Патрик Модиано - Вилла Грусть
Оркестр заиграл другую мелодию, помедленнее, пары продолжали танцевать. Хендрикс так и льнул к Ивонне: как может она ему все это позволять? Я ждал, что она потихоньку подмигнет мне, улыбнется, даст понять, что мы с ней заодно. Но ждал напрасно. Пулли, деликатный толстяк-хозяин, неслышно подошел к моему столику и остановился рядом, опершись на спинку соседнего стула. Он хотел заговорить со мной, но не решался. Меня тяготило его присутствие.
- Господин Хмара... Господин Хмара...
Из вежливости я обернулся.
- Скажите, вы не из семьи александрийских Хмара?
Он склонился и буквально пожирал меня глазами, и тут я понял, откуда взялась эта фамилия, хотя мне казалось, что я выдумал ее сам: она принадлежала одному семейству в Александрии, о котором отец мне часто рассказывал.
- Да. Это мои родственники, - ответил я.
- Так вы египтянин?
- Да, отчасти.
Он растроганно улыбнулся. Ему так хотелось еще расспросить меня, и я мог бы, конечно, рассказать ему о вилле Сиди-Бирш, в детстве я прожил там несколько лет, о дворце Абадина и таверне "Пирамиды", обо всем этом я сохранил довольно смутное воспоминание. Мог бы и сам спросить его, не родственник ли он одному из сомнительных знакомых моего отца, некоему Антонио Пулли, доверенному лицу и "секретарю" короля Фарука. Но я был слишком увлечен наблюдением за Ивонной и Хендриксом.
Она все танцевала с крашеным перестарком - волосы он красит, это точно! Может быть, она делает это с какой-то конкретной целью, и, когда мы останемся одни, она мне все объяснит? А может быть, просто так, без всякой цели. А если она обо мне забыла? Моя личность казалась мне такой недостоверной, что даже мелькнула мысль, а вдруг она сделает вид, что мы с ней незнакомы. Пулли сел на стул Мейнта.
- Я в Каире знавал Анри Хмару... Мы виделись каждый вечер "У Гроппи" или в "Мена-Хаусе".
Можно подумать, он доверяет мне тайну государственной важности.
- Постойте... Как раз в том году король появлялся повсюду с одной французской певицей... Знаете эту историю?
- Да, конечно...
Он перешел на шепот, боясь каких-то невидимых соглядатаев.
- А вы тоже бывали там?
Слабый розовый свет освещал теперь танцплощадку. На мгновение я потерял из виду Ивонну с Хендриксом, но вот они снова показались. Их закрывали от меня танцующие: Мейнт, Мэг Девилье, Фоссорье и Тунетта Ролан-Мишель. Последняя, выглядывая из-за плеча мужа, сделала им какое-то замечание. Ивонна рассмеялась в ответ.
- Вы же знаете, о Египте невозможно забыть. Невозможно... Иногда по вечерам я вообще не могу понять, зачем остался здесь...
Я тоже вдруг перестал понимать, зачем я здесь, а не в "Липах" с моими старыми газетами и телефонными справочниками? Он положил мне руку на плечо:
- Я готов отдать что угодно за то, чтобы вновь очутиться на террасе "Паструдиса"... Разве можно забыть о Египте?
- Но "Паструдиса", наверно, больше нет, - пробормотал я.
- Вы уверены?
На площадке Хендрикс, воспользовавшись темнотой, гладил Ивонну пониже спины.
Мейнт направился к нашему столику. Без дамы. Брюнетка уже танцевала с другим кавалером. Рухнул на стул.
- Ну, о чем мы тут болтаем? - сняв в темноте очки, он посмотрел на меня с ласковой улыбкой. - Держу пари, Пулли рассказывал вам свои арабские сказки.
- Этот господин родом из Александрии, так же как и я, - сухо парировал Пулли.
- Правда, Виктор?
Хендрикс пытался поцеловать ее в шею, но она не давалась. Отклонялась назад.
- Пулли уже десять лет хозяин этого заведения, - сказал Мейнт. - Зимой он работает в Женеве. И, представляете, до сих пор не привык к горам.
Он заметил, что я наблюдаю за тем, как Ивонна танцует, и пытался меня отвлечь.
- Приезжайте как-нибудь зимой в Женеву, Виктор, и я обязательно свожу вас к нему. Пулли в точности воспроизвел обстановку одного каирского ресторанчика. Как там он назывался?
- "Хедиваль".
- В "Хедивале" Пулли чувствует себя как в своем любимом Египте, а здесь у него на душе кошки скребут. Правда, Пулли?
- Чертовы горы!
- Кошки скребут, - напевал Мейнт, - кошек прогнать... Брысь, кошки, брысь! Брось свою грусть!
Начался новый танец. Мейнт склонился ко мне:
- Не обращайте на них внимания, Виктор.
Вернулись Ролан-Мишели. Потом Фоссорье и Мэг Девилье. Наконец, пожаловали Ивонна с Хендриксом. Она села рядом со мной и взяла меня за руку. Стало быть, не забыла обо мне. Хендрикс с любопытством меня разглядывал.
- Так, значит, вы жених Ивонны?
