Франсуаза Саган - Здравствуй, грусть
Обзор книги Франсуаза Саган - Здравствуй, грусть
Здравствуй, грусть
Современная французская психологическая повесть
Свидетельство чувств
В сборник включены шесть повестей, написанных французскими авторами 50—60-х годов XX века, разными по возрасту, по жизненному и творческому опыту, по манере письма.
При явных различиях эти произведения имеют общую, объединяющую их тональность: все шесть повестей пронизывает острая, щемящая душу грусть. В них выражено ощущение трагизма жизни, переданы внутренняя боль и взволнованное, тревожное состояние личности.
Не следует думать, будто составитель сборника специально отыскивал во французской прозе упомянутого периода особо мрачные книги, дабы показать, как, мол, «там у них скверно живется».
Достаточно бросить самый беглый взгляд на литературу, театр, кино 50—60-х годов, чтобы убедиться в типичности, характерности для своего времени включенных повестей.
Почти во всех книгах, удостоенных литературных премий в течение тех лет, — трагический конец (убийство, самоубийство, разлука, несчастный случай и т. д.). В списках наиболее читаемых книжных новинок на первых местах значатся, как правило, романы о неудачной любви, о трагедии одиночества, о разрыве человеческих связей, о бедах и несчастьях людей. С криком отчаяния и гнева входит в литературу 60-х годов значительное число молодых писателей (особенно заметная фигура — Ле Клезьо). На парижской сцене царит «театр абсурда», в моду вошли Беккетт, Ионеско, Артур Адамов и др. с их мрачными, пессимистическими пьесами. Огромным успехом пользуются фильмы о трагических судьбах и о несостоявшемся счастье (некоторые из них, например, «Монпарнас-19», «На окраине Парижа», «Мужчина и женщина», «Супружеская жизнь» и др. шли также в СССР). Даже детективные романы приобрели в те времена трагический привкус, показывая на первом плане безысходное состояние жертвы, оказавшейся в смертельной ловушке (Буало-Нарсежак, Себастьян Жапризо и др.).
Что же, собственно говоря, вызвало всю эту печальную литературу? Откуда взялись трагические нотки?
Незадолго до периода, отраженного в повестях настоящего сборника, закончилась вторая мировая война, которая вызвала радикальную переоценку духовно-этических ценностей, обнажила несостоятельность привычных представлении и вековых верований. Наиболее полно это разочарование в прежних прочных философско-религиозных устоях выразил экзистенциализм — учение, созданное Ж.-П. Сартром.
Под непосредственным воздействием сартровской доктрины развивается в 40-е и 50-е годы значительная часть литературы. Появляется даже термин «экзистенциалистский роман», который в видоизмененном виде существует и поныне, а породившая его философия как бы растворилась в духовной среде, вошла органично в жизненные представления французов, определяя нередко позиции даже тех писателей, которые вовсе не считают себя последователями Сартра.
Естественно, что литература, возникшая на основе или под влиянием экзистенциалистской философии, не может быть веселой, радостной и оптимистичной, ибо она проводит художественное исследование трагедии индивида, брошенного во враждебное ему «существование». В 50—60-е годы это трагическое восприятие мира получает новый импульс в связи с болезненной реакцией на резко усилившуюся дегуманизацию социально-производственных и межличностных отношений. Ее с особой остротой ощутили миллионы французов в связи с глубокими переменами и потрясениями в обществе, вызванными небывалым экономическим подъемом, который пережила Франция примерно с середины 50-х до начала 70-х годов. Оправившись за 10–12 лет от последствий войны, она стала развиваться бешеными темпами (ежегодный рост производства в среднем — шесть процентов), используя достижения научно-технической революции, природное трудолюбие своего народа и такой мощный стимул, как реально удовлетворяемая материальная заинтересованность.
За 15 лет в стране произошли изменения, для каких в былые времена понадобилось бы не менее столетия. Обновленная Франция вошла в пятерку наиболее развитых и богатых стран мира. И хотя сохранилось и даже обострилось неравенство, осталось за бортом процветания немало бедняков, в целом люди жить стали значительно лучше, чем в 40-е годы.
