Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
Леди Гарриет откинулась на спинку кресла и зевнула. Миссис Гибсон ласково взяла миледи за руку и негромко пробормотала:
– Бедная леди Гарриет!
После этого она принялась осыпать гостью сочувственными банальностями.
Спустя некоторое время леди Гарриет встряхнулась и сказала:
– В детстве я полагала вас судией и арбитром в вопросах морали. Скажите мне, как, по-вашему, это очень дурно – лгать?
– Ох, моя дорогая! Как вы можете задавать подобные вопросы? Разумеется, это очень дурно. Думаю, что могу добавить: это грешно и безнравственно. Но я же понимаю, что вы пошутили, когда сказали, что вам пришлось прибегнуть ко лжи.
– Нет, я нисколько не шутила. Я солгала намеренно, сказав, что мне «нужно съездить в Холлингфорд по делам», тогда как на самом деле никаких обязанностей в этом смысле у меня здесь нет, зато было неутолимое желание освободиться от гостей на часок-другой. А все мои дела заключались в том, чтобы прийти сюда, позевать, пожаловаться и хоть немного отдохнуть. Полагаю, что чувствую себя несчастной, оттого что мне пришлось поведать свою историю, как говорят дети.
– Но, моя дорогая леди Гарриет, – возразила миссис Гибсон, несколько озадаченная смыслом тех слов, что уже готовы были сорваться с ее языка, – я уверена, что вы полагали, будто действительно имели в виду то, что сказали, когда говорили это.
– Нет, не имела, – вставила леди Гарриет.
– В таком случае вся вина лежит на надоедливых людях, поставивших вас в столь затруднительное положение… Да, конечно же, это исключительно их вина, а не ваша. И потом, вам известны условности общества – они создают столько помех и препятствий!
Леди Гарриет немного помолчала, а потом сказала:
– Ответьте мне, Клэр, вам ведь приходилось лгать, не так ли?
– Леди Гарриет! Полагаю, что уж вы-то знаете меня достаточно хорошо, чтобы задавать подобные вопросы. Однако же я понимаю, что вы не имели в виду ничего такого, дорогая.
– Нет, имела. Во всяком случае, к невинной лжи, или лжи во спасение, вы определенно должны были прибегать. И как вы чувствовали себя потом?
– Я бы чувствовала себя жалкой и несчастной… Угрызения совести замучили бы меня до смерти. «Правда, только правда и ничего, кроме правды» – это утверждение всегда представлялось мне исключительно важным. Но у меня есть принципы, которые не позволяют мне колебаться, да и в моей жизни соблазнов и искушений совсем немного. Смирение подразумевает простоту, и здесь этикет ни в чем нас не ограничивает.
– В таком случае вы готовы обвинить меня? Если бы это сделал кто-либо другой, я бы и вполовину не была так несчастна после того, что наговорила сегодня утром.
– Нет, я никогда и ни в чем не винила вас, даже в глубине души, дорогая леди Гарриет. Обвинить вас! Как вы могли подумать такое! Это было бы самонадеянностью и дерзостью с моей стороны.
– Пожалуй, мне пора обзавестись исповедником! Но вы не годитесь для этого, потому что всегда баловали меня.
После недолгой паузы она попросила:
– Вы не могли бы угостить меня ленчем, Клэр? Я не собиралась появляться дома раньше трех часов пополудни. «Дела» не позволят мне освободиться раньше, о чем должным образом осведомлены обитатели Тауэрз.
– Разумеется. С превеликим удовольствием! Но вы же знаете, что у нас очень простые привычки.
– Послушайте, меня вполне устроит хлеб с маслом, да еще, пожалуй, ломтик холодного мяса, так что на мой счет можете не беспокоиться, Клэр. Быть может, вы распорядитесь подать обед? Позвольте мне побыть членом вашей семьи.
– Да-да, разумеется. Я не стану ничего менять, мне будет приятно, если вы разделите с нами семейную трапезу, дорогая леди Гарриет. Но мы обедаем поздно, а об эту пору предпочитаем ленч. Огонь в камине почти погас, право же, я позабыла обо всем в ходе нашего с вами замечательного tête-à-tête!
И она дважды дернула шнур звонка, очень сильно и с долгой паузой между ними. Мария принесла уголь.
Но этот же сигнал правильно истолковала и Синтия, как и слова «Зал Аполлона» были правильно поняты слугами Лукулла[99]. На огонь немедленно поставили разогреваться пару куропаток, достали лучший китайский сервиз, а Синтия украсила стол цветами и фруктами со своей обычной ловкостью и вкусом. Поэтому когда было объявлено, что кушать подано и леди Гарриет вошла в комнату, то извинения хозяйки показались ей совершенно излишними. Она в очередной раз убедилась в том, что ее бывшая гувернантка Клэр устроилась в жизни очень даже неплохо. Сейчас к ним присоединилась и Синтия, красивая и элегантная, как всегда. Но почему-то девушка никогда не нравилась леди Гарриет, и она замечала ее только потому, что Синтия была дочерью своей матери. В ее присутствии беседа обрела общий характер, и леди Гарриет поделилась с ними кое-какими новостями, которые не представляли для нее особого значения, но о которых много рассуждали гости, собравшиеся в Тауэрз.
