Мартти Ларни - Современная финская новелла
В соседней комнате заплакал ребенок — время кормить. Мужчины засобирались в баню, Лейла пошла к ребенку. Девочка была совсем мокрая, пришлось менять пеленки. Лечь прямо на дорогое светлое покрывало, чтобы покормить девочку, Лейла не решилась — аккуратно свернула его.
Плоской своей мордочкой Тююне потянулась к груди.
— Заячья губа… Да плевать нам на них на всех, — прошептала Лейла.
В дверь постучали, заглянула Туйя.
— Можно к вам?
— Входи, входи.
— Анн-Лис стряпает, а мужики ушли в баню.
— Садись, не помешаешь.
Туйя уселась в огромное плюшевое кресло, закинула ногу на ногу. Под черным кружевным шитьем мелькнула узкая щиколотка.
— Хватает молока? — спросила Туйя.
— Когда как…
— А кажется, что ты можешь выкормить хоть двойню.
— Серьезно?
— Правда, я слышала, что количество молока не зависит от того, какая грудь, — продолжала Туйя.
Только сейчас Лейла заметила покрасневшие глаза Туйи. Когда Туйя улыбалась, ее впалые щеки округлялись. Какая же обаятельная у нее улыбка!
— Исмо знает, что дед пишет завещание? — спросила вдруг Туйя.
— Понятия не имею… Я и с дедом толком не знакома, — ответила Лейла.
— Я думаю, Исмо не мешало бы про это знать. Пусть не дает себя в обиду, а то тут все заграбастают.
Туйя говорила шепотом, оглядываясь на дверь.
— Что — все? И кто? — не поняла Лейла.
— Да дедовский остров. Они уже расчищают себе участок на берегу.
— Кто «они»?
— Эркки и Анн-Лис. Эркки ведь помогает деду составлять завещание. Разве Исмо не в курсе? А уж известное дело, как помогают составлять… А остров? Ты его даже не видела? Ну вот, я и решила — надо вас предупредить. Чтобы за себя постояли.
— Как это я могу за себя постоять, если мы с Исмо даже не расписаны? И потом, у меня уже есть свой остров, на Сайме, — вдруг сказала Лейла. Она не могла понять, зачем соврала. Вдруг в разгоряченном мозгу, как в море, сам собой всплыл этот остров. Туйя замолчала, видно, размышляла, почему Исмо ничего не говорил ей об этом.
— Вон что… Тогда конечно… — обиделась она и встала, собираясь уйти.
— Какое красивое платье, — поспешно остановила ее Лейла. — Откуда оно?
— Это? Из Лондона.
Она снова села, стала рассказывать про Лондон. Лейла застегнулась, приподняла девочку. Та срыгнула белым ей на плечо.
— Ну вот, так я и знала, — огорчилась Лейла. — Теперь хоть прямо в платье иди в баню.
— Правда, пора бы и нам, — вспомнила и Туйя про баню. — Что это мужики так долго? Верно, кое-чего прихватили с собой для веселья. Того и гляди, совсем оттуда не вылезут.
— Придут, никуда не денутся. Явятся, как только мы примемся за лосятину, — усмехнулась Лейла.
— А у меня тоже припасено кое-что, — сказала вдруг Туйя, вынимая из сумочки плоскую, наполовину опорожненную бутылку коньяка. — Хочешь?
— Давай. Молоку от двух глотков ничего не сделается.
Лейла выпила прямо из горлышка. Туйя тоже приложилась, стала закручивать пробку, но тотчас же отвернула ее снова. — Понимаешь, эта Анн-Лис… Прямо тебе скажу — прижимистая она, — прошептала Туйя.
В коридоре раздались шаги, — конечно же Анн-Лис. Туйя многозначительно поглядела на Лейлу, сунула бутылку в сумочку.
— Вон вы где! — появилась в дверях Анн-Лис. — Просто не знаю, как быть — стол накрыт, все готово, а мужчины в бане.
— Я могу сходить за ними, — предложила Туйя.
— Да ты и сама там останешься, — язвительно заметила Анн-Лис.
— Поглядим еще, может, и не стоит оставаться. Хотя вообще-то выбор там довольно большой… — усмехнулась, уходя, Туйя. Анн-Лис грустно покачала ей вслед головой.
— Она ведь не в себе, ужас! Взрослая женщина, а пьет вино вперемежку с таблетками. Не могу я этого понять… Только не говори никому, что я тебе сказала, ладно?
Из прихожей донесся смех. Это вернулись из бани мужчины. Видно, все уже успели приложиться к «средству» Валлу. Особенно это было заметно по деду. Ему дали широкий вишневый халат, наверное, с хозяйского плеча. Голова, как засохшее яблоко, беспомощно клонилась на грудь. Он лег на кровать, попросил кефиру.
Исмо с Тапани спорили о какой-то газетной статье. Тапани хвалил прямоту автора: давно пора вот так, без обиняков…
— Молодец, не побоялся расставить все по споим местам. Могу подписаться под каждой его фразой. И Эркки тоже. Как, Эркки? Мы ведь с тобой, кажется, инакомыслящие? Или ты не читал?
