Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
– Она сказала, что будет здесь, – коротко обронил мистер Престон, чрезвычайно раздосадованный тем, что, как он теперь понял, его обманом завлекли на встречу с мисс Гибсон. Молли заколебалась, прежде чем заговорить. Он же решительно не был настроен первым нарушить молчание. Поскольку это она сочла возможным вмешаться в его дела, то, соответственно, и должна была испытать как можно большее неудобство.
– Как бы там ни было, она прислала меня сюда, чтобы я встретилась с вами, – сухо произнесла Молли. – Она подробно рассказала мне о том, какие отношения вас связывают.
– В самом деле? – ухмыльнулся он. – Она отнюдь не всегда производит впечатление самой открытой или надежной особы на свете!
Молли покраснела. Она сочла тон, в котором он позволил себе заговорить с нею, оскорбительным и дерзким. Но и расположение ее духа сейчас никак нельзя было назвать кротким и смиренным, а потому она сумела взять себя в руки, ощутив прилив мужества.
– Вы не должны так отзываться об особе, которую, по вашим же словам, желали бы видеть своей женой. Но оставим это. У вас есть несколько ее писем, которые она хотела бы заполучить обратно.
– Еще бы.
– И удерживать которые у себя вы не имеете никакого права.
– Какое право вы имеете в виду – юридическое или моральное?
– Не знаю. На мой взгляд, будучи джентльменом, вы не имеете вообще никакого права удерживать у себя письма девушки, если она просит вас вернуть их, не говоря уже о том, чтобы угрожать ей ими.
– Я вижу, что вам и впрямь известно все, мисс Гибсон, – сказал он, и в голосе его прозвучали нотки уважения. – По крайней мере она рассказала вам эту историю со своей точки зрения. А теперь вы должны выслушать мою. Она дала мне обещание, какое только может дать женщина…
– Она не была женщиной, она была совсем еще девочкой, которой не исполнилось и шестнадцати.
– Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что делает. Но я буду называть ее девушкой, если вам так хочется. Она клятвенно пообещала мне стать моей женой, поставив условием соблюдение тайны и некоторый период ожидания. Она писала мне письма, в которых повторяла свое обещание. Эти ее послания достаточно конфиденциальные и тем самым доказывающие, что она полагает себя связанной со мной… определенными отношениями. Меня не так-то легко обмануть. Да, я не считаю себя святым и в большинстве случаев вполне способен позаботиться о себе… Вам известно, что в то время у нее не было ни гроша за душой, а я, не имея влиятельных родственников, которые помогли бы мне занять достойное место в жизни и разбогатеть, проникся к ней искренней и неземной страстью, на которую способны немногие мужчины, она сама может это подтвердить. Я мог бы жениться на двух или трех девушках, обладавших весьма значительным состоянием. Одна из них была достаточно симпатичной и не имела ничего против меня.
Самодовольная манера мистера Престона вызвала у Молли раздражение, и она перебила его:
– Прошу прощения, но я не желаю выслушивать истории о молодых девушках, на которых вы могли бы жениться. Я пришла сюда ради Синтии, которой вы решительно не нравитесь и которая не желает выходить за вас замуж.
– Что ж, в таком случае я должен «понравиться» ей, как вы выражаетесь. Одно время я ей «нравился», и она дала обещание. И теперь, чтобы разорвать его, нужно согласие двоих. Я по-прежнему уверен, что способен заставить ее полюбить меня, пусть хотя бы так, как это было раньше, если верить ее письмам. И это, несомненно, случится, когда мы поженимся.
– Она никогда не выйдет за вас замуж, – решительно заявила Молли.
– В таком случае, если она отдаст предпочтение кому-либо другому, я с радостью ознакомлю его с ее письмами.
Молли едва сдержалась, чтобы не рассмеяться: она была совершенно уверена в том, что Роджер никогда не станет читать письма, предложенные ему при таких обстоятельствах. Но затем она подумала о той боли, которую причинит ему общение с мистером Престоном, особенно если он услышит всю эту историю не от Синтии, а от него. Сумеет ли она, Молли, избавить его от ненужных страданий? Но прежде, чем она успела решить, что именно сказать, мистер Престон заговорил вновь:
– Вчера вы сказали, что Синтия обручена. Могу я узнать, с кем?
– Нет, – ответила Молли, – не можете. Вы слышали, как она сама сказала, что никакое это не обручение. Точнее, не совсем. Будь оно настоящим, как вы думаете, сказала бы я вам, с кем она помолвлена, после того, что вы только что наговорили? Но в одном вы можете быть уверены: ее избранник не станет читать и строчки из ваших писем. Он слишком… Нет! Я не стану говорить о нем перед вами. Вы никогда не поймете его.
– Как мне представляется, этот таинственный «он» может считать себя везунчиком, раз у него имеется столь пылкая защитница, как вы, мисс Гибсон, с которой он не обручен, – заявил мистер Престон, и на лице его появилось столь гадкое выражение, что Молли едва не расплакалась.
Однако ей удалось взять себя в руки, и она продолжила свои усилия – во-первых, ради Синтии, естественно, но и ради Роджера тоже.
– Ни один уважающий себя мужчина или женщина не станет читать ваши письма, а если кто-либо и решится на это, то потом настолько устыдится своего поступка, что никогда не осмелится заговорить о них вслух. Так какой вам в них прок?
