Джон Пассос - 42-я параллель
отбор это было не то чему учили в церкви
и Лютер Бербанк стал неверующим перебрался в Люнебург
открыл зародыш картофеля
посадил его и использовав естественный отбор мистера
Дарвина
Спенсера и Хаксли
вырастил картофель Бербанка.
Молодежь уходит на Запад;
Лютер Бербанк отправился в Санта-Розу
мечтая о зеленой траве зимой о вечно
цветущих цветах о вечно
плодоносящих растениях; Лютер Бербанк
использовал естественный отбор; Лютер Бербанк
осуществил несбыточный сон о зеленой траве зимою
сливах без косточек, ягодах без семян розах
ежевике кактусе без шипов
Суровы зимы в суровой
кирпичной ферме, в суровом Массачусетсе
прочь в радостную Санта-Розу;
И он радостный бодрый старик
где розы цветут круглый год
вечноцветущие вечноплодоносящие
гибриды.
Америка тоже гибрид
Америка могла бы использовать естественный отбор.
Он был безбожник он верил в Дарвина в естественный
отбор и в наследье великого старца
и в первосортные стойкие фрукты
пригодные для перевозок и консервирования.
Он сам был одним из "великих старцев" пока церковь
и конгрегации
не прослышали что он безбожник и верит
в Дарвина.
В радостные годы протекшие в Санта-Розе
за отбором для Америки улучшенных пород и гибридов
он был чужд самой мысли о зле.
Но он разворошил осиное гнездо;
он не отрекся от Дарвина и естественного отбора
и они ужалили его и сбитый с толку
он умер.
Его похоронили под кедром.
Любимой его фотографией
был снимок с крохотного карапуза
возле клумбы гибридов
вечноцветущих махровых маргариток Шаста
чуждых самой мысли о зле
и на заднем плане бывшая когда-то вулканом
гора Шаста
но теперь
нет у них больше вулканов.
НОВОСТИ ДНЯ VII
ребенок родившийся в Миннеаполисе прибывает сюда в инкубаторе.
В Шайенн! В Шайенн! (*37)
Мой резвый пони.
утверждают что Джим Хилл (*38) побил нефтяной трест на 939 пунктов КУРЬЕРСКИЙ БОЛЬШОЙ ЧЕТВЕРКИ (*39) РАЗНЕСЕН В ЩЕПЫ женщины и дети подвергаются издевательствам признал что он видел порку и даже увечья но отрицал мучительные истязания
ПРАВДА О СВОБОДНОМ ГОСУДАРСТВЕ КОНГО
найдены большие недостатки в конструкции дредноута Салтос Дюмон говорит об аэроплане как о сопернике хищной птицы женщины - вот о чем только и думают в Конго экстренное предписание отзывающее, сев.-американских моряков БЕЛЫЕ В КОНГО ТЕРЯЮТ ВСЯКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О НРАВСТВЕННОСТИ в лапах специалистов по искам за увечья Тзо встретился с Джедом в решительной схватке РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ ОСЛОЖНЯЕТ ПОЛИТИКУ последняя постановка Саломеи в Нью-Йорке бесполезный героизм матери
В шарабан усядемся мы вдвоем
И устав от всех церемоний
Мы резвого пони с размаху хлестнем
И прочь из Шайенна погоним
Говорит что в наш век должны править доллар и смекалка каждый день поднималась на вершину чтобы доставать снег для сохранения трупа Штраус отстаивает Саломею БЛОКИРОВОЧНАЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ ЗАЛОГ БЕЗОПАСНОСТИ НА ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГАХ
КАМЕРА-ОБСКУРА (8)
Оставалось только расшнуровать ботинки и лечь. Эй Французик заорал Тайлер иди драться с Козлом. Не хочу я с ним драться. Врешь будешь верно я говорю ребята? Фредди просунул голову в приоткрытую дверь и показал длинный нос напевая Будешь драться не уйдешь и все ребята верхнего этажа были тут же. Если ты не девчонка а на мне была пижама и они втолкнули Козла и во рту был вкус крови и все орали Задай ему Козел кроме Резинки который орал Дай ему в зубы Джек и Французик повалил Козла на кровать и все его оттаскивали и они приперли Французика к двери и он дубасил направо и налево и ему не видно было кто его бьет и все принялись орать Козел вздул его и Тайлер с Фредди держали его за руки и звали Козла дать ему еще раз но Козел не хотел Козел ревел во все горло.
Сладкий тошнотворный вкус крови и звонок тушить свет и все разбежались по своим комнатам скорее в кровать кровь стучала в висках и по щекам текли слезы когда Резинка на цыпочках пробрался в комнату и сказал Ты здорово вздул его Джек не верь стервецам как только им не стыдно ведь это Фредди тебя ударил.
Но Блоха на цыпочках делал обход по коридору и поймал Резинку который хотел улизнуть к себе и попало ему как следует.