- Именно так, - ответил за меня Мейнт, - и если ничего не случится, она в скором времени станет графиней Ивонной Хмара. Что скажешь?
Он подначивал Хендрикса, но тот продолжал улыбаться.
- Звучит неплохо, получше, чем Ивонна Хендрикс, не так ли? - добавил Мейнт.
- А чем, собственно, занимается молодой человек? - с важностью вопросил Хендрикс.
- Ничем, - ответил я, вставляя в левый глаз монокль, - ничем, абсолютно ничем.
- А ты уж думал, что молодой человек непременно тренер по лыжному спорту или делец, как ты? - продолжал нападать Мейнт.
- Заткнись, или я изорву тебя на мелкие кусочки, - сказал Хендрикс, и непонятно было, в шутку он угрожает или всерьез.
Ивонна указательным пальцем водила по моей ладони и думала о чем-то своем. О чем? Когда одновременно пришли брюнетка, ее муж с решительным лицом и вторая блондинка, напряжение не ослабло. Все искоса поглядывали на Мейнта, ожидая, что он выкинет. Обругает Хендрикса? Съездит ему по лицу пепельницей? Устроит скандал? Глава игроков в гольф наконец спросил его со светской непринужденностью:
- Вы по-прежнему практикуете в Женеве, доктор?
Мейнт, как примерный ученик, сейчас же отозвался:
- Да, господин Тессье.
- Вы ужасно напоминаете мне вашего отца...
- О нет, что вы, - возразил Мейнт с печальной улыбкой. - Мой отец был гораздо лучше меня.
Ивонна прислонилась ко мне плечом, и это простое прикосновение очень меня взволновало. А кем был ее отец? Хотя Хендрикс относился к Ивонне неплохо (точнее, лапал ее во время танцев), я обратил внимание, что Тессье с супругой и Фоссорье просто не замечают ее. Так же, как и Ролан-Мишели. Я даже уловил, с какой презрительной усмешкой взглянула на Ивонну Тунетта Ролан-Мишель, когда та подала ей руку. Ивонна явно не их круга. К Мейнту они, напротив, относились как к равному и даже готовы были многое ему простить. А ко мне? Быть может, они считали меня тинейджером, поклонником рок-н-ролла? А может, и нет. Мой важный вид, монокль и дворянский титул пробуждали в них некоторое любопытство. Особенно в Хендриксе.
- Вы были чемпионом по лыжному спорту? - спросил я его.
- Да, - сказал Мейнт, - когда-то в незапамятные времена.
- Представьте, - начал Хендрикс и взял меня за локоть, - я знал этого молокососа (он указал на Мейнта), когда ему было пять лет. Он играл в куклы...
К счастью, в этот момент оркестр грянул "ча-ча-ча". Время перевалило за полночь, и заведение наполнилось посетителями. На танцплощадке толклась куча народу. Хендрикс подозвал Пулли:
- Принеси нам шампанского и дай знак оркестру.
Он подмигнул Пулли, а тот в ответ приставил руку ко лбу, как бы отдавая честь.
- Скажите, доктор, аспирин помогает при нарушении кровообращения? спросил глава игроков в гольф. - Я что-то читал об этом в "Науке и жизни".
Мейнт не расслышал вопроса. Ивонна положила мне голову на плечо. Музыка смолкла. Пулли принес поднос с бокалами и две бутылки шампанского. Хендрикс встал и поднял руку. Танцующие и все прочие обернулись в нашу сторону.
- Дамы и господа, - провозгласил Хендрикс, - мы пьем за здоровье счастливой обладательницы кубка "Дендиот" мадемуазель Ивонны Жаке.
Он знаком попросил Ивонну встать. Мы все чокались стоя. На нас устремилось столько глаз, что от смущения я закашлялся.
- А теперь, дамы и господа, - торжественно продолжил Хендрикс, - я прошу вас поприветствовать юную и очаровательную Ивонну Жаке.
Вокруг нас раздались крики: "Браво!" Она, застеснявшись, прижалась ко мне. Я уронил монокль. Пока аплодисменты не стихли, я стоял совсем неподвижно, уставившись на густые волосы Фоссорье, причудливо переплетавшиеся бесчисленными серебристо-голубыми кольцами, словно чеканка на искусно выделанном шлеме.
Оркестр снова заиграл. Нечто среднее между неторопливым "ча-ча-ча" и мотивом песни "Весна в Португалии".
Мейнт поднялся:
- Если вы не возражаете, Хендрикс (он впервые обращался к нему на "вы"), я вас покину, вас и все это изысканное общество, - он обернулся к нам с Ивонной, - я подвезу вас?
Я покорно кивнул. Ивонна тоже поднялась. Пожала руку Фоссорье и главе игроков в гольф, но не осмелилась попрощаться с Ролан-Мишелями и загорелыми блондинками.
- Так когда они поженятся? - спросил Хендрикс, указывая на нас пальцем.
- Как только уедем из этой сраной, поганой французской деревеньки! вдруг выпалил я.
У них всех глаза на лоб полезли.
Зачем я так глупо и грубо обругал французскую деревню? Мне до сих пор это непонятно и до сих пор стыдно. Даже Мейнт, казалось, не ожидал от меня такого и огорчился.
