Дэвид Шиклер - Американский поцелуй
— Что за черт! — громко, ни к кому не обращаясь, выругалась Ралли. Она повторила это несколько раз.
Ралли посмотрела на экран компьютера, там был открыт путеводитель по ноябрьской Франции. Ралли собиралась написать статью не о празднике божоле, а о традициях этого ежегодного праздника вина, которое приветствуют, выпивают всего за одну короткую ноябрьскую неделю, а потом предают забвению. Но этим утром Ралли не могла сосредоточиться на вине. Она вспоминала о четырех тысячах долларов, обмотанных вокруг ее шеи прошлой ночью, и о том, что секса все равно не было.
— Какого черта? — повторила она.
Зазвонил телефон. В трубке послышался голос Сабрины.
— Ну, — потребовала она отчета, — как он?
Ралли обдумывала, что сказать. Обычно она обсуждала самые интимные подробности с Сабриной и Ким. Но на этот раз, хотя ей жутко хотелось проболтаться, особенно о стоимости платья от Нарцизо Родригез, внутренний голос подсказал ей этого не делать.
— Он меня не поцеловал, — произнесла она.
— Ха, — среагировала Сабрина. — Как обстоят дела с поездкой? Уже зарезервировала места? Волнуешься?
— Мы не целовались, — рассеянно повторила Ралли.
Ралли встречалась с Патриком семь пятниц подряд. Он никогда не звонил ей на неделе. Он звонил ей в пятницу, встречал у «Сакса», тратил на нее тысячи долларов, вез ужинать, потом домой, где срезал ее платье и держал за руки перед зеркалом. Патрик, как догадалась Ралли, следовал негласным правилам ритуала и ожидал от нее того же. Платья всегда были очень простыми, чистый шелк от Бадгли Мишка или Памеллы Деннис. Они были однотонные: черные, темно-синие, темно-бордовые — платья потрясающе смотрелись на Ралли, пока их не разрывали надвое и не обматывали вокруг шеи. Патрик держал ее запястья за спиной, заставляя смотреться в зеркало. Он никогда не целовал, не ласкал, никогда не пытался снять с нее белье, никогда не разговаривал с ней. По истечении часа он отсылал Ралли домой в чистых штанах и футболке.
Ралли была напугана и заинтригована Патриком. На третьем свидании она решила испытать его. Надевая платье в «Саксе», Ралли оставила лифчик, но трусики сняла. Позже, вечером, когда Патрик разрезал платье пополам, он фыркнул и отпрянул назад. Ралли обернулась и подошла к нему, пытаясь поцеловать и положить его руку себе на бедро.
— Давай же, — шептала она.
Патрик свирепо посмотрел на нее и оттолкнул.
Ралли не сдавалась.
— Дотронься до меня, — стонала она, — возьми меня.
— Нет, — прошипел Патрик. Он сложил руки на груди.
Ралли стояла перед ним, стройная и порочная.
— Что здесь происходит, черт возьми?
Патрик смерил ее взглядом.
— Ты делаешь то, что я прошу. Пытаешься увидеть себя моими глазами.
— О, правда! — Ралли тоже сложила руки. — Как насчет того, чтобы делать то, чего хочу я?
— Если ты этого хочешь — уходи.
Ралли почувствовала унижение, слезы наворачивались на глаза.
— Я не понимаю, — ее голос звучал покорно. — А мы не будем… целоваться? Заниматься любовью? Я хочу сказать… Ты этого не хочешь?
— Я хочу, чтобы ты ушла! — произнес Патрик.
Ралли открыла рот от удивления.
— Это бред, Патрик.
Его глаза недобро сверкнули.
— Я сказал, уходи.
Ралли ушла, не рассчитывая больше увидеть Патрика.
— Он хорошо целуется? — поинтересовалась Ким.
Они с Ралли сидели дома на диване.
— Он восхитителен, — солгала Ралли. Патрик ни разу не поцеловал ее.
Ким разглядывала французскую косу Ралли, которая стала неотъемлемой ее частью. Ким она не нравилась. Ей казалось, что волосы Ралли заслуживают лучшей участи.
— Вы встречались три раза, — продолжала Ким. — И всегда ты возвращалась в его одежде. Вы занимаетесь этим?
«Этим, — подумала Ралли, — этим».
— Да, — снова солгала она.
Ким смотрела на подругу. Она ждала подробностей, которых не последовало.
— Эй, Ралл, — окликнула она, — ты больше не рассказываешь о Франции. Ты все еще готовишься к поездке?
Ралли потерла руки. У Патрика в зеркале они выглядели изящными, как руки балерины. Ей они нравились.
— Ралл?
— Хмм, да?
— Франция. Ты все еще туда собираешься?
— О, конечно, — ответила Ралли. — Конечно.
