Лео Перуц - Шведский всадник
- В ад - к епископу! - прорычал вор, и тут у него родился план, как ему одним ударом избавиться от Торнефельда и заодно сдержать свое обещание ожившему мельнику. Он заставит Торнефельда пойти в рабы к епископу вместо себя! На все девять лет! Для него это будет означать вечность. Он ведь не выдержит у плавильной печи и двух месяцев, а в каменоломне - и того меньше. Этот дворянский щенок, этот белоручка и маменькин сынок уже через месяц загнется под хлыстами фогта и его слуг! Сам Геркулес не смог бы выдержать там весь девятилетний срок.
Пока вор раздумывал обо все этом, ему вдруг воочию представилось, что охваченный отчаянием и смертельно усталый Торнефельд снова, как и утром этого дня, валяется перед ним в снегу. И вновь его охватила жалость к мальчишке, который, даже лежа в снегу, помнил о своей дворянской чести. "Вставай, брат! Вставай! Я не покину тебя!" Но он тут же подавил в себе сострадание. Сейчас не время для него. Торнефельд должен исчезнуть навсегда.
- Ступай туда! Ступай туда! - зло выкрикнул бродяга навстречу свистящему ветру. - Для тебя нет иного выхода! Я не могу вырвать из сердца эту девушку, этого ангела со слезами на глазах!
И с этими словами он мысленно простился с товарищем по несчастью. Участь Торнефельда была решена.
* * *
Когда бродяга приблизился к мельнице на расстояние броска камнем, перед ним как из-под земли вырос мертвый мельник в своей извозчицкой куртке и шляпе с пером. Больше всего на свете бродяге хотелось проскользнуть мимо, но справа и слева были высокие сугробы, а прямо перед ним стоял зловещий старик.
- Пропусти меня, господин! - сказал бродяга, непроизвольно клацнув зубами. - Мне нужно немного погреться. Видишь, какой мороз? Ночью же будет еще холоднее, а в лесу к тому же воют волки.
- Тебе ли беспокоиться о морозах! - глухо, как из колодца расхохотался старик. - Ты-то не озябнешь! Уже этой ночью ты будешь голыми руками выгребать угли из пылающей печи!
- Нет, не сегодня! - взмолился бродяга, ощутив, как у него по спине пробежали мурашки. - Подождем до утра, господин. Ведь сегодня среда - день, когда был продан и предан наш Господь Иисус!
Бродяга думал, что, услышав святое имя, призрак сразу же исчезнет и отправится обратно в адское пламя, но мельник стоял как ни в чем не бывало и только посмеивался, по-прежнему загораживая дорогу.
- Я не могу ждать! - заявил он, стряхивая снег с куртки. - Надо ехать сегодня, ибо завтра меня уже здесь не будет.
- Я знаю, знаю, - простонал бродяга, а мороз все так же пробирал его до костей, и все так же пробегали у него по спине мурашки. - Завтра господин станет кучкой пыли и пепла... И все же пусти меня в дом! Я хочу прочитать за тебя "Господи, помилуй!" и "Из глубины" - это лучше всего питает бедные души.
- Что ты болтаешь? - вскричал мельник. - Не вздумай пудрить мне мозги! Зачем мне твои молитвы? Завтра поутру поеду я в Венецию, откуда должен привезти моему милостивому господину шлифованного стекла, бархата, позолоченных подсвечников и пару испанских собачек!
- А зачем господину епископу бархат и хрусталь? - проворчал бродяга, который терпеть не мог знатных господ. - Ему бы делить свои деньги с бедняками, а не купаться в роскоши.
- Мой господин не только епископ, но и светский владетельный князь, пояснил мельник. - Тот, кого ты встречаешь в карете, запряженной шестеркой коней, - князь. А придешь на мессу в церковь - увидишь епископа, благочестивого, скромного и поистине святого мужа!
- А когда дьявол заберет князя, - подхватил бродяга, - куда же денется епископ?
- Заткнись! - зло прикрикнул на него мельник. - Больно уж у тебя, парень, грязная пасть! Живо собирайся! Пойдешь со мной и будешь учиться добывать свой хлеб честной работой!
Вор даже не пошевелился.
- Я передумал! - решительно сказал он. - Я не пойду с тобой, господин.
- Что?! Я не ослышался? Ты и в самом деле не хочешь хорошей жизни? Вот дурак! Повсюду война, голод, убийства, огонь и чума, и только у господина епископа царят мир и порядок!
- А я не ищу мира! - сказал вор. - Я хочу бродить по свету и быть свободным человеком!
- Ну, тут ты опоздал, - продолжал мельник. - У нас с тобой уговор, и ты обязан пойти со мной. Я ловлю тебя на слове!
- Никто не может поймать меня на слове! Никакая сделка недействительна, пока за нее не распили по стакану водки. У нас на земле заведен такой обычай, а уж как у вас в аду - не знаю!
- Какая еще водка? - завопил мельник. - Я же от пуза накормил тебя хлебом с колбасой да еще и пивом напоил!
