Патрик Модиано - Вилла Грусть
Я покорно кивнул. Ивонна тоже поднялась. Пожала руку Фоссорье и главе игроков в гольф, но не осмелилась попрощаться с Ролан-Мишелями и загорелыми блондинками.
- Так когда они поженятся? - спросил Хендрикс, указывая на нас пальцем.
- Как только уедем из этой сраной, поганой французской деревеньки! вдруг выпалил я.
У них всех глаза на лоб полезли.
Зачем я так глупо и грубо обругал французскую деревню? Мне до сих пор это непонятно и до сих пор стыдно. Даже Мейнт, казалось, не ожидал от меня такого и огорчился.
- Идем, - сказала Ивонна и взяла меня за руку.
Хендрикс, онемев от изумления, таращился на меня.
Я нечаянно толкнул Пулли.
- Вы уже уходите, господин Хмара?
Он сжал мою руку и пытался удержать.
- Я еще приду к вам, приду, - бормотал я.
- Да-да, пожалуйста! Мы поговорим обо всем этом, - и он неопределенно взмахнул рукой.
Мы прошли через танцплощадку. Мейнт шел за нами. Из-за световых эффектов казалось, что на танцующих крупными хлопьями падает снег. Ивонна тащила меня за собой, и мы с трудом пробрались сквозь толпу.
Перед тем как спуститься вниз, я в последний раз оглянулся на оставшихся.
Я остыл и теперь раскаивался, что не смог совладать с собой.
- Ну что, идем? Идем? - торопила меня Ивонна.
- О чем вы задумались, Виктор? - спросил Мейнт, похлопав меня по плечу.
Я стоял на верхней ступеньке и снова, как завороженный, глядел на шевелюру Фоссорье. Такую блестящую. Должно быть, он обрызгивал волосы каким-то фосфоресцирующим лаком. Каким терпением и трудолюбием надо обладать, чтобы каждое утро возводить этот серебристо-голубой фигурный торт.
В машине Мейнт сказал, что мы глупейшим образом провели этот вечер. А виноват во всем Даниэль Хендрикс, который советовал Ивонне прийти - мол, будет присутствовать все жюри и куча журналистов. "Этому подонку ни в чем нельзя верить".
- И нечего оправдываться, милая моя, ты это прекрасно знала, - с раздражением добавил Мейнт. - Он хотя бы призовой чек тебе дал?
- Конечно, дал.
И они поведали мне всю закулисную сторону этого торжественного мероприятия: Хендрикс открыл соревнования на кубок "Улиган" пять лет назад. И устраивал их зимой, то в Альп-д'Юезе, то в Межеве. Занялся он этим из снобизма, пригласив в жюри несколько знаменитостей, и из тщеславия (газеты, рассказывая о соревнованиях, упоминали и о нем, Хендриксе, и о его спортивных подвигах), а также потому, что был лаком до красивых девочек. Какая дурочка устоит, пообещай ей кубок? Призовой чек был на восемьсот тысяч франков. В жюри Хендрикс распоряжался как у себя дома. Фоссорье же очень хотелось, чтобы конкурс на изысканный вкус, проходящий ежегодно с неизменным успехом, привлекал побольше внимания к "Турсервису". Потому эти достойные люди втайне подсиживали друг друга.
- Так-то вот, дорогой мой Виктор, - заключил Мейнт, - видите, какие это провинциальные ничтожества.
Он обернулся и одарил меня печальной улыбкой. Мы проезжали мимо казино. Ивонна попросила Мейнта остановиться и высадить нас здесь, а до гостиницы мы дойдем пешком.
- Пусть кто-нибудь из вас позвонит мне завтра. - Кажется, Мейнт огорчился, что остается в одиночестве. Высунувшись наружу, он добавил: Забудьте об этом гнусном вечере.
Потом резко завел мотор и уехал, будто хотел поскорей скрыться с глаз долой. Когда он свернул на улицу Руаяль, я задумался: где-то он проведет ночь?
Некоторое время мы любовались фонтаном с меняющейся подсветкой. Мы подошли к нему совсем близко, и водяная пыль обрызгала наши лица. Я хотел столкнуть Ивонну в фонтан. Она отбивалась и визжала. Затем тоже попыталась внезапно столкнуть меня. Наш смех отдавался эхом на пустынной площади. Неподалеку в "Таверне" официанты расставляли последние столики. Было около часа ночи. Меня пьянили теплый воздух и мысль о том, что еще только начало лета и впереди у нас много-много времени, чтобы гулять по вечерам или сидеть в своем номере, слушая, как мерно скачет глупый теннисный мяч.
На втором этаже казино за оконным стеклом горел свет. В зале для игры в баккара мелькали силуэты людей. Мы обошли вокруг здания, на фасаде которого было выведено округлыми буквами: "Казино", и постояли у входа в бар "Бруммель", откуда доносилась музыка. В то лето повсюду играла музыка и все пели песни, причем одни и те же.