– В них содержится неоднократно подтвержденное обещание Синтии выйти за меня замуж, – ответил он.
– Она сказала, что скорее навсегда уедет из Холлингфорда и станет зарабатывать себе на хлеб, чем выйдет за вас замуж.
На вытянувшемся от удивления лице мистера Престона отобразилась такая горькая обида, что Молли едва не пожалела его.
– Она сказала это обдуманно и хладнокровно? А знаете ли вы, мисс Гибсон, что вы говорите мне жестокие вещи? Если, конечно, это правда, – продолжал он, несколько приходя в себя. – Молодые леди очень любят бросаться словами «ненавижу» и «никогда». Я встречал многих, кто говорил их мужчинам, за которых все это время они надеялись выйти замуж.
– Я не могу говорить за других, – отозвалась Молли. – Я знаю лишь, что Синтия… – На несколько мгновений она заколебалась, словно почувствовала его боль, и застыла в нерешительности, но потом все-таки нашла в себе силы сказать: – Синтия ненавидит вас так сильно, как только способен такой человек, как она.
– Такой… как она? – машинально переспросил мистер Престон, хватаясь за любую соломинку, чтобы попытаться скрыть свое унижение и обиду.
– Я имею в виду, что я ненавидела бы сильнее, – негромко ответила Молли.
Но мистер Престон, похоже, пропустил ее слова мимо ушей. Он ковырял кончиком своей трости дерн, упорно глядя себе под ноги.
– Поэтому не могли бы вы переслать ее письма мне? Уверяю вас, вам не удастся заставить ее выйти за вас замуж.
– Вы очень просты и наивны, мисс Гибсон, – сказал он, резко вскидывая голову. – Полагаю, вы еще не знаете, что помимо любви есть и другое чувство, которое может доставить удовлетворение. Вы никогда не слышали об отмщении? Синтия ввела меня в заблуждение своими обещаниями, и хотя вы и она не склонны мне верить… Словом, нет смысла говорить об этом. Я не намерен отпускать ее безнаказанной. Можете передать ей мои слова. Я сохраню ее письма и воспользуюсь ими так, как сочту нужным.
Молли до слез разозлилась на себя за то, что безнадежно провалила дело. Она так рассчитывала преуспеть, но в результате лишь окончательно все испортила. Какие еще аргументы она могла привести? А он тем временем продолжал подстегивать себя, растравляя уязвленную гордость мыслями о том, как его обсуждали между собой две девушки, и тем самым подкидывая дров в костер оскорбленной любви.
– Не исключено, что об их содержимом узнает мистер Осборн Хэмли, хотя он может оказаться слишком благородным, чтобы прочесть их. Кстати, слухи о них могут дойти даже до вашего отца. Если мне не изменяет память, мисс Синтия Киркпатрик не всегда с уважением отзывалась о леди, которая сейчас известна вам как миссис Гибсон. Они…
– Замолчите, – сказала Молли. – Я не желаю слушать выдержки из писем, которые были написаны в тот несчастливый для нее период, когда она осталась совершенно одна, без друзей, а вас полагала чуть ли не единственным своим другом! Но я уже знаю, что сделаю дальше. Я честно предупреждаю вас. Не будь я настолько глупа, то рассказала бы обо всем отцу, но Синтия взяла с меня слово, что я не стану делать этого. Поэтому я расскажу все, от начала до конца, леди Гарриет и попрошу ее поговорить с ее отцом. Я не сомневаюсь, что именно так она и поступит. И я не думаю, что вы посмеете отказать лорду Камнору.
Мистер Престон сразу же понял, что Молли права, несмотря на то, что он был ловким и умелым управляющим имением и в этом качестве пользовался заслуженным уважением графа. Ни один джентльмен, ни один благородный человек, ни один настоящий мужчина не потерпел бы подобного поведения с его стороны в этой истории с письмами и угроз распорядиться ими по собственному усмотрению. Он осознал это совершенно ясно, а потом спросил себя, как случилось, что девушка, стоящая перед ним, оказалась настолько умна, что тоже поняла это. На мгновение он восхитился ею. Вот она стоит перед ним, перепуганная, но не дрогнувшая, намеренная ни на шаг не отступать от того, что полагала правильным, пусть даже весь мир ополчится против нее. Кроме того, было еще кое-что, поразившее его сильнее всего, и что, пожалуй, со всей очевидностью продемонстрировало, кем он был на самом деле. Он понял, что Молли не воспринимает его как молодого человека, а себя – как молодую женщину; она была словно ангелом во плоти. А еще мистер Престон понял, что ему придется расстаться с письмами, хотя он и не намеревался делать этого немедленно. И пока он раздумывал, что еще можно сказать, чтобы не дать окончательного согласия и потянуть время, дабы не спеша поразмыслить над своим положением на досуге, он, оставаясь настороже, вдруг услышал стук лошадиных копыт по гравийной дорожке. Мгновением позже его услышала и Молли. Он увидел, как на лице девушки появилось ошеломленное выражение. Еще мгновение – и она бросилась бы бежать, но, прежде чем Молли успела хотя бы пошевелиться, мистер Престон крепко взял ее под руку.
