Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
– Пригласите ее сюда, перемена климата пойдет на пользу, – предложил мистер Гибсон. – Об эту пору года в деревне куда лучше, чем в Лондоне, если только они живут не в окружении деревьев. А наш дом расположен на приподнятом и хорошо осушенном участке гравийной почвы, и я обязуюсь поставить ее на ноги в самом скором времени и совершенно бесплатно.
– Это было бы замечательно, – проговорила миссис Гибсон, мысленно прикидывая, какие изменения придется внести в свое домашнее хозяйство, прежде чем принять молодую леди, привыкшую к роскоши в семье мистера Киркпатрика, и взвешивая последующие неудобства и возможные выгоды. Одновременно она умудрялась еще и разговаривать.
– Разве тебе не хотелось бы этого, Синтия? Или тебе, Молли? Ты, дорогая, познакомилась бы с одной из их дочек, поскольку я не сомневаюсь, что и тебя пригласят в ответ, что было бы очень славно!
– А я не отпущу ее, – заявил мистер Гибсон, который обзавелся досадной способностью читать мысли собственной супруги.
– Дорогая Хелен! – ничтоже сумняшеся продолжала миссис Гибсон. – Я бы с удовольствием ухаживала за нею, а ваш врачебный кабинет мы бы превратили в ее приватную гостиную, дорогой мой. (Нет необходимости упоминать о том, что неудобства приютить у себя чужого человека, да еще и скрывать его от посторонних глаз на протяжении нескольких недель, перевесили чашу весов.) Поскольку больному требуется полный покой, то в гостиной, к примеру, ей постоянно досаждали бы визитеры. А столовая у нас – как бы это поточнее выразиться? – не годится ни для чего, кроме приема пищи, поскольку запах еды никогда не выветривается из нее. Разумеется, все было бы совсем по-другому, если бы дорогой папочка позволил мне проделать в ней новое окно…
– А почему она не может использовать гардеробную в качестве спальни, а маленькую комнатку рядом с гостиной – как свою приемную? – осведомился мистер Гибсон.
– В библиотеке, – а именно так предпочитала называть бывший книжный чулан миссис Гибсон, – не поместится даже софа. Там едва хватает места для книг и письменного стола, не говоря уже о сквозняках, которые дуют изо всех щелей. Нет, дорогой мой, уж лучше совсем не приглашать ее, поскольку у себя дома ей будет куда удобнее!
– Так-так! – протянул мистер Гибсон, видя, что потерпел сокрушительное поражение, но не собираясь продолжать борьбу. – Пожалуй, вы правы. Роскошь против свежего воздуха. Некоторым недостает первого, другим – второго. Знаете, я был бы рад видеть ее здесь, если бы она согласилась приехать, но пожертвовать смотровым кабинетом не могу. В конце концов, для меня он является первой необходимостью, ибо помогает зарабатывать на хлеб насущный!
– Я напишу им и расскажу о том, сколь любезен оказался мистер Гибсон, – удовлетворенно заявила супруга, когда он вышел из комнаты. – И они будут чувствовать себя обязанными ему ничуть не меньше, как если бы она действительно приехала!
То ли из-за болезни Хелен, то ли по какой-то иной причине, но после завтрака Синтия стала какой-то вялой и рассеянной, что продолжалось вплоть до самого вечера. Но теперь Молли понимала, почему на протяжении многих месяцев ее расположение духа было столь переменчивым, и повела себя с подругой с подобающей нежностью и всепрощением. Ближе к вечеру девушки остались одни, и Синтия подошла к Молли, остановившись подле нее так, чтобы лица ее не было видно.
– Молли, – сказала она, – ты сделаешь это? Ты выполнишь то, что пообещала сегодня ночью? Я думала об этом весь день, и иногда мне кажется, что он отдаст тебе письма, если ты попросишь его об этом. Он может счесть… Во всяком случае, попытаться стоит, если мысль об этом не вызывает у тебя особого отвращения.
Так получилось, что чем дольше Молли думала об этом, тем большее неприятие вызывала у нее мысль о приватном разговоре с мистером Престоном. Но, в конце концов, она сама предложила поговорить с ним и теперь не могла, да и не хотела брать свои слова обратно. Все могло получиться, а вот особого вреда в этой попытке она не видела. Итак, она дала согласие и постаралась скрыть свою неприязнь, которая лишь усиливалась по мере того, как Синтия посвящала ее в подробности рандеву.
– Ты встретишься с ним на аллее, которая ведет от сторожки привратника, расположенной у входа в парк, в направлении Тауэрз. Он подойдет к тебе со стороны поместья, в котором бывает часто по делам. У него имеется свой ключ, а ты войдешь в парк со стороны сторожки, как делали мы, когда гуляли, – и тебе нет нужды заходить далеко.