Казалось бы, надо радоваться, а не писать грустные книги. Но писатели (а вместе с ними философы, публицисты, социологи) заявили, что этот «великий скачок» в материально-технической сфере был осуществлен за счет попрания и даже разрушения коренных человеческих и духовно-нравственных ценностей. Цена экономических успехов оказалась слишком высокой — произошло заметное снижение значимости человека, отдельной личности.
Крайне ускоренный характер развития обнажил то, что не бросилось бы заметно в глаза при более плавной и последовательной эволюции. Но в данном случае вышла наружу, стала очевидной явная бесчеловечность системы, обеспечивающей прибыль, доход, богатство и в конечном счете — прогресс. В рамках действия ее механизмов человек, отдельный индивид нужен лишь как участник процесса производства, как хорошо отлаженный инструмент или как безотказно действующая «покупательная машина», способная обеспечивать выгоду. Все остальные человеческие качества не нужны, мешают функционированию системы.
Становилось ясным, что происходящие изменения не были ориентированы на защиту и укрепление гуманистического начала. Сфера «человеческого фактора» оказалась слишком загрязненной, зараженной «отходами производства», что сказалось на общем моральном состоянии общества.
Резко изменились нравы, развилось стремление к потреблению материальных благ как к единственной цели и главному смыслу существования, усилилась тяга к показной роскоши, к престижности, к разного рода удовольствиям и развлечениям. Внешнее, броское, поверхностное ценится теперь неизмеримо выше, чем подлинное, глубокое, значительное.
Чисто функциональный, расчетливый подход проникает и в область чувств. Человек нужен человеку лишь для «дела», для практических целей не только в социально-производственной сфере, но и в рамках семейно-личностных отношений. Все труднее и реже понимают друг друга близкие люди, все острее ощущают они взаимную отчужденность, все чаще вспыхивают конфликты, вызванные нарушением душевных и духовных контактов. Связи между личностями оказываются крайне поверхностными, непрочными и легко рвутся. Резкое обострение некоммуникабельности становится нормой и тяжело ранит души людей.
К этому нужно еще добавить, что сознание огромного большинства населения постоянно гложет все нарастающая неудовлетворенность их потребительских запросов, которые никогда не могут быть полностью удовлетворены, ибо рождаются все новые и новые. Они создаются модой, соображениями престижа и вездесущей рекламой, диктующей вкусы и потребности. Происходит фактически манипулирование психикой и волей людей, превращенных в бездумные «автоматы» по совершению покупок (независимо от материального уровня, ибо, если нет денег, покупай в кредит, бери в долг).
В обществе постепенно накапливается недовольство, принимающее самые разнообразные, порой причудливые и резкие формы, особенно среди молодежи («хиппизм», левый экстремизм и т. п.). Своеобразным выхлопом этого накопившегося недовольства стали события мая — июня 1968 года, потрясшие весь мир бурным проявлением протеста огромного числа людей (тогда развернулась забастовка самая мощная за всю историю Франции — более 10 млн. участников).
Художественная литература середины 50-х — конца 60-х годов вобрала в себя и сублимировала эти настроения всеобщей неудовлетворенности, что и вызвало грустные интонации повестей, включенных в сборник. Люди, представленные на их страницах, не только лишены (в духе экзистенциализма) каких-либо идейно-нравственных опор и внушающих надежды идеалов счастливого будущего, но с особой обостренностью ощущают свое социальное одиночество в мире, где разорвались живые человеческие связи, где царит функциональный рационализм и холодный расчет.
Писатели, однако, не ограничиваются изображением несчастий и бед, которые переживают их персонажи, они раскрывают значительность и глубину их чувств. Тем самым восстанавливается истинная мера человека, ибо со всей очевидностью явствует, что как бы ни оболванивало людей «общество потребления», как бы ни принижалась значимость человеческого начала в современной действительности, человек был и остается великой, непреходящей ценностью. Каждая личность несет в себе целый мир духовного, психологического, эмоционального богатства. Она единична по своей сути, незаменима, и ее утрата невосполнима. Поэтому несчастья и беды человека, даже в сугубо личной, интимной сфере жизни обретают глубокий трагический смысл.