МАК
В День благодарения (*40) Мак добрался до Сакраменто, где нашел работу по разгрузке корзин на складе сушеных фруктов.
К Новому году он скопил достаточно, чтобы обзавестись костюмом и взять билет на речной пароход в Сан-Франциско. Он прибыл туда около восьми вечера. С чемоданчиком в руке он поднялся от пристаней по Рыночной улице. Она была освещена, как днем. Молодые люди и хорошенькие девушки в пестрых нарядах быстро проходили мимо, и свежий порывистый ветер, взметая в воздух песок и обрывки бумаги, трепал их платья и шарфы и докрасна нащипывал щеки. На улицах китайцы, португальцы, итальянцы, японцы. Народ спешил в театры и рестораны. Музыка доносилась из дверей баров, масляный чад - из ресторанов, запах винных бочек и пива - отовсюду. Маку хотелось развлечься, но в кармане у него было всего четыре доллара, пришлось идти в общежитие ХСМЛ, где внизу в пустынной столовой он поужинал куском пирога и стаканом кофе.
Поднявшись к себе в комнату, голые стены которой напоминали больничную палату, он распахнул раму, но окно выходило в колодец. В комнате пахло какой-то дезинфекцией, и, когда он улегся на койку, от одеяла несло формалином. Он чувствовал прилив бодрости. Чувствовал, как бурлила и струилась по всему телу кровь. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, пойти потанцевать, или выпить со знакомым парнем, или пошутить с какой-нибудь девушкой. Запах губной помады и мускусной пудры в комнате тех девиц из Сиэтла всплыл у него в памяти. Он встал и присел на край постели, болтая ногами.
Потом он решил пойти прогуляться, но перед уходом положил деньги в чемодан и запер его. Одинокий, словно призрак, до изнеможения бродил он взад и вперед по улицам. Он шел быстро, не глядя по сторонам, протискиваясь сквозь строй крашеных девиц, дежуривших на перекрестках; мимо комиссионеров, совавших ему в руку свои адреса; пьяниц, затевавших с ним драку; попрошаек, клянчивших подачку. Потом, ожесточенный, замерзший и усталый, он поднялся к себе в комнату и ткнулся в подушку.
На следующий день он получил работу в маленькой типографии, которую держал лысый итальянец с большими бакенбардами и пышным черным галстуком. Его звали Бонелло. Бонелло сказал ему, что он был краснорубашечником (*41) у Гарибальди, а теперь его излюбленным героем был анархист Феррер (*42); он и Мака нанял в надежде обратить его в свою веру. Всю зиму Мак работал у Бонелло, ел спагетти, пил красное вино, толковал о революции с хозяином и его друзьями и посещал социалистические митинги и анархистские собрания по воскресеньям. В субботу вечером он ходил в публичные дома с приятелем, которого звали Миллер и с которым он встретился в общежитии ХСМЛ. Миллер учился на дантиста.
Скоро Мак подружился с Мейси Спенсер, которая служила в галантерейном отделе универмага. По воскресеньям она пыталась водить его в церковь. Это была спокойная девушка. Ее большие голубые глаза глядели на него с недоверчивой улыбкой каждый раз, как он заговаривал с ней о революции. У нее были мелкие, ровные, как жемчужинки, зубы, и она очень мило одевалась. Со временем она перестала приставать к нему с церковью. Ей нравилось, когда он водил ее слушать музыку в Пресидио или смотреть статуи в Сутро-парке.
В утро землетрясения (*43) первое, о чем подумал Мак, когда прошел испуг, была Мейси. Дом на Марипоса-стрит, где она жила, еще стоял, когда он добрался туда, но все уже из него выехали. И только через три дня - три дня, которые он провел в дыму, среди рушащихся балок и подрываемых динамитом развалин, в составе вольной пожарной дружины, - он нашел ее в хвосте за провизией у входа в парк Золотых ворот. Спенсеры жили в палатке вблизи полуразрушенных оранжерей.
Она не узнала его: волосы и брови у него были опалены, одежда висела лохмотьями, и он был с головы до ног вымазан сажей. Они еще ни разу не целовались, но тут он при всех обнял ее и поцеловал. Когда он выпустил ее, все лицо у нее было в саже. Кое-кто в очереди засмеялся и зааплодировал, но стоявшая за Мейси старуха в прическе помпадур, сбившейся набок так, что из-под нее выглядывал валик, и в двух надетых один на другой розовых шелковых капотах с турнюром сказала сварливо:
- Ну, теперь вам придется пойти помыть лицо.
После этого они считали себя помолвленными, но никак не могли обвенчаться, потому что типографию Бонелло поглотило вместе со всем кварталом и Мак был без работы. Мейси позволяла ему целовать ее, и они обнимались на прощанье в темном подъезде, когда ему случалось поздно провожать ее домой, но на большее он и не отваживался.
