Ирина Вильде - Совершеннолетние дети
Теперь все ревут, как сумасшедшие:
— А… а… а!..
Но все это не смущает Дарку. Только бедный Ивонко купается в собственном поту.
На улице, куда уже не доносятся ненавистные голоса, Дарка приходит в себя. Теперь ей не от кого бежать, не к кому спешить. С сизых лесов Цецина долетает ласковый ветер. Дарка подставляет под его крылышко разгоряченное лицо и чувствует, как вместе со свежими, холодными его поцелуями к ней возвращается спокойствие.
Еще, еще, ветерок! Так хороши твои ласки!
Солнце после горячего полдня подвинулось на край неба и теперь греет, но не печет. Ивонко предлагает путь напрямик — через холм: «Хорошо ли? Ведь холм крутой». — «Ну и пусть», — соглашается Дарка, ей даже нравятся всякого рода опасности и препятствия. Они взбираются на самую вершину холма, затем Ивонко начинает первый спускаться по глиняным уступам. Не будь Ивонко крестьянским сыном, знал бы, что прежде всего надо помочь сойти «даме».
— Я сейчас… Подождите! Подождите меня там! — кричит ему Дарка.
Отсюда, как с самолета, видно все предместье Монастырисько, его густые сады, кукуруза в одежде, ободранной ветром и градом, домики с низкими оконцами.
Видно даже еще дальше. Еще больше. Расписные, как буковинские «скорцы»[10], крыши митрополии, башня ратуши на длинной шее. Парк… И всюду деревья, деревья, деревья… Не город, а сад, так и рябит в глазах от этой зелени, кое-где уже переходящей в червонное золото.
— О, как красивы наши Черновицы! — Дарка в восторге скрещивает руки.
А надо всем, над выложенными мозаикой крышами митрополии, над каменными домами с красными кровлями, напоминающими мухоморы, над этими зелеными горами и долинами, надо всем этим — безграничный простор. Там, в котловине, никогда не ощутишь его, и человек никогда не бывает так близок к небу.
Ивонко теряет терпение. И снова возникает мысль: воспитывайся он в городе, знал бы, что «даме» можно опаздывать и задерживаться.
— Идем! — Дарка, не разбирая дороги, спускается с холма.
Вскоре они уже шагают по тротуару. Дарку начинает смешить, что рядом с ней, гремя сапогами (каблуки у него, наверно, с железными подковами), идет этот немой мальчишка с большими, как две сковородки, ладонями.
— Вы у Дуток на «станции»? — наконец обращается к ней Ивонко.
Дарка не смотрит на него, но готова побиться об заклад, что он опять лоснится от пота.
— Да, я хожу с Лидкой в один класс. — Дарка немного удивлена, что он спрашивает о всем известных вещах.
— Я видел вас в Лужанах: вы пили воду возле колодца на вокзале.
Ах, эта сцена совсем не так приятна, чтобы вспоминать о ней. Но то, что он запомнил Дарку, заставляет ее отнестись к нему благосклоннее.
— Это было, кажется, перед каникулами, когда я возвращалась после экзамена… Да… да, припоминаю, мы тогда с Орысей пили воду в Лужанах.
Дарке кажется, что и она из вежливости должна спросить его о чем-нибудь.
— А вы из какого села?
Даже странно, как этот мальчик оживает от обычного вопроса, заданного из вежливости!
— Я из Жучки. Вы, верно, слышали о таком селе? Недалеко от Черновиц… — И он продолжает рассказывать, не дожидаясь вопросов: — Шесть лет я ездил в гимназию, а в этом году пошел на «станцию»: в седьмом и восьмом классе надо подтянуться, ведь это уже на аттестат зрелости…
Последние слова он произнес с особенным удовольствием.
— А после получения аттестата что вы собираетесь изучать?
Это уже в самом деле интересует Дарку. Любопытно, к чему может стремиться этот крестьянский сын, не умеющий вести себя в присутствии «дамы»?
— Я? Вы спрашиваете, где я буду учиться? Буду изучать медицину… В Бухаресте… У меня богатый дядюшка в Кицмани, он обещал помочь, но… требует, чтобы я раньше получил аттестат.
— Но ваш дядюшка должен знать… для того, чтобы сдать с первого раза… да еще украинцу… нужно дать большую взятку. Он думает помочь вам деньгами?
— Да в том-то и несчастье, что дядя у меня еще старых взглядов… Говорит, что если человек готов к экзаменам, то сдаст и без взятки.
— Меня удивляет ваш дядя…
— Правда? Я говорю ему то же самое, а он мне не верит… Цыганюк смеется, что я много занимаюсь. А я думаю, что если… если буду знать все на «отлично», то, может быть, с первого раза сдам экзамены…
У Дарки чешется язычок спросить: «Ну, а что, если ты не сдашь с первого раза? Думаешь, мир перевернется от этого?»