Молли пришло в голову, что Синтия обладает немалым опытом в организации подобных встреч, и она даже отважилась спросить, как он узнает об этом плане. Покраснев, Синтия ответила:
– Не волнуйся! Он придет с радостью. Ты сама слышала, как он изъявил желание подробнее обсудить это дело. Впервые встречу ему назначаю я. Если только мне удастся освободиться… Ох, Молли, я буду любить тебя и на всю жизнь останусь тебе благодарна!
Молли вдруг вспомнила о Роджере, что подтолкнуло ее облечь свои мысли в слова.
– Это, должно быть, ужасно… Я не считаю себя трусихой… но не думаю, что смогла бы… что смогла бы ответить согласием даже Роджеру, если бы надо мной висела полуразорванная помолвка. – При этих словах она покраснела.
– Ты забываешь, как я ненавижу и презираю мистера Престона! – заявила в ответ Синтия. – Именно этим чувствам, а не какой-то особенной любви к Роджеру, я в большей степени обязана своему желанию связать себя помолвкой с достойным мужчиной. Он не пожелал назвать это обручением, но я сделала это вместо него, потому что оно внушило мне уверенность, что я избавилась от мистера Престона. Так оно и получилось! И если не считать моих писем… Ах, если бы только тебе удалось уговорить его забрать свои гадкие деньги и вернуть мне мои письма! Тогда мы сможем забыть об этой истории и он женится на ком-нибудь еще, а я выйду замуж за Роджера, и никто ни о чем не узнает. В конце концов, все это были, как говорят, лишь «ошибки молодости». А мистеру Престону передай, что если он предаст мои письма гласности, покажет их твоему отцу или еще кому-нибудь, то я немедленно уеду из Холлингфорда и больше никогда сюда не вернусь…
Обремененная многочисленными посланиями, передать которые она едва ли могла, с трудом представляя себе, что будет говорить, испытывающая отвращение к взятому на себя поручению, неудовлетворенная тем, как Синтия отозвалась о своих чувствах к Роджеру, сгорая от стыда и осознания соучастия в интриге, казавшейся ей недостойной, но преисполненная решимости не отступить и добиться победы, если только ей удастся наставить Синтию на путь истинный и дать ей возможность начать все с чистого листа, сожалея об отчаянии, в котором пребывала подруга, и о грозившем ей позоре, равно как и о том, что не может окружить ее любовью, которая только и подразумевает безоговорочную симпатию, Молли отправилась к назначенному месту встречи. День выдался хмурым и облачным, и в ушах у нее шумел ветер, который раскачивал голые ветки огромных деревьев, когда она вошла в ворота парка и двинулась по аллее. Она шагала быстро, неосознанно стараясь разозлиться, чтобы не дать себе времени на раздумья. Но примерно в четверти мили от сторожки аллея делала поворот, за которым начинался прямой отрезок пути, ведущий прямо к роскошному особняку, где сейчас не было ни души. Молли не хотелось выпускать из виду сторожку, и она повернулась к ней лицом и остановилась рядом с деревом. Вскоре она услышала шорох чьих-то шагов по траве. Это был мистер Престон. Заметив женскую фигуру, полускрытую стволом дерева, он ни на миг не усомнился, что видит перед собой Синтию. Но, когда он подошел ближе, почти вплотную, девушка обернулась и вместо прелестного разрумянившегося личика Синтии глазам его предстала бледная и решительная Молли. Она не поздоровалась с ним, и, хотя по смертельной бледности ее лица и невольной робости ее позы он заключил, что она боится его, взгляд ее серых глаз был полон невинной отваги.
– Синтия не смогла прийти? – осведомился он, не без оснований полагая, что девушка поджидала именно его.
– Я не знала, что вы рассчитывали встретиться именно с нею, – с некоторым удивлением ответила Молли.
В простоте душевной она полагала, что Синтия непременно упомянет, что это она, Молли Гибсон, должна встретиться с мистером Престоном в назначенном месте и в оговоренный час. Но Синтия, будучи весьма искушенной в подобных делах, заманила его сюда невнятно сформулированной просьбой, которая, хотя и не была откровенной ложью, все-таки заставила его предположить, что на встречу с ним она пожалует собственной персоной.
– Она сказала, что будет здесь, – коротко обронил мистер Престон, чрезвычайно раздосадованный тем, что, как он теперь понял, его обманом завлекли на встречу с мисс Гибсон. Молли заколебалась, прежде чем заговорить. Он же решительно не был настроен первым нарушить молчание. Поскольку это она сочла возможным вмешаться в его дела, то, соответственно, и должна была испытать как можно большее неудобство.