– К нам должен был присоединиться и лорд Холлингфорд, – среди прочего сообщила она. – Но он обязан или, точнее, думает, что обязан, что, в общем-то, одно и то же, остаться в городе[100] из-за наследства Крайтона.
– Наследство? Для лорда Холлингфорда? Как я рада!
– Не спешите радоваться! Пока что оно сулит ему одни неприятности. Разве вы не слышали об этом богатом эксцентрике, мистере Крайтоне, который умер некоторое время тому? Следуя, как я полагаю, примеру лорда Бриджуотера, он оставил некоторую сумму денег доверенным лицам, одним из которых является и мой брат, с тем чтобы они разыскали человека, обладающего тысячей добродетелей и талантов, и отправили его в научную экспедицию. Из дальних земель этот ученый муж должен привезти образчики флоры и фауны, которые составят центральную экспозицию и ядро будущего музея. И, дабы увековечить имя его основателя, музей назовут «Музеем Крайтона». Какие, однако, нелепые и разнообразные формы может принять человеческое тщеславие! Иногда оно служит развитию филантропии, а иногда порождает любовь к науке!
– Как мне представляется, это очень полезный и достойный похвалы объект, – ничем не рискуя, заявила миссис Гибсон.
– Что ж, пожалуй, вы правы с точки зрения общественного блага. Но для нас, в частном порядке, это довольно утомительно, поскольку Холлингфорд вынужден оставаться в городе – или курсировать между ним и Кембриджем, – причем каждое из этих мест настолько унылое и пустое, что второго такого еще поискать. И это в тот самый момент, когда он так нужен нам в Тауэрз! Эту проблему следовало решить давным-давно, а теперь еще возникла опасность того, что завещание потеряет силу. Двое остальных доверенных лиц уже сбежали на континент, заявив, как они выразились, что полностью полагаются на него, но на самом деле это не что иное, как уклонение от своих обязанностей. Однако же, как мне представляется, ему это нравится, посему и мне не следует ворчать и жаловаться. Он полагает, что и впрямь сумеет найти нужного человека, – или уже нашел. Причем тот родом из этого самого графства. Речь идет о молодом Хэмли из Хэмли. Правда, лорду придется постараться, чтобы уговорить руководство колледжа отпустить его, поскольку тот – член совета Тринити, старший ранглер или что-то в этом роде. А они не настолько глупы, чтобы отправить своего лучшего студента на съедение к тиграм и львам!
– Наверняка это Роджер Хэмли! – вскричала Синтия, и глаза ее засверкали, а щеки порозовели.
– Он не старший сын, и едва ли его можно с полным правом называть Хэмли из Хэмли! – заметила миссис Гибсон.
– Человек Холлингфорда – член совета Тринити, как я уже говорила.
– Тогда это и впрямь мистер Роджер Хэмли, – сказала Синтия. – И он сейчас уехал в Лондон по делам! Вот это будет новость для Молли, когда она вернется домой!
– А какое отношение к этому имеет Молли? – спросила леди Гарриет. – Или?.. – Она перевела взгляд на миссис Гибсон и посмотрела ей в лицо в поисках ответа. Та, в свою очередь, метнула многозначительный и крайне выразительный взгляд на Синтию, которая сделала вид, будто ничего не заметила.
– О нет, что вы! Никакого отношения, разумеется, – произнесла миссис Гибсон и слегка кивнула в сторону своей дочери, словно говоря: «Если кто и имеет к нему отношение, так только она».
Леди Гарриет начала посматривать на прелестную мисс Киркпатрик с новым интересом. Ее брат отзывался об этом молодом мистере Хэмли в такой манере, что любой, связанный с Фениксом, заслуживал самого пристального внимания. Но потом, словно имя Молли вновь всплыло в ее памяти, леди Гарриет осведомилась:
– Кстати, где все это время была Молли? Я бы хотела повидаться со своим маленьким ментором. Я слышала, что она сильно выросла и повзрослела с тех пор, как мы виделись с нею в последний раз.
– Ах! Как только она начинает сплетничать с обеими мисс Браунинг, то совершенно забывает о времени, – отозвалась миссис Гибсон.
– С обеими мисс Браунинг? Ах да! Я рада, что вы напомнили мне о них! Я очень привязана к ним. Несушка и Хлопушка… В отсутствие Молли могу называть их так. Перед тем как отправиться домой, я заеду к ним и тогда, быть может, повидаюсь и с моей дорогой малышкой Молли. Знаете, Клэр, эта девочка мне очень нравится!
