Виктор Шепило - Ночь на площади искусств
Клара смеялась, ахала. Разговор стал оживленнее. Матвей рассказал, что он коренной москвич, живет в районе старинной московской улицы Сретенки. Любой старожил укажет, где живет Матвей Кувайцев.
— Кувайцев, Кувайцев… — повторяла Клара, — Кажется, это знатный род?
— Это Казанцевых род, — уточнил Матвей, — А мой род всегда в мастеровых числился. Сретенских.
— Сретенка, Сретенка, — повторяла Клара, будто пробуя слово на язык. Потом взглянула на часы. — Я вас не отвлекаю от работы?
— Работа выполнена, теперь под прессом сохнет.
Матвей встал и с удовольствием подкрутил пресс. Ему уже нравилось разговаривать с дамой — все-таки не одному сидеть, выжидая новых явлений. Он будет говорить о чем угодно и с кем угодно, лишь бы быстрее летело время.
Клара же нет-нет, да и поглядывала на пресс с нескрываемым любопытством. Она предложила еще выпить (о, эта таблеточка, маленькая беленькая таблеточка!), но Матвей наотрез отказался: дескать, перевернутый стакан — это закон многих лет.
Тогда Клара встала, подошла почти на цыпочках к прессу, обошла его вокруг.
— До чего же любопытно узнать, кто у вас там в плену?
— Утром узнаете, — насторожился Матвей и тоже подошел к прессу.
— Меня сжигает любопытство.
— А у меня есть право нажать сигнальную кнопку.
— О-о, — Клара усмехнулась, — Никогда бы не подумала, что вы такой паникер.
— Служба, — тоже усмехнулся Матвей.
— Вы тоже полицейский?
Матвей ненадолго задумался.
— Я… не могу вам этого сказать.
Клара помолчала. Прошлась по кабинету.
— Нет. Этого не может быть, — сказала она, — Вы совершенно не похожи… А может, вы великий артист?.. Среди тайной полиции это не редкость.
Матвей уж и сам не рад был, что дал даме повод так думать. Это ведь может и к скандалу привести. Надо было выправлять положение. Матвей натужно усмехнулся и как можно дружелюбнее попытался переменить тему:
— Не надо вам строить догадки. Лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Вот вы интересовались, что такое Сретенка… — И Матвей пустился в пространное описание своей «малой родины», начиная со Сретенского монастыря на Сухаревской площади: — Эх, да что толковать! По Сретенке надо гулять. Особенно я уважаю пивную в Печатниковом переулке. Кстати, я там рядом живу — по левую руку, дом номер шестнадцать. Да любой, — повторил Матвей, — покажет, где мой дом.
— Вы живете в особняке? — удивилась Клара.
— Да, — подтвердил Матвей, — А в этом особняке коммуналка, но всего на двоих.
— Это как?
— Двухкомнатная квартира. Одна комната моя, другая — соседа, Бориса Павловича Мырсикова. Замечательный человек, и руки золотые. Мастер на землеройных агрегатах. Всю Москву уже перекопал вдоль и поперек. Ветеран труда. Рыбак, опять же. Я ему спиннинг везу с электронной катушкой. Задаешь программу, направление — и блесна вылетает точно туда, куда надо.
Клара с некоторой опаской взяла спиннинг. Матвей показал, как просто корректируется полет блесны.
— Хороший подарок. Значит, вы с ним друзья? — спросила Клара.
— Не разлей вода, — подтвердил Матвей, — Вот только за ним один грешок водится. Борюсь и ничего не могу поделать. Придет Борис Павлович с работы и первым делом свои натруженные ноги мыть. Воду вскипятить в тазике лень. Так он в унитаз поставит ноженьку, за цепку дернул — помыто! Затем следующая. Обтер — и будь здоров. А мне все же это неприятно. Унитаз хоть и не новый, но должна же быть какая-то гигиена. Мырсиков же начинает мне доказывать, что унитаз — это универсальный таз и он пригоден для любых процедур. Слава богу, хоть голову он там не моет. Ведь у вас, как я заметил, унитаз — самое чистое место.
— Как вам сказать, — Клара почувствовала затруднение. Русские моют ноги в унитазе? Ткаллер ничего подобного ей не рассказывал. Она снова рассмеялась.
— Так, значит, вы один живете?
— Почему? С Серафимой Анатольевной.
— Супруга?
— Упаси господь. Это мою черепаху так зовут. Милое терпеливое создание.
— Чего же вы не женитесь?
— Я бы женился. Но ни одна женщина со мной не уживется, хотя зарабатываю я подходяще, да и характером мягок и покладист. Но вот работаю я в основном на дому. Клей же мой исключительно животного происхождения. Сушу рыбьи плавательные пузыри, кости осетровых рыб — мне шурин из ресторана «Лель» привозит — и получаю первостатейный клей путем вываривания. Клеешок — шик-блеск: схватывает мертво и, что важно, не промачивает материал. Но в нем вся моя житейская драма. Вонь от этого вываривания такая, что ее не вынесет ни женщина, ни кошка, ни собака, ни другая какая тварь, кроме черепахи. Вы не держали черепаху?
