Мари-Од Мюрай - Умник
— Война полов — старо как мир, — вздохнул месье Видибог.
Сам он, как видно, был ветераном.
— А ведь ваша супруга лет на двадцать моложе вас? — вдруг сообразил Энцо.
Видибог приосанился:
— На двадцать два.
— Ну, и как вы ее заарканили? Цветы дарили или по-гусарски?
— Она соблазнилась моими деньгами, — смиренно признал старичок.
В воскресенье утром Корантен вскочил самым первым, не считая Умника. Но Умника Корантен ни во что не ставил, он ждал Энцо, чтобы обсудить с ним планы на день. Сидел и машинально посматривал на часы.
— Энцо ждешь, — сказал Умник.
Корантен не удостоил его ответом.
— Ты всегда ждешь Энцо.
— Почему это? Не всегда, — Корантен возмущенно посмотрел на Умника и повторил: — Не всегда!
Но Умник опять попал в точку. Так и есть — он всегда ждал Энцо. Вчера, например, предложил ему пойти в бассейн. Чтобы похудеть, надо заниматься спортом. Но Энцо отказался. Сказал, девицы увидят его в плавках — будут пачками на шею вешаться. Ну Корантен без него и не пошел.
— Привет! Как спалось? — спросил, входя на кухню, Клебер.
— Пошли прямо сейчас в бассейн? — неожиданно предложил Корантен.
— Ура! Я возьму с собой дельфина! — обрадовался Умник.
В бассейн Понтуаз они пришли втроем. Клеберу не удалось уговорить Умника поменять надувного дельфина на пробковый пояс. У того была железная логика. Пробки, говорил он, плавать не умеют, а дельфины плавают вовсю. Он с разгона прыгнул в лягушатник — плюх! И давай визжать — вода-то холодная. Клебер посмотрел на обступивших лягушатник мамаш. Кое-кого из них такое поведение явно шокировало.
— Он умственно отсталый, — объяснил Клебер и, не дожидаясь ответа, нырнул в большой бассейн. Умник со своим дельфином пошлепал туда же. Узкоплечий, худенький, долговязый — маленький мальчишка, которого вытянули в длину. Уже стоя на последней ступеньке лесенки, Умник осведомился у служителя:
— А акулы тут не водятся?
Тот в ответ густо захохотал.
— Ненормальный, — буркнул Умник себе под нос. Поразмыслив, он решил, что акулы вряд ли нападают на дельфинов — они же почти что родственники, — и шумными гребками отплыл от бортика.
— Ну как? — спросил Клебер, успевший доплыть кролем до конца бассейна и вернуться.
— Здорово. Я пописал.
— Что?! Надеюсь, не в воду?
— А куда же еще?
Умник был очень доволен собой.
— А ну, выходи! Выходи, говорю! Побыстрее! — взбеленился Клебер.
— Акулы?
— Да. Вылезай!
Клебер поискал глазами Корантена. Тот отдувался, держась за бортик.
— Пошли, — сказал ему Клебер. — Уходим.
— Почему? — удивился Корантен. — Мне еще двадцать раз проплыть осталось.
— Пошли. Потом объясню.
Втроем вошли в бассейн — втроем и вышли.
— Ну ничего нельзя с ним сделать по-человечески! — злился Корантен.
Умник понуро шагал рядом с ним.
— Больше я в этот писсейн не пойду, — сказал он. — Акул слишком много.
Глава 8
В которой месье Крокроль дарит Захре розовые розы
Захра не знала, как сказать Клеберу, что она его любит. На дне рождения Корантена она старалась держать его на расстоянии. «Уважай себя, тогда и другие будут тебя уважать», — говорил ее отец Ларби. Но теперь Захра только и мечтала, чтобы Клебер уважал ее чуточку поменьше. У кого спросить совета? Захра была старшей из семи сестер, самой красивой жемчужиной в материнском ожерелье. Но любимицей Ясмины, их матери, была младшая дочь, глухонемая Амира.
— Ох уж эти девчонки, — ворчал Ларби.
Он обожал своих дочерей. Однако в последнее время его беспокоила Захра. Она перестала смеяться. А народная мудрость гласит: раз девушка загрустила, виноват, не иначе, какой-нибудь парень.
— Захре в следующем месяце исполняется семнадцать лет, не забыли? — спросил он как-то раз за семейным столом.
— Нет! Нет! Разве про такое забудешь! — загалдели Джемиля, Лейла, Наима, Нурия и Малика.
Амира не проронила ни звука, но радостно улыбнулась. Она читала по губам отца.
— Так вот, послушайте меня. «Жизнь в здешнем мире — лишь обманчивое наслаждение».
— Ну хватит уже, сколько можно! — поморщилась самая дерзкая из сестер, четырнадцатилетняя Джемиля.
