Тарьей Весос - Рассказы
Но, поравнявшись с ней, он остановился. Посмотрел на нее, на ее переливающийся наряд и сияющие из-под снега глаза.
— Господи!.. — выдохнул он и замер от удивления. Не мог оторвать от нее глаз. И она против воли ответила ему взглядом, в который вложила все свои чары, это вышло само собой, она даже не успела смутиться. Глаза ее сверкали из-под налипшего снега. Вот когда от теней действительно ничего не осталось.
Он подошел совсем близко. Она вдруг испугалась и прошептала:
— Что случилось?
Он протянул руку, будто хотел прикоснуться к окутавшему ее снегу, но тут же отдернул. Словно сам не понимал, что делает.
— Что случилось? — прошептала она снова.
Он не ответил. Молча, с изумлением он глядел на нее. Обошел кругом, не сводя с нее глаз. Она не повернулась к нему, лишь прошептала в воздух:
— Что случилось?
Наконец он опомнился. Заглянул ей в лицо. Но на вопрос так и не ответил. Она больше не сияла, хотя ее так и тянуло поделиться всем, что переполняло ее.
Внезапно он сбивчиво заговорил:
— а, случилось… ты только не пугайся.
Ей почудилось, будто ее пронзила ледяная стрела. Неведомым образом ей вдруг стало известно то, чего он еще не сказал:
— Не придет?
Парень молчал, не спуская с нее глаз.
Она отважно спросила о том, что было для нее самым страшным, хотя заранее знала ответ.
— Он уехал?
Парень кивнул. Он тоже был совсем молодой. Теперь сияли его глаза. Он только кивнул.
Она не шелохнулась, и потому на ней по-прежнему лежал снег. Так и стояла. А глаза парня все сияли. И ей вдруг показалось, будто на нее обрушилась снежная лавина. Будто она слышит ее грохот. Подул холодный ветер. Нет, ведь она видела, что с нее не упало ни одной снежинки.
— Он послал тебя сказать мне об этом?
Ему не хотелось отвечать. Ведь он кивнул, разве этого недостаточно?
Держись, сказал ей внутренний голос.
Но посланец заговорил совсем о другом:
— Тихо, не шевелись. Ты и сама не знаешь, какая ты сейчас.
Не мог он сказать то, что ему велели. Он взял на себя поручение, которое оказалось ему не по силам.
Где-то в глубине души она знала, какая она сейчас. А вообще пусть думает что хочет. Больше она не могла сдерживаться, из глаз у нее хлынули слезы. И тут же высохли. И сразу словно потеплело вокруг. Парень стоял и смотрел на нее.
— Вот и хорошо, — сказал он, заметив, что слезы высохли так же быстро, как и появились.
Она не поняла его. Только спросила:
— Он сказал почему?
Парень не ответил. Вместо этого он произнес слова, заставившие ее вздрогнуть:
— Давай я тебя раскутаю.
Она вся ушла в свои мысли. Не дожидаясь ее согласия, он принялся за дело. Скинул старенькие перчатки и голыми руками снял снежную корону, венчавшую ее мальчишечью шапку.
— Больше тебя некому наряжать, снег уже перестал.
Да, снег перестал. Она только сейчас это заметила. Было тепло и тихо. Он отряхнул ее шапку и снова надел ей на голову. Теперь она опять стала прежней невысокой девушкой. Он освободил ее от сугробов, лежавших на ее плечах. Его прикосновения смущали ее.
— Надо тебя раскутать, — приговаривал он. — Снимем снег отсюда, и отсюда. Вот так, потихоньку. — Он не торопился.
Он начал раскутывать легкий снежный покров у нее на груди. Она заметила, что его пальцы потеряли уверенность. Наверное, замерзли, подумала она.
Что он теперь сделает?
Она затаила дыхание, а он продолжал раскутывать ее. И она постепенно превращалась в обыкновенную девушку.
— Ну вот и все, — сказал он наконец. Но не ушел. Чего же он хочет?
Она опять затаила дыхание. Она видела: он ищет, что сказать, на него было так приятно смотреть, когда он счищал с нее снег. Неожиданно он произнес: Ты плакала.
Что она могла ответить на это? Отрицать было бесполезно.
— Я сказал, что ты плакала.
— Значит, у меня была причина.
— Наверное, я не знаю.
— Конечно, ты ничего не знаешь! — резко оборвала она его.
— И знать не хочу, — продолжал он, будто она и не перебила его. — Но теперь все переменилось, — добавил он.
— Почему ты не уходишь?
— Хочу посмотреть на тебя. Мне кажется, что я вижу тебя первый раз. Как все странно. — В его словах звучит беспомощность.
— Действительно странно, — отозвалась она. И вот наконец:
— У меня замерзли пальцы, пока я тебя раскутывал, — сказал он. — Ты была вся в снегу.
— Правда? — В душе ее будто струну тронули.
