - Тебе-то что за дело до наших праздников! Запри дверь.
Старик повиновался, снова склонив голову. В передней за дверью висела его ветхая широкополая шляпа с низкой тульей, такая же старомодная, как и лапсердак; в углу стоял его посох - не палка, а настоящий посох. Фледжби вошел в контору, взобрался на высокую табуретку и сдвинул шляпу набекрень. По стенам конторы были развешаны нитки стекляруса, на полках стояли небольшие ящики, дешевые часы, дешевые цветочные вазы - все иноземный товар.
Фледжби в заломленной набекрень шляпе сидел на табурете, болтая ногой, и молодость его явно проигрывала по сравнению со старостью еврея, который стоял, склонив непокрытую голову, и поднимал глаза на хозяина лишь тогда, когда тот спрашивал его о чем-нибудь. Одежда на старике была такая же ветхая, как и шляпа, висевшая в передней, но, несмотря на свой убогий вид, он не вызывал к себе неприязненного чувства. А в молодом Фледжби, хоть и щеголевато одетом, было что-то мерзкое.
- Вы, сударь, так и не объяснили мне, что значит ваше поведение, сказал Фледжби, почесывая голову полями шляпы.
- Хозяин, я пошел подышать воздухом.
- Уж не в погребе ли, где ничего не слышно!
- На крыше.
- Вот это я понимаю! Так-то ты печешься о деле!
- Хозяин, - серьезно и терпеливо отвечал Старик, - для каждой сделки требуется по крайней мере два человека, а сегодня праздник, и я остался один.
- Вот оно что! Нельзя сразу быть и за продавца и за покупателя? Так, кажется, говорят у вас, у евреев?
- Если так говорят, значит это правда, - с улыбкой ответил старик.
- Не мешает вам сказать кое-когда и правду, уж очень много вы лжете, - заметил Очаровательный Фледжби.
- Хозяин, - сдержанно, но веско отвечал старик, - лжи очень много повсюду, у людей всех вероисповеданий.
Несколько огорошенный таким ответом, Очаровательный Фледжби снова почесал полями шляпы свою умную голову, чтобы выиграть время и собраться с мыслями.
- Да вот, например, - заговорил он наконец, словно последняя реплика ему и принадлежала. - Кому, кроме нас с тобой, приходилось слышать, что еврей может быть бедняком?
- Самим же евреям, - с улыбкой поднимая на него глаза, сказал старик. - Им часто приходится слышать о бедных евреях и помогать бедным евреям.
- Чепуха! - отрезал Фледжби. - Ты прекрасно понимаешь, к чему я клоню. Тебе очень хотелось бы прикинуться бедняком, да меня не проведешь. Признайся лучше, сколько ты заработал на моем покойном родителе. Может, тогда я стану лучшего мнения о тебе.
Вместо ответа старик склонил голову и, как прежде, протянул руки вперед.
- Перестань кривляться! Тут не школа для глухонемых, - сказал остроумный Фледжби. - Веди себя по-христиански... насколько тебе это удастся.
- Болезни и несчастья довели меня до нищеты, - ответил старик, - и весь мой капитал вместе с процентами перешел в руки вашего отца. А вы, наследник, были настолько милостивы, что простили мне долги и определили меня сюда.
Он сделал легкое движение руками, словно поднес к губам край воображаемой мантии, ниспадавшей с плеч благородного юноши, который сидел перед ним. Жест этот, при всей его смиренности, был настолько живописен, что не унизил старика.
- Больше от тебя, видно, ничего не добьешься, как ни старайся, пробормотал Фледжби и бросил свирепый взгляд на своего собеседника, будто примериваясь, не выбить ли ему два-три зуба. - Признайся мне только вот в чем, Райя: кто-нибудь теперь считает тебя бедняком?
- Никто, - сказал старик.
- Вот так и надо, - одобрительно заметил Фледжби.