Мы шли по левой стороне проспекта д'Альбиньи мимо городского парка. Мимо нас изредка то туда, то сюда проезжали машины. Я спросил Ивонну, зачем она позволяла Хендриксу хватать себя за попу. "Подумаешь!" ответила она. Надо же было как-то отблагодарить Хендрикса, за то что он дал ей кубок и чек на восемьсот тысяч франков. Я сказал, что, по-моему, свою попу следует ценить дороже восьмисот тысяч франков, тоже мне, большая важность - кубок "Дендиот" за изысканный вкус! Тьфу! Никто и не слыхал о таком кубке, кроме горстки каких-то провинциалов, затерявшихся на берегах забытого Богом озера. Смешно сказать! Жалкая награда! Разве я неправ? К тому же какой изысканный вкус может быть в этой "савойской дыре"? А? Она ядовито прошипела, что Хендрикс "очень сексуален" и с ним было приятно танцевать. Я ответил, стараясь говорить отчетливо, но все равно от волнения глотая слова, что Хендрикс - набитый дурак, плюгавый, как все французы. "Ты и сам француз", - сказала она. - "Нет! Нет! Я не имею с вами ничего общего. У французов нет настоящей знати, настоящего..." Она расхохоталась. Я нисколько ее не смутил. Тогда я ей заявил нарочито ледяным тоном, что впредь ей лучше не особенно хвастаться кубком "Дендиот" за изысканный вкус, иначе ее засмеют, а ей это вряд ли понравится. Сотни девушек получили такие смехотворные призы и канули в Лету. Сколько их снималось в бездарных фильмах вроде "Liebesbriefe auf dem Berg". И на этом заканчивало карьеру киноактрисы. Много званых. Мало избранных. "Ты считаешь этот фильм бездарным?" - спросила она. "Конечно". На этот раз, кажется, мое замечание ее задело. Она умолкла. Мы сели на скамейку в шале и стали ждать фуникулера. Она тщательно порвала пустую пачку от сигарет. На пол полетели мелкие, как конфетти, клочки бумаги. Меня так растрогала ее старательность, что я стал целовать ей руки.
Фуникулер застрял, не дойдя до остановки "Сен-Шарль-Карабасель". Наверно, сломался, и в такой час чинить его некому. Она была страстной, как никогда. Мне показалось, что все-таки я ей небезразличен. Изредка мы выглядывали в окно и видели небо, а далеко внизу - крыши и озеро. Светало.
На следующий день на третьей странице "Эко-Либерте" появилась большая статья под названием: "Кубок "Дендиот" за изысканный вкус присужден в пятый раз".
"Вчера около полудня в "Спортинге" многочисленная публика с интересом следила за соревнованиями на кубок "Дендиот". В прошлом году они проходили зимой в Межеве, а теперь устроители перенесли их на летний курорт. Еще ни разу соревнования не проходили в такой радостный солнечный день. Большинство зрителей пришло в купальниках. Среди них был господин Жан Марша из "Комеди-Франсез", приехавший поставить на сцене театра казино спектакль "Послушайте же, господа...".
Жюри, по обыкновению, состояло из различных знаменитостей. Опытнейший знаток изысканного вкуса господин Андре де Фукьер любезно согласился его возглавить; не будет преувеличением сказать, что последние пятьдесят лет господин де Фукьер - и в Париже, и в Довиле, и в Каннах, и в Туке - душа изысканнейшего общества и мерило вкуса.
Под его началом объединились: Даниэль Хендрикс, всем известный чемпион и попечитель соревнований, Фоссорье, глава "Турсервиса", Гамонж, деятель кино, г-н и г-жа Тессье из гольф-клуба, г-н и г-жа Сандоз из "Виндзора", г-н супрефект П.А.Рокевильяр. Все сожалели об отсутствии танцовщика Хосе Торреса, который в последний момент не смог приехать.
В соревнованиях участвовали достойнейшие, в частности, г-н и г-жа Ролан-Мишель, каждое лето приезжающие из Лиона в наши края и отдыхающие на своей вилле в Шавуаре. Они обратили на себя всеобщее внимание и были встречены бурными аплодисментами.
Но после нескольких туров голосования пальму первенства присудили мадемуазель Ивонне Жаке, очаровательной двадцатидвухлетней девушке в белом платье, с рыжими волосами, появившейся в сопровождении огромного дога. Ее изящество и оригинальность произвели глубокое впечатление на судей.
Мадемуазель Ивонна Жаке родилась и выросла в нашем городе. Ее родители тоже уроженцы наших мест. Она недавно дебютировала в фильме, снимавшемся неподалеку отсюда одним австрийским режиссером. Пожелаем мадемуазель Жаке, нашей землячке, счастья и успехов.
Ее спутником был г-н Рене Мейнт, сын доктора Генри Мейнта. Это имя для многих из нас столько значит... Доктор Генри Мейнт принадлежал к старинному савойскому роду и был одним из настоящих героев и мучеников Сопротивления. Его именем названа одна из улиц нашего города".
К статье прилагался большой снимок. Нас сфотографировали в "Святой Розе", как раз когда мы входили. Мы с Ивонной оказались на первом плане, Мейнт чуть поодаль. Подпись под снимком поясняла: "Мадемуазель Ивонна Жаке, г-н Рене Мейнт и их друг граф Виктор Хмара". Снимок получился очень четким, хотя и был напечатан на газетной бумаге. Мы с Ивонной очень серьезные. Мейнт улыбается. Все трое уставились куда-то за горизонт. Эту фотографию я носил с собой многие годы. Однажды вечером я с грустью смотрел на нее и вдруг схватил красный карандаш и вывел наискось: "Герои дня".