Нужно было еще что-то сказать. Оба чувствовали, что молчать нельзя. И он сказал:
— Можно я их погрею?
— Нет, — поспешно произнесла она.
— Ладно, не буду.
— Как было хорошо, — вырвалось у нее.
Он не отрываясь глядел на нее. Как все перепуталось. Ее вдруг захлестнула нежность.
— Снег такой мокрый, — смущенно сказала она.
— Да, — отозвался он, отведя глаза в сторону.
Неужели он сейчас уйдет? Конечно, она заупрямилась, вот он и уходит.
— Уже уходишь? — запинаясь, спросила она.
Он что-то буркнул, и наступило мучительное молчание. Нет, он не должен уйти.
— Ты говорил, у тебя пальцы замерзли, — опять запинаясь, проговорила она.
— Ну и что же? — Он просиял.
— Ничего… Просто если они у тебя вправду замерзли…
— Не беда, теперь они уже согрелись. Были куда холоднее.
— Вот и хорошо.
Все перепуталось. Но именно теперь все было как надо.
— Вот, потрогай.
Ее переполняла нежность. Она не противилась. И его рука прикоснулась к ней, холодная как лед. Она запылала от этого прикосновения. Теперь уж они оба не замерзнут.
Он тихо произнес:
— Как хорошо.
— Да, — ответила она чуть слышно.
Япп
Он лежал, распластавшись, в сухой траве, на высоченном горном уступе. Взъерошенный, растерянный пес.
Кажется, кто-то позвал его в неожиданно воцарившейся тишине? «Япп!..» Или от напряженного ожидания у него просто шумело в ушах?
Но ждал он напрасно. Ниоткуда не долетал до него знакомый голос, а в ушах шумела открывшаяся перед ним бездна.
Все было так непонятно. Он прижимался к траве всем своим маленьким трепещущим телом. Будто хотел спастись от бушующей над ним бури, вжаться в землю, чтобы этот всепожирающий смерч не захватил и его.
Но вообще-то бури не было. Наоборот. Воздух был почти неподвижен, лишь в лучах солнца струилось легкое марево. Япп ощущал теплое дыхание ветерка, такое слабое, что редкая трава у его морды даже не колыхалась.
Лишь кончик носа у Яппа дрожал все сильнее.
И все-таки его окружала буря, она надломила в нем что-то, и он только плотнее прижимался к земле. Никто в целом мире не звал его. У него был лишь один настоящий хозяин и друг, который утешал его, если случалась беда. Был, до этой минуты.
Горный уступ нависал над пропастью. За его краем начиналось небо и уже не кончалось до самой земли. Теплые воздушные струи поднимались из бездны и смешивались наверху с более холодным воздухом. Япп уловил носом эту игру воздушных потоков и больше уже не обращал на нее внимания.
Япп лежал, оцепенев от страха, и вращал карими глазами.
Это помогало ему думать, а думать было необходимо, особенно сейчас.
Краем глаза он заглянул в пропасть. Все было тихо. Непонятные крики смолкли, теперь только тихо шумело у него в ушах.
Но вскоре снизу донеслись какие-то звуки.
Япп вздрогнул и съежился.
Оттуда, из бездонной глубины, долетел слабый звук, легкий, словно пушинка, подхваченная воздушной струей. Япп, лежавший на краю пропасти, скосил глаза, чтобы увидеть дно.
Там, внизу, лежал неподвижный человек. Такой маленький, что был почти незаметен. Хотя это был большой человек — друг и хозяин.
Япп содрогнулся.
Отсюда все внизу казалось маленьким. Неподалеку стояли дома. Кто-то подбежал к лежавшему. И в небо взмыл слабый крик.
Япп различал и дома, и то неподвижное тело, и каменные глыбы, слышал голоса. Он прекрасно видел, как подошли еще несколько человек и как они все копошились там, внизу, куда отвесно уходила каменная стена. Он выкатил глаза, чтобы ничего не упустить, взгляд его не отрывался от толпящихся людей. А они его не замечали. Япп отчаянно вращал глазами, чтобы осмыслить событие, но это ему не удавалось.
Исчез тот, кто был для Яппа всей жизнью. Шел-шел — и вдруг его не стало. Япп, трусивший за ним по пятам, видел, как хозяин поскользнулся на узком уступе, идущем вдоль пропасти.
Япп едва удержался на самом краю. И тут же над ним разразилась невидимая буря. Спасаясь от нее, Япп распластался на уступе.
Это было все, что он знал. Впрочем, и этого он тоже не знал. Просто лежал распластавшись.
Толпа внизу заметно увеличилась.
Двигались у Яппа только глаза. От них не укрылось ничего из происходящего в поселке. Его чуткий слух тоже пытался что-нибудь уловить, но звуки скользили мимо, он был смертельно испуган — страшная, непостижимая бездна и случившееся словно заворожили его.