- Что я задолжал господину, будет ему заплачено! - торопливо заверил его бродяга. - Мой товарищ, что сидит на мельнице, пойдет с господином вместо меня!
- Этот заморыш? - вскричал мельник со злобой. - Нет уж, мне нужен только ты! Что я буду делать с этим желторотиком? Он может только жрать и пить, а как работник никуда не годен. Моему милостивому господину один день его кормежки станет дороже того, что он наработает за неделю!
- Он просто немного ослаб от голода и нищеты, - отозвался бродяга. Пусть господин сперва немного восстановит ему силы. Тогда господин увидит, как славно мой товарищ начнет ворочать рычагами, а то и просто голыми руками выламывать камни из скалы!
- Нет, я хочу тебя, тебя, а не другого! - снова закричал мельник и, подступив к бродяге, схватил его за грудки. - Я заключил уговор с тобой! Ты мой работник, я могу задержать тебя по закону!
Бродяга почувствовал холодную руку мельника - этого живого мертвеца на своей груди, и она показалась ему тяжелой, словно в кошмарном сне. Ему не хватало дыхания, ему казалось, будто эта вернувшаяся из адского огня пропащая душа обладает сверхъестественной силой. Он хотел ударить привидение и бежать, но не мог даже пошевелиться. И тут, пребывая в последней степени отчаяния, он вспомнил заклинание - истинное заклинание для тех, кому надо изгнать привидение. Захлебываясь и кашляя через каждое слово, он выкрикнул заветное четверостишие в лицо мельнику:
Во имя Иисуса и Марии
Пади, пади на колени,
Моли, моли Деву с Младенцем,
Принять твою душу и сердце!
- Что ты там такое хрипишь? У нас тут не церковь, и время для молитвы еще не пришло, - услышал он вдруг голос мертвого мельника, который валялся в снегу, сбитый с ног неожиданным ударом. Только теперь вор сумел вольно вздохнуть и пошевелиться. Камень больше не давил ему на грудь.
- Помоги мне встать! - кричал оживший мертвец. - Как ты смел меня ударить, висельник? Ничего, за это с тобой рассчитается палач! Да помоги же! Или не видишь, что я не могу подняться?
Бродяга отлично помнил, что не бил ожившего мельника. Заклятие, которое вовремя сорвалось у него с губ, поразило врага, и призрак был вынужден выпустить его и упасть на колени. Он склонился над мельником и спросил:
- Ты отпускаешь меня? Ты дашь мне уйти? Если нет, я закляну тебя на вечную погибель!
- Иди ты, куда хочешь, и чтоб духу твоего здесь больше не было! прохрипел мельник, цепляясь за руку бродяги и медленно поднимаясь на ноги. - Теперь-то я понял, что ты за птица! Убийца - вот ты кто! Самый настоящий убийца! А теперь проваливай отсюда! Я не хочу больше иметь с тобой никаких дел!
Путь был свободен. Бродяга тихонько засмеялся и быстро пошел к мельнице.
Он выиграл свой первый бой - привидение, которое из года в год выходило из могилы, чтобы ценой чужой крови и плоти отдавать свой долг епископу, это гнусное исчадие темных сил больше не имело власти над ним. Но ему предстояла еще одна схватка - схватка с Торнефельдом, убить которого ему не позволяла совесть, а оставить в мире живых - справедливость. Нужно было сделать так, чтобы он пропал в аду епископских заводов, но перед тем отдал бы ему, бродяге и вору, свое благородное имя и драгоценную грамоту. И все это для спасения милосердной девушки, для ее будущего счастья.
* * *
Едва завидев входящего в избушку бродягу, Торнефельд вскочил с лавки у печи.
- Ты что, только сейчас пришел? - досадливо спросил он, протирая заспанные глаза. - Как ты смеешь заставлять благородного кавалера ждать целую вечность!
Бродяга быстро затворил за собою дверь, ибо ветер задувал снежную крупу в самые крошечные щели.
- Я спешил как мог! А если задержался, так на это были свои причины! со злостью бросил он Торнефельду.
- Ну что? - нетерпеливо спросил тот. - Как обстоят мои дела?
- Довольно скверно. Я принес тебе дурные вести,-спокойно ответил вор, бросая свой дырявый плащ сушиться на плиту.
- Ты видел господина кузена, говорил с ним? - спросил Торнефельд.
- Нет! - ответил вор. - Он уже давно переселился в мир иной. А там не дают аудиенций ворам и бродягам.
- Это правда? - испуганно воскликнул Торнефельд. - Он точно умер?
- Клянусь тебе! - ответил бродяга. - Точнее быть не может. Его дочь самолично сообщила мне о его кончине. Бедный брат мой, куда же теперь тебе податься?
- Умер... Мой милый крестный умер! А я так надеялся на него... растерянно простонал Торнефельд. - Он был двоюродным братом моего отца и нашим лучшим другом. Но Господь взял к себе и того и другого. И кто же теперь владеет поместьем?
