Уильям Теккерей - История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти
- Как же, сэр, это было в тот день, когда вы выписали себе восемьсот семьдесят три фунта десять шиллингов и шесть пенсов, - это было в прошлый четверг, - ответил я.
- А почему я удержал шиллинг, сэр? Потому что это были мои комиссионные, пять процентов комиссионных Джона Браффа, честно им заработанные и взятые у всех на виду. Разве я что-либо скрывал? Ничуть не бывало. А может быть, я поступил так из сребролюбия? Ничуть не бывало, повторил Брафф, прижав руку к сердцу, - я сделал это единственно из принципа; лишь это движет всеми моими поступками, и я с чистой совестью могу повторить это перед лицом всевышнего. Я бы желал, чтобы все мои молодые люди следовали моему примеру... я бы желал... я молюсь, чтобы им это оказалось под силу. Подумайте о моем примере, сэр. У моего привратника больная жена и девять малолетних детей; сам он тоже слаб здоровьем и не жилец на этом свете; у меня на службе он заработал деньги - шестьдесят фунтов с лишком, и больше его детям не на что рассчитывать; если бы не эти деньги, в случае смерти они оказались бы нищими, без крыши над головой. Что же я сделал для этой семьи, сэр? Я забрал эти деньги у Роберта Гейтса и поместил их так, что, когда он умрет, они составят счастье его семьи. Каждый его фартинг вложен в акции нашей Компании; а стало быть, мой привратник Роберт Гейтс сделался держателем трех акций Западно-Дидлсекского страхового общества, и в этом качестве он вам и мне хозяин. Уж не думаете ли вы, что я хочу обмануть Гейтса?
- Как можно, сэр! - возразил я.
- Обмануть беззащитного бедняка и его невинных малюток! Нет, вы не считаете меня на это способным, сэр. Будь у меня такое намерение, я бы опозорил род человеческий. Но что проку от всех моих усилий, от моего усердия? Что, если я и вложил в это дело деньги своих друзей, своих родственников, свои собственные деньги, все мои надежды, мечты, желания, честолюбивые стремления? Вы, молодые люди, не следуете моему примеру. Вы, которых я дарю своей любовью, и доверием, точно собственных детей, чем вы мне отвечаете взамен? Я тружусь в поте лица, а вы сидите сложа руки; я бьюсь как рыба об лед, а вы и ухом не ведете. Скажите сразу: вы мне не верите! О господи, так вот она, награда за всю мою любовь и заботы!
При этих словах мистер Брафф так растрогался, что заплакал настоящими слезами, и тут, признаюсь, я увидел в истинном свете свою преступную нерадивость.
- Я... я очень виноват, сэр, - сказал я, - но тому причиною одна только моя деликатность, не позволявшая мне заговорить с тетушкой о Западно-Дидлсекском обществе!
- Деликатность, мой милый... да какая же тут может! быть деликатность, когда речь идет о том, чтобы приумножить состояние вашей тетушки! Скажите лучше, равнодушие ко мне, скажите лучше, неблагодарность, скажите, неразумие... но только не говорите мне о деликатности, нет, нет, нет, что угодно, только не деликатность. Будьте честны, мой мальчик, вещи надо всегда называть их именами... всегда.
- Да, это и вправду неразумие и неблагодарность, мистер Брафф, - сказал я. - Теперь я это понимаю, и я отпишу тетушке с ближайшей же почтой.
- Не делайте этого, - с горечью сказал Брафф, - наши акции идут по девяносто, и миссис Хоггарти получит со своего капитала всего лишь три процента.
- Нет, сэр, я непременно напишу... вот вам честное благородное слово.
- Что ж, раз уж дали слово, Титмарш, видно, придется написать, слово никогда не надобно нарушать, даже по мелочам. Когда напишете письмо, отдайте его мне, я его пошлю бесплатно, честное благородное слово, - со смехом сказал мистер Брафф и протянул мне руку.
Я протянул свою, и он сердечно ее пожал.
- А отчего бы вам не написать прямо здесь? - сказал он, все не выпуская мою руку. - Бумаги у меня вдоволь.
И вот я сел за стол, очинил прекрасное перо и принялся за письмо.
"Западно-Дидлсекское страховое общество, июнь 1822 года, - вывел я как мог красивее. И далее: - Дражайшая тетушка..." Потом приостановился и задумался, что же писать дальше, ибо письма мне всегда давались с трудом. Написать число и обращение не хитрость, а вот дальше дело помудренее; покусывая перо, я откинулся на спинку стула и принялся размышлять.
- Да что это вы, мой дорогой! - воскликнул мистер Брафф. - Неужто вы собираетесь потратить на это письмо весь день? Давайте я вам его продиктую.