К радости Ралли, Патрик позвонил в пятницу как ни в чем не бывало. Он позвал ее в «Сакс», и Ралли поехала. Она не отдавала себе отчета почему, но она поехала и больше не выкидывала никаких фокусов, стоя перед зеркалом с голым животом и холодными коленями. Разорванное платье было бледно-голубого цвета.
— Ты не хочешь потанцевать? — прошептала Ралли.
— Я хочу, чтобы ты смотрела в зеркало, — сказал Патрик.
Ралли смотрела на свое тело. За окном красные полицейские огни озарили ночь. Промчалась пожарная машина.
— Ты хочешь, чтобы я разговаривала? — спросила Ралли.
— Ты знаешь, чего я хочу, — он сжал ее запястья.
На пятой неделе Ралли с нетерпением ждала вечера пятницы. Она поняла, что их нельзя назвать любовниками, но она ощущала себя уникальной, как будто она воплощала для Патрика что-то интимное, идеальное. Этого можно было достичь, только обернув Ралли в шелк. Было что-то подкупающее в его одержимости. Стоя в темноте, на каблуках, поддерживаемая Патриком, Ралли всматривалась в зеркало, пытаясь понять, что же он видит. Она думала о денежных перечислениях с его счета на счет в «Саксе» и «Дюранигане».
— Почему именно я? — спросила она однажды, но Патрик не дал ей договорить.
На шестом свидании Ралли решила поэкспериментировать со своей внешностью. Она втянула живот, выпятила грудь, надула губы, сделала испуганное, но внимательное лицо. Когда Патрик опять не овладел ею, Ралли сменила тактику. Она расслабила живот, сделала печальное лицо. Реакции не последовало. Тогда Ралли сосредоточилась на отражении в зеркале. Ей нравилось, что ее кожу ничего не сковывало, за исключением некоторых деталей. Она думала о том, как свешивается ее коса по спине.
Ралли улыбнулась. «А я хороша», — решила она.
На следующее утро Ралли отправилась в музей Клойстерс. Через две недели она улетала во Францию, а перед серьезными поездками она всегда посещала «Клойстерс», чтобы настроиться на нужное восприятие людей. Она считала общение с людьми главным в работе журналиста, а в «Клойстерс» можно было потренироваться. Это был отчасти музей, отчасти церковь, отчасти замок на берегу Гудзона, сюда люди приходили полюбоваться искусством, прогуляться по береговому валу или просто подержаться за руки. Ралли казалось, что здесь люди становятся менее сознательными, чем в других местах Нью-Йорка. Она наблюдала за поведением незнакомцев, искала среди них чудо — чудо, которое можно поцеловать. Кроме того, здесь было тихо, а Ралли нужно было время обдумать свои отношения с Патриком Риггом, решить, был ли он чудом и ее второй половинкой. У него было неотразимое обаяние, еще он по-королевски одевался и обладал чувством юмора. Смущало то, что, когда Ралли думала о Патрике, она не могла отделаться от мыслей о себе, о своем отражении в его зеркале. Ей снилось, что она нимфа в виноградном лесу, она отчетливо видела свою грудь, ноги, безумные глаза. Иногда по утрам, когда еще не рассвело, Ралли запиралась в ванной и раздевалась до белья. Патрика не было, но она держала руки за спиной. Она накидывала на шею халат, имитирующий шелковое платье, и восхищалась своим отражением, пока, к ее ужасу и радости, у нее не становилось влажно между ног. Там было влажно, но где были руки Патрика, когда они так нужны?
— О чем вы думаете? — спросил мужской голос.
Ралли обернулась, моргая. Она пришла в себя. Ралли находилась в галерее гобеленов и стояла перед каким-то экспонатом, видимо рассматривая его. Рядом с ней стоял хрупкий молодой человек с сонными голубыми глазами и ровными зубами.
— Простите, что вы сказали?
— Я просто, хм, спросил, о чем вы думаете. — Молодой человек указал на гобелен. — Вы были так… поглощены чем-то.
Ралли покраснела. Она сосредоточилась на гобелене. На нем была изображена охота на единорога. Единорог стоял на опушке у ручья, два копья воткнулись ему в ребра, и тонкие струйки крови стекали по бокам. Собаки и охотники окружили животное. У собак были злобно оскаленные пасти, а на лицах мужчин читалась жестокость и непреклонность. Единорогу грозила либо гибель, либо плен, и его глаза были полны невыразимой муки.
— Ужасно, — сказала Ралли.
Молодой человек посмотрел на Ралли. Он колебался.
— Это то, о чем вы думали? — переспросил он.
Ралли обернулась.
«Ты странный, — решила она. — Я должна была тебя заметить».
— Мне нравится эта сцена, — вздохнул незнакомец. Он печально разглядывал единорога. — Видимо, это неправильно. Наоборот, я должен находить ее отвратительной. Так ведь?