— Но так сказано в Коране, — запнувшись, возразил Лабри. — Если хочешь увидеть «сады, где текут ручьи»…
— Райские сады Аллаха хороши для мужчин, — опять перебила его Джемиля.
Все сестры засмеялись, кроме Амиры, которая ничего не поняла.
— Лучше бы это ты уродилась немой, — с горечью сказал Лабри. — В мое время никто не посмел бы перебивать отца. Мой отец любил повторять: «Слышать — значит слушаться».
— В таком случае я бы предпочла уродиться глухой, — сказала Джемиля.
Захра, воспитанная в повиновении, испуганно посмотрела на младшую сестру. А отец семейства, разбитый наголову, обратился за поддержкой к жене:
— Но так написано в Коране!
Ясмина воздела глаза и руки к небу. Трудно сказать, что означал этот жест, но спор прекратился.
Вечером, так ни с кем и не поговорив, Захра сидела у себя в комнате. Она пыталась повторять химию, но в голову лезло совсем другое. Перед глазами, как в волшебном фонаре, сменяли друг друга картинки: вот Беатрис заигрывает с Клебером, приподнимает свою рыжую гриву, уводит его с собой.
— Что с тобой?
Захра медленно подняла взгляд на Джемилю:
— Ничего.
Но младшая сестра подсела к ней и нетерпеливо подтолкнула локтем:
— Ну, говори же! Как его зовут?
— Клебер.
— Чудное имя. А он хоть красивый?
— Даже слишком.
— Да ты и сама ни дать ни взять кинозвезда!
Захра печально улыбнулась.
— А он тебя любит?
— Сначала мне казалось, да. Но сейчас он гуляет с другой.
— Она красивая?
Если бы все было так просто, как представлялось Джемиле!
— Рыжая, под мышками волосы торчат, и от нее несет свининой.
Враки, конечно, зато Захре полегчало.
— Так ты его отбей, — шепнула Джемиля. — Заморочить парню голову проще простого!
Захра вздрогнула.
— Пойдем, я тебя научу.
Джемиля подвела сестру к зеркалу. Расстегнула ей пару верхних пуговиц, подтянула повыше юбку, подвела тушью нижние веки, чтоб заблестели глаза, и показала, как изображать любовное томление: приоткрытые губы, пылкий взгляд…
— Во что это вы играете? — спросила, зайдя в комнату, Лейла.
— В гарем, — ответила Джемиля.
Лейле было всего двенадцать, но кое-что она уже соображала.
— У меня есть помада с клубничным вкусом, — сказала она и стала рыться в школьном пенале. — Она придает губам блеск, а поцелуям — аромат.
— Ты что, уже целовалась? — с ужасом спросила Захра.
— А то нет! Живем один раз!
Вскоре все трое завязывали блузки выше пупка, обсуждали, где бы сделать пирсинг и тату, заплетали друг другу затейливые косички.
— У меня волосатые ноги, — пожаловалась Джемиля. — Это ужасно!
Лейла стащила и принесла отцовскую бритву и мамин крем-лифтинг для груди. Они устроили соревнование, в котором после нескольких попыток победила Захра. Сестры признали это без тени зависти. Ей сделали массаж, навели макияж, и вот она лежала на кровати полуобнаженной, в позе любимой наложницы султана.
— Вот бы Клебер тебя увидел! — вздохнула Джемиля.
Но Клебер не увидел ее ни в тот вечер, ни на следующее утро. Поплавать толком в бассейне не вышло, зато он успел здорово простудиться и теперь сидел дома больной.
— Месье Крокроль тоже кашляет. Кхе-кхе-кхе!
Кролик в руках Умника заходился в кашле, сгибался пополам и болтал ушами.
— Оставь меня, пожалуйста, в покое! — просипел Клебер.
Он кашлял, из носа текло, глаза слезились.
Обиженный Умник побродил взад-вперед по комнате. Потом взял в одну руку кролика, в другую — мешок с плеймобильчиками, а зубами вцепился в тряпичные уши крольчихи. Это была его новая мания — таскать в зубах мадам Крокроль.
— Перестань! — строго сказал Клебер. — Порвешь!
— Это ше прошто игрушка, — прошепелявил Умник и вышел за дверь.
Он направлялся в гостиную, но тут зазвонил домофон. Обученный квартирантами, Умник нажал на кнопку и побежал предупредить Клебера.
— Это Шахра!
— Что-что?
— Шахра!
— Да выплюнь ты эту дрянь!
Наконец Клебер понял: к нему пришла Захра сказать, что задано, а он, о ужас, страшный, как смерть, с немытой головой и красными глазами.
— Я не хочу, чтобы она меня застала в таком виде, — сказал он Умнику. — Попроси ее передать тебе задание и скажи от меня спасибо.
Захра пожалела, что не увиделась с Клебером, хотя, с другой стороны, ей было бы неудобно зайти в его спальню.
— У него грипп? — спросила она.
Умник покачал головой и тоном знатока сказал:
