Франсуаза Саган - Здравствуй, грусть
Была половина четвертого: отец, наверное, спит в объятиях Анны. Она сама, упоенная, разметавшаяся в постели, разомлевшая от наслаждения и счастья, тоже, наверное, предалась сну... Бы-стро-быстро я начала строить планы, избегая даже мимолетной попытки разобраться в самой себе. Я как маятник слонялась по комнате, подходила к окну, смотрела на безмятежно спокойное, распластавшееся у песчаного берега море, возвращалась к двери и опять шла к окну. Я высчитывала, прикидывала и одно за дру-гим отметала все возражения; никогда прежде я не подозревала, как изворотлив и находчив человеческий ум. Я чувствовала себя опасной и удивительно ловкой, и к волне отвращения к самой себе, которая захлестнула меня с первых слов моего разговора с Эльзой, примешивалась гордость, ощущение сговора, в который я вступила с самой собой, и одиночества.
Надо ли говорить, что от всего этого не осталось и следа, когда настал час купания. Меня терзали угрызения совести, я не знала, что сделать, чтобы загладить свою вину перед Анной. Я несла на пляже ее сумку, бросилась подавать ей купальный халат, когда она вышла из воды, была сама предупредительность, сама любез-ность; эта внезапная перемена, после того как я дулась столько дней подряд, удивила ее и даже обрадовала. Отец был в восторге. Анна благодарила меня улыбкой, веселым голосом отвечала мне, а в моих ушах звучало: "Вот шлюха!"-"Именно". Как я могла это сказать, как могла терпеть глупость Эльзы? Завтра же посо-ветую ей уехать, скажу, что ошиблась. Все останется по-преж-нему, и, в конце концов, почему бы мне не сдать экзамен? Ведь получить степень бакалавра наверняка полезно.
- Правда ведь?
Я обращалась к Анне:
- Правда ведь, получить степень бакалавра полезно? Она посмотрела на меня и расхохоталась. Я - тоже, обрадо-ванная тем, что ей так весело.
- Вы неподражаемы,-сказала она.
Я и в самом деле была неподражаема. А если бы она еще знала, какие планы я вынашивала утром! Я умирала от желания рассказать ей все, чтобы она поняла, до какой степени я неподра-жаема! "Представьте, что я подучила Эльзу разыграть комедию: она должна была прикинуться влюбленной в Сирила, поселиться у него, мы видели бы, как они плавают в лодке, как прогулива-ются в лесу и на берегу. Эльза снова стала красивой. О, конечно, ее красота не может сравниться с вашей, но все-таки есть в ней эта цветущая земная прелесть, которая заставляет мужчин обо-рачиваться. Отец не вынес бы этого долго: он никогда не прими-рился бы с тем, что красивая женщина, которая принадлежала ему, утешилась так быстро, да еще, можно сказать, у него на гла-зах. И вдобавок с мужчиной моложе его. Понимаете, Анна, хотя он любит вас, он снова очень быстро захотел бы ее, просто ради самоутверждения. Он очень тщеславен, а может, неуверен в себе-уж не знаю. Эльза по моей указке повела себя так, как надо. В один прекрасный день он бы вам изменил, а вы бы этого не стерпели, правда ведь? Вы не из тех женщин, которые умеют делиться. Вы бы уехали, а я этого и добивалась. Ну да, это глупо, но я злилась на вас из-за Бергсона, из-за жары, я во-ображала, что... Я даже не решаюсь рассказать вам, что на-столько это надуманно и смехотворно. Из-за этого экзамена я го-това была поссорить нас с вами, подругой моей матери, нашим другом. А между тем ведь сдать экзамен на бакалавра полезно".
- Правда ведь?
- Что правда? - переспросила Анна. - Что полезно сдать экзамен на бакалавра?
- Да,-сказала я.
А в общем, не стоит ей рассказывать, вряд ли она поймет. Есть вещи, которые Анна понять не может. Я бросилась в воду, по-плыла вдогонку за отцом, стала с ним бороться, вновь обретая радость от игры, от воды, от спокойной совести. Завтра же пере-берусь в другую комнату; устроюсь на чердаке, прихвачу с собой учебники. Бергсона я, правда, с собой не возьму незачем пере-саливать! Два часа ежедневной работы в одиночестве, молчали-вые усилия, запах чернил, бумаги. В октябре - успех, изумленный смех отца, одобрение Анны, диплом. Я стану умной, образованной, чуть равнодушной, как Анна. Кто знает, может у меня незауряд-ные способности... Смогла же я в пять минут разработать логиче-ский план - само собой гнусный, но зато логичный же. А Эльза! Я сыграла на ее тщеславии, на ее чувствах, в мгновение ока я заставила ее плясать под свою дудку, а ведь она пришла забрать вещи. Удивительная штука: я взяла Эльзу на мушку, подметила ее уязвимое место и, прежде чем заговорить, точно рассчитала удар. Я впервые познала ни с чем не сравнимое наслаждение: разгадать человека, увидеть его насквозь, заглянуть ему в душу и поразить в больное место. Осторожно, точно прикасаясь пальцем к пружинке, я пыталась прощупать кого-то - и тотчас сработало. Я попала в цель! Прежде я никогда не испытывала ничего подоб-ного, я была слишком импульсивна. Если я затрагивала чью-нибудь чувствительную струнку, то только по неосмотрительности. И вдруг мне приоткрылся удивительный механизм человеческих реакций, могущество слова... Как жаль, что я обнаружила это на путях обмана. Но в один прекрасный день я полюблю кого-нибудь всей душой, и вот так же осторожно, ласково, трепетной рукой нащупаю путь к его сердцу...
Глава третья
На другое утро я шла к вилле, где жил Сирил, уже куда менее уверенная в силе своего интеллекта. Накануне за ужином я много пила, чтобы отпраздновать свое выздоровление, и сильно захме-лела. Я уверяла отца, что защищу диссертацию по литературе, буду вращаться среди эрудитов, стану знаменитой и нудной. А ему придется пустить в ход все средства рекламы и скандала, чтобы посодействовать моей карьере. Мы наперебой строили нелепые планы и покатывались от смеха. Анна тоже смеялась, хотя не так громко и несколько снисходительно. А по временам, когда мои честолюбивые планы выходили за рамки литературы и простого приличия, ее смех и вовсе умолкал. Но отец был так откровенно счастлив, оттого что наши дурацкие шуточки помогают нам вновь обрести друг друга, что она воздерживалась от замечаний. Нако-нец они уложили меня в постель, накрыли одеялом. Я горячо бла-годарила их, вопрошала: "Что бы я без вас делала?". Отец и в са-мом деле не знал, но у Анны, кажется, было на этот счет довольно суровое мнение. Я заклинала ее сказать какое, и она уже склонилась было надо мной, но тут меня сморил сон. Среди ночи мне стало плохо. А утреннее пробуждение еще ни разу не было для меня таким мучительным. С мутной головой, тяжелым сердцем шла я к сосновой рощице, не замечая ни утреннего моря, ни воз-бужденных чаек.
Сирил встретил меня у калитки сада. Он кинулся ко мне, об-нял, страстно прижал к себе, бормоча бессвязные слова:
- Родная моя, я так волновался. .. Так долго... Я не знал, что с тобой, может, эта женщина мучает тебя... Я не думал, что сам могу так мучиться... Каждый день после полудня я плавал вдоль бухты, взад и вперед... Я не думал, что так тебя люблю...
- Я тоже, - сказала я.
Я и вправду была удивлена и растрогана. Мне было досадно, что меня мутит и я не могу выразить ему своих чувств.
- Какая ты бледная, - сказал он. - Но теперь я сам о тебе позабочусь, я не позволю больше истязать тебя.
Я узнала разыгравшуюся фантазию Эльзы. Я спросила Сирила, как приняла Эльзу его мать.
- Я представил ее как свою приятельницу, сироту, - ответил Сирил. - Она вообще славная, Эльза. Она все рассказала мне об этой женщине. Удивительно: такое тонкое, породистое лицо - и повадки настоящей интриганки.
- Эльза сильно преувеличивает, - вяло возразила я. - Я как раз хотела ей сказать...
- Мне тоже надо тебе кое-что сказать,-оборвал Сирил.- Сесиль, я хочу на тебе жениться.
На секунду я перепугалась. Надо что-то сделать, что-то ска-зать. Ах, если бы не эта гнусная тошнота...
- Я люблю тебя,-говорил Сирил, дыша мне в волосы.- Я брошу юриспруденцию, мне предлагают выгодное место у дяди... мне двадцать шесть лет, я уже не мальчишка. Я говорю совершенно серьезно. А ты что скажешь?
Я тщетно подыскивала какую-нибудь красивую уклончивую фразу. Я не хотела за него замуж. Я любила его, но не хотела за него замуж. Я вообще не хотела ни за кого замуж, я устала.
- Это невозможно, - пробормотала я. - Мой отец...
- Твоего отца я беру на себя,-сказал Сирил.
- Анна не согласится,-сказала я.-Она считает, что я еще ребенок. А что скажет она, то скажет и отец. Я так устала, Сирил. От всех этих волнений я еле держусь на ногах. Сядем. А вот и Эльза.
Эльза спускалась по лестнице в халате, свежая и сияющая. Я чувствовала себя поблекшей и тощей. У них обоих был здоро-вый, цветущий, возбужденный вид, и это еще больше меня угне-тало. Эльза усадила меня, обхаживая так бережно, словно я только-только вышла из тюрьмы.
- Как поживает Реймон? - спросила она. - Он знает, что я здесь?
Она улыбалась счастливой улыбкой женщины, которая про-стила и надеется. Я не могла сказать ей, что отец ее забыл, а Сирилу - что я не хочу за него замуж. Я закрыла глаза, Сирил по-шел за чашкой кофе. Эльза говорила, говорила без умолку, она явно смотрела на меня как на необычайно проницательное суще-ство, она полностью на меня полагалась. Кофе был крепкий, аро-матный, солнце немного подбодрило меня.