— Не приходилось.
— Настоятельно рекомендую. Шума никакого, живет двести лет и есть почти не просит. Самое любимое лакомство — моченый горох. Полблюдечка в день. А если у меня поездка, вообще ничего не оставляю. Она в спячку уходит. Может два месяца спать. Ну чем не прелесть? Разве с женой так можно?
— Как забавно вы рассказываете! — от восторга захлопала в ладоши Клара, — Вы, русские, совершенно особенные люди. Обязательно побываю на вашей Сретенке. У вас принято заходить в гости?
— О чем речь! Спросите Кувайцева — любой покажет, — снова повторил Матвей. И подумал в страхе: «Что я несу! Майора тайной полиции приглашать в гости! И адрес раньше назвал. Господи, вразуми!» Но тут же попробовал успокоить себя: что ж тут такого? Рассказ иностранцам о достопримечательностях столицы — с целью улучшения отношений и роста взаимопонимания. И так далее, и тому подобное… Матвей решил продолжить беседу в сложившемся направлении.
— Мне ведь случалось любопытные заказы исполнять, — вздохнул он и отчего-то покосился на пресс, под которым подсыхали марши-победители, — Многотомное издание «Живописная Россия». «История славян» под редакцией профессора Битнера. «Интимная жизнь монархов» — девятнадцать выпусков. Издание Каспари, девятьсот десятый год. Не приходилось читать?
— Нет.
— Эх, мамочка! Сколько страстей, фактов, мыслей! Да, многое проходило через эти руки! — Матвей посмотрел на свои руки, потер одна о другую, крепко и с удовольствием сжал.
— Ну а теперь? Интересная ведь работа попалась? — заиграла глазками Клара, выбрав наконец подходящий момент.
— Эта? — указал он на пресс. Матвей хотел было отшутиться, дескать, ничего особенного, публику ждет разочарование и дальше в таком же духе. Но вдруг почувствовал, что язык его окоченел и ничего подобного он выговорить не может. Зубы его выбивали мелкую дробь. Очевидно, Марши не позволяли над собой шутить. Клара смотрела на Матвея, ожидая ответа. Неожиданно он решил сказать правду.
— Работа опасная, если честно сказать. Опаснее, чем у электромонтера. Напутаешь в проводах, так трахнет — не очухаешься, — Матвей подошел к партитурам, — Сохнут теперь. Отдыхают, демоны. А страху нагнали прямо анафемского.
— Вы меня интригуете, — повела бровью Клара, — Такая сложная работа попалась? Или материала подходящего не нашлось?
Она вновь, уже в который раз, подошла к прессу, как бы пытаясь угадать, что же там, под таинственными обложками.
— Не вижу золотого тиснения.
— Названия нет, — ответил Матвей, — А в нотных крючках я не разбираюсь.
— АТ каллер?
— Он мне названия не расшифровал.
— И вам не сказал? — поразилась Клара, — Отчего же?
— Не захотел, — как мог просто и правдиво ответил Матвей.
— Давайте посмотрим. Я разбираюсь в нотах.
— Э-эх, — подбежал к прессу Матвей, — Не просохло еще. Да и не положено. Вы же, так сказать, здесь поставлены для охраны.
Клара принялась объяснять, что ее гложет чисто женское любопытство — так заманчиво узнать то, чего не знает пока никто, но десятки тысяч ждут с нетерпением.
— Дама вы, конечно, чрезвычайной приятности, — мягко и даже как-то вкрадчиво отвечал Матвей, — Я вам хотел бы сделать подарок в честь памятной ночи. Вот натуральный столичный бархат остался. На костюмчик вам не хватит, а на жакетик дамский вполне.
Матвей накинул ей на плечи бархатный лоскут. Любуясь, добавил:
— Совершеннейшая прелесть. К жакетику бы еще опоясочку из посеребренной тесьмы, как в «Интимной жизни монархов».
Клара повернулась к зеркалу:
— Добрый вы человек. И в гости пригласили, и подарок сделали… Позвольте отблагодарить вас.
Клара подошла близко к Матвею, посмотрела неожиданно томно и продолжительно, обняла и стала нежной ладонью ерошить ему волосы. Лицо ее приблизилось и расплылось в глазах переплетчика — как на экране неисправного телевизора. Матвей вновь уловил запах спиртного и с неудовольствием подумал, что, как на грех, поужинал сегодня с чесночным соусом и наверняка Кларе теперь неприятно. А острые коготки соблазнительницы уже проникли под рубашку и нежно царапали его могучую спину.