Но, понятно, она не хочет обидеть малознакомого человека. Ее маленькое чуткое сердце и без того полно печали. Грустно, что судьба человека (впрочем, может быть, не судьба, а только карьера, что для этого мальчишки, очевидно, одно и то же) зависит от капризов какого-то безграмотного богача. Невесело и то, что товарищи смеются над юношей, а для него «аттестат с первого раза» (как он, в самом деле, наивен: кто же теперь сдает на аттестат с первого раза? Неужели он не понимает, что в наше время, наоборот, даже как-то непристойно, даже стыдно сразу получить аттестат?) — это самое главное. Неприятно и то, что этот юноша, ученик седьмого класса, не умеет сказать девушке ни одного любезного слова. Эх!
— Теперь я пойду одна! Я найду… Послушайте: сейчас налево, а потом прямо… прямо… по Гауптштрассе до самого рынка… — не так ли?
Ивонко не понимает Дарку. Его красивые голубые глаза смотрят удивленно.
— Но я должен проводить вас до дома…
— Нет, я пойду одна. Говорю вам — налево, а потом прямо… прямо. Я не заблужусь.
— Но ведь вы сами хотели, чтобы я вас…
— А теперь я хочу идти одна! — заявила Дарка уже совсем решительно.
— Ничего не понимаю… то сами хотите, чтобы я вас проводил, то вдруг…
Он обижен. Дарке делается смешно, что этот мальчик ни о чем не догадывается. Ну не забавно ли: этот длиннорукий простак Ивонко, не умеющий произнести ни одного приятного слова, мог вообразить, будто Дарка выбрала его потому, что он ей понравился! Вот умора! Нет, просто можно умереть со смеху!
— До свидания!
— До свидания… — Он как будто хочет еще что-то сказать. Может быть, попросить у нее разрешения еще раз встретиться? Может быть, спросить о чем-то? А может, Дарке только так показалось?
Она идет вперед и с радостью замечает, что весь уличный хоровод незнакомых людей, здания, окна, кафе, трамваи, винные погребки, попугаи с шарманкой, подвыпившие мужчины, улыбающиеся каждой встречной девушке, нарядные няни с колясочками — все это намного интереснее, намного привлекательнее, когда нет провожатого.
Господская улица сбрасывает с себя ленивую послеполуденную дрему. Элегантный, надушенный, подкрашенный и разодетый «высший свет» высыпает на свою улицу.
«Странно, — думает Дарка, — улица эта не отгорожена от других, но как же так получается, что только богачи прохаживаются по ней из конца в конец, словно павлины в клетке, а из простых людей никому не хочется побывать здесь?»
Кажется, в это время дня перед каждым зеркалом прихорашивается какая-нибудь красивая женщина. Солнце зажигает последние красные отблески на витринах и окнах домов — знак, что на землю вот-вот спустится вечер.
Дома Дарку встречают уже сумерки и противный могильный запах, которым пахнут жилые комнаты, если закрыть в них окна и выгнать людей.
Дарка опускается на оттоманку и представляет себе, что лежит на дне маленькой лодочки, а под ней и вокруг нее играют теплые, белые, шумные волны. Это странно — ведь в море вода холодная и зелено-синяя, а эти волны белые и теплые-теплые, как парное молоко. Дарке хочется, чтобы они были такими, и воображение делает их такими. Волны бегут одна за другой, заглядывают в глаза, наскакивают друг на друга, перекатываются, поднимаются и бегут дальше.
Эту милую игру нарушает стук в дверь и вслед за ним высокий, взволнованный голос Даркиной хозяйки:
— Ну что вы наделали, Даруся! Разве так можно? Мне казалось, что вы куда-то вышли и вот-вот вернетесь, и вдруг Лида говорит мне, что вы обиделись! На что? Почему вы так внезапно убежали?.. Так… я даже не знаю, как это назвать…
Дарка рада бы промолчать, но надо ответить, раз хозяйка спрашивает.
— Я не выношу, когда надо мной смеются…
Хозяйка только руками разводит.
— Что вы, деточка! Кто над вами смеялся? Вы слишком чувствительны, Даруся, вас, видно, очень изнежила мамочка… Так нельзя. Да разве я позволила бы, чтобы над вами смеялись? Шуток вы не понимаете, Даруся, вот что! У меня еще такого не случалось!
Хозяйка идет готовить чай, а Лидка присаживается на край оттоманки.
— Послушай! Почему ты убежала? Я ведь говорила тебе, что ты не пожалеешь, если останешься. Говорила или не говорила? А ну, угадай, кого мы с мамой встретили по дороге? Не можешь угадать? Слушай: твоего земляка Данка… Данка Данилюка с панной Джорджеску… с дочкой самого префекта[11]. Ты знаешь, что это за рыба?