- Никто, - повторил старик, медленно и грустно покачав головой. - Все думают, это небылица. Если б я сказал: "Эти товары не мои", - быстрым движением своей гибкой руки он показал на вещи, лежавшие по полкам, - если б я сказал: "Это все принадлежит молодому джентльмену, христианину, который поставил меня торговать здесь и которому я обязан отчитываться в каждой проданной бусинке", - мне рассмеялись бы в лицо. А когда сюда приходят по более серьезным делам, за ссудой, я говорю...
- Берегись, старик! - перебил его Фледжби. - Смотри не проболтайся!
- Сударь, от меня слышат только то, что вы сейчас сами услышите. Когда я говорю: "Я ничего не обещаю, я не могу решать за другого, я должен спросить хозяина. Все зависит от него, у меня нет своих денег, я бедный человек", - мне не верят и так сердятся, что иной раз призывают гнев Иеговы на мою голову.
- Вот и отлично! - воскликнул Очаровательный Фледжби.
- А бывает и так, что мне говорят: "Неужели нельзя обойтись без этих уверток, мистер Райя? Бросьте, мистер Райя, бросьте! Ваш народ любит хитрить". - Мой народ! - "Если вы согласны дать ссуду, выкладывайте деньги, и поскорее! Если же не согласны, так и скажите!" Мне никогда не верят.
- Вот и хорошо, - сказал Очаровательный Фледжби.
- Мне говорят: "Понятно, мистер Райя, все понятно! Достаточно только посмотреть на вас, и все становится понятно".
"Молодец! Такого мне и надо! - подумал Фледжби. - И я тоже молодец, что выискал тебя. Я, может, соображаю не так быстро, но зато уж действую наверняка".
Ни звука из этого мысленного монолога не произнес мистер Фледжби вслух, из опасений, как бы его слуга не возомнил о себе. Но, глядя на старика, который неподвижно стоял перед ним со склоненной головой и потупленным взором, он думал, что если уменьшить ему хотя бы на дюйм лысину, укоротить на дюйм волосы, на дюйм полы лапсердака, на дюйм поля шляпы, на дюйм посох - тогда доходы его хозяина, Фледжби, уменьшатся на сотни фунтов.
- Слушай, Райя. - снова заговорил он, умиротворенный столь приятными для себя размышлениями. - Я хочу скупить побольше просроченных векселей. Займись этим.
- Будет сделано, сударь.
- Я подвел недавно кое-какие итоги и убедился, что эти операции, в общем, недурно окупаются. Надо их расширить. Кроме того, меня интересуют финансовые дела некоторых людей. Так что не зевай.
- Все будет исполнено без промедления, сударь.
- Намекни, где следует, что ты скупаешь просроченные векселя пачками - на вес, разумеется, если тебе дадут предварительно просмотреть их. Да, вот еще что. Счетные книги принеси мне на проверку, как всегда, в понедельник, к восьми часам утра.
Райя вынул из-за пазухи складную грифельную дощечку и сделал в ней пометку.
- Вот и все, что я хотел тебе сказать, - ворчливо буркнул Фледжби, слезая с табуретки. - Разве только добавлю еще: будьте любезны, сэр, дышать воздухом в таком месте, откуда слышен звонок, или стук дверного молотка, или и то и другое. Да, кстати, как это ты ухитряешься дышать воздухом на крыше? Высовываешь голову из дымовой трубы, что ли?
- Здесь крыша плоская, сударь, и я развел на ней маленький садик.
- Деньги там прячешь, старый лис?
- Мой клад, хозяин, вполне поместился бы в горстке земли, что я насыпал для своего сада, - отвечал Райя. - Двенадцать шиллингов в неделю такое жалованье и мне, старику, прятать нечего.
- Хотел бы я знать, сколько ты на самом деле накопил, - сказал Фледжби, которого весьма устраивала собственная выдумка, будто старик богатеет на таком жалованье. - Ну, ладно! Надо еще полюбоваться твоим садом на крыше.