И начал:
"Дражайшая тетушка, рад сообщить Вам, что с тек пор, как я воротился из Сомерсетшира, наш директор-распорядитель и наше правление так мною довольны ж были так добры, что назначили меня третьим конторщиком..."
- Сэр! - воскликнул я.
- Пишите, пишите. Вчера на заседании правления было решено, что мистер Раундхэнд повышается в должности и становится секретарем и статистиком. Его место занимает мистер Хаймор, на место мистера Хаймора садится мистер Абеднего, а вас я назначаю третьим конторщиком. Пишите: "...третьим конторщиком с жалованьем сто пятьдесят фунтов в год. Я знаю, новость сия порадует мою дорогую матушку и Вас, дражайшая тетушка, Вас, которая вею мою жизнь была мне второй матерью.
Когда я в последний раз был дома, Вы, помнится, спрашивали моего совета, как Вам лучше поместить капитал, который, без всякой для Вас пользы, находится у Вашего банкира. С тех пор как я воротился, я не упускал случая осведомиться на сей счет; и как я тут нахожусь в самой гуще деловой жизни, то и полагаю, что, хотя и не вошел еще в настоящий возраст, могу дать Вам совет не хуже иного старше меня по летам и положению.
Я частенько подумывал присоветовать Вам нашу Компанию, но от сего шага удерживала меня деликатность, Я не желал, чтобы на меня легла хотя бы тень подозрения, будто действую я из личных видов. Однако же я нимало не сомневаюсь, что Западно-Дидлсекское общество - самое надежное место для помещения капитала, и притом обеспечивает самый высокий процент.
Из надежнейших источников (это слово подчеркните) мне известно, что положение дел в Компании следующее:
Основной акционерный капитал Компании составляет 5 миллионов фунтов.
Члены правления Вам известны. Достаточно сказать, что наш директор-распорядитель - Джон Брафф, эсквайр, из фирмы "Брафф и Хофф", член парламента, известен в Сити не менее самого мистера Ротшильда. Как мне доподлинно известно, его личный капитал составляет полмиллиона; а дивиденды, в последний раз выплаченные акционерам Западно-Дидлсекского общества, составили 6 1/8 процента за год. (Мы и вправду объявили такой дивиденд.) Хотя на бирже спрос на наши акции до чрезвычайности велик, четыре старших конторщика располагают правом разместить некоторое количество акций по номиналу - до 5000 фунтов каждый; и ежели Вы, дражайшая тетушка, пожелаете приобрести наши акции на сумму 2500 фунтов, Вы, надеюсь, позволите мне воспользоваться моими новыми правами и оказать Вам эту услугу.
Отвечайте мне немедля по получении сего письма, ибо мне уже предлагают продать все мои акции по рыночной цене".
- Но мне никто этого не предлагает, сэр, - возразил я.
- Нет, предлагают, сэр. Я готов взять ваши акции, но я хочу, чтобы они достались вам. Я желаю привлечь в нашу фирму возможно больше достойной уважения публики. Я хлопочу об вас, потому что питаю к вам добрые чувства и потому - не стану этого скрывать, - что надеюсь соблюсти при том и свой собственный интерес; я человек честный и не таю своих намерений, так что я скажу вам, почему я в вас заинтересован. По уставу нашей Компании я располагаю ограниченным числом голосов, но ежели акции покупает ваша тетушка, я вправе надеяться, - и я не стыжусь в том признаться, - что она будет держать мою сторону. Теперь вы меня понимаете? Моя цель - иметь решающий голос в делах Компании; а добившись этого, я приведу ее к такому процветанию, какого в лондонском Сити еще не видывали.
Итак, я подписал письмо и оставил на столе, чтобы мистер Брафф его отправил.
На другой день мистер Брафф подвел меня к столу третьего конторщика, не упустив при этом случая обратиться к нашим джентльменам с речью, и под ропот пашей братии, недовольной, что их так опередили по службе, я занял свое новое место; хотя, должен сказать, заслуги наши перед Компанией были примерно одинаковые: ведь существовала она всего три года, и самый первый из конторщиков служил в ней всего на полгода долее меня.
- Берегись! - сказал мне завистник Мак-Виртер. - У тебя что, завелись денежки? Или у твоих родственничков? Или, может, они вознамерились вложить их в это предприятие?
Я счел за благо не отвечать ему, а вместо этого взял понюшку из его настольной табакерки и всегда обходился с ним со всяческой добротою; и должен сказать, что он стал относиться ко мне с неизменной учтивостью. Ну, а Гас Хоскинс с той поры уверовал в мое превосходство; прочие же мои сослуживцы в общем приняли мое повышение спокойно, сказавши, что уж если не миновать, чтобы кто-то получил повышение вне очереди, то уж лучше пусть это буду я, чем кто-нибудь другой, ведь я никому из них не причинил вреда, а иным даже оказывал небольшие услуги.