— Что?
— Ну что он пишет об овце и стригале.
— Читал, читал, — кивнул Эркки. — Вот уж точно, смелый и честный человек.
— Уж если кто смелый, так это я: не побоюсь сесть рядом с такой красоткой, — подсаживаясь к Лейле, сказал Валлу. В вырезе рубашки виднелась его пылающая грудь. Он откашлялся и запел глубоким сильным голосом:
— Лейла, Лейла, Лейла, милый друг ты мой…
Анн-Лис захлопала в ладоши:
— Все готово. Пожалуйста, садитесь. Дедушка, ты вот здесь, во главе стола.
Дед уселся как был, в халате. Все делали вид, что ничего не замечают, а сам он забыл, что надо бы переодеться. Тараща осоловелые, словно стеклянные пуговицы, глаза, он все пытался рассказать о какой-то родственнице, умершей в тридцатые годы в штате Миннесота, вот только как ее звали, то ли Астрид… Ас… нет, не Ас… а Эс…
Анн-Лис приволокла на стол чугунок. Лейла вдохнула всей грудью острый, пьянящий аромат, расправила на коленях белую салфетку. Напротив нее нетерпеливо, как ребенок, сглатывал слюну Исмо. Лосятина… жаркое… картошка с укропом. Анн-Лисс раскладывала по тарелкам сочное дымящееся мясо.
Мальчику-индейцу отнесли еду на кухню. Он ничего, кроме мяса, не хотел, только мясо и кока-колу. Но вряд ли он успел что-нибудь съесть, тут же и сбежал. Лейла ела мясо понемногу, неторопливо, хотя и хотелось затолкать в рот весь кусок сразу.
— Раньше никогда не ела лосятины, — сказала она Валлу.
— Ну, значит, настало время, — ответил он.
— Вкусно-то как! Просто объедение, — похвалила Лейла.
— Чудесно! Какое замечательное мясо, — нахваливала Туйя.
— А какое нежное! — подхватил Исмо.
— Куда вкуснее любой, самой первосортной говядины, — сказал Тапани. — Тут самое главное — аромат дичи.
Валлу отрезал кусочек, попробовал. Он вдруг как-то странно ухмыльнулся, перестал жевать, потом отложил вилку и напряженно уставился в стол. Лицо покраснело, лысина так и полыхала.
— Вкусная говядина, ничего не скажешь, — сказал он громко, неестественным голосом.
Все повернулись к нему.
— Говядина? Что ты хочешь этим сказать? — спросила Туйя.
— То, что можно и говядину принять за лосятину, если хорошенько поверить, — выпалил Валлу.
За столом наступила тишина. Но Анн-Лис принялась расставлять рюмки, Эркки подлил деду соуса.
— Давай добавлю, — проговорил он.
— Прекрати, Валлу, — оборвала их Анн-Лис.
Валлу хотел что-то сказать, но передумал и быстро опрокинул в рот рюмку водки. Эркки снова налил ему, потянулся через стол, чтобы чокнуться. Все зазвенели рюмками, потом снова принялись за еду. Валлу ел молча.
Лейлу все это ошеломило. Остальные, должно быть, решили, что Валлу пошутил или несет спьяну. Уж он-то знает вкус лосятины. А может, это и правда говядина? И черт ее дернул за язык хвалить эту лосятину.
Лейла чувствовала себя униженной, осмеянной. Правда, мясо вкусное, ничего не скажешь: дома такого есть не приходилось. Но ведь звали их на лосятину, — возмущалась Лейла. Вдруг пропал аппетит, кусок не шел в горло. Когда в очередной раз потянулись чокаться, заплакала девочка, и Лейла поспешно встала из-за стола.
Ей пришлось долго укачивать ребенка, в гостиную она вернулась, когда все уже поели и убрали со стола. Ее тарелку поставили в духовку, чтобы не остывала. Лейла едва прикоснулась к еде, только из вежливости, — прежней радости как не бывало.
Вскоре после ужина дед задремал, и его увели в спальню. Теперь на столе красного дерева уже открыто стояла привезенная Валлу канистра. Валлу налил Лейле прямо в стакан. Сперва она отказывалась, потом решила попробовать. Голова закружилась, во всем теле чувствовалась необыкновенная легкость, она смеялась над Исмо, который кривлялся на ковре, изображая эстрадного певца.
— Слушайте, эй! А это помните? — посреди комнаты виляла бедрами Туйя. — Эй, мамбо, мамбо, италиано… чао, чао, чао…
Валлу запел, голос у него был мягкий и мелодичный. Ему аплодировали больше всех. Тапани и Анн-Лис петь отказались, а Эркки что-то промурлыкал.
Сколько времени это продолжалось? У Лейлы слегка кружилась голова, губы сами собой растягивались в улыбке. Анн-Лис объявила, что идет спать, но никто не обратил на нее внимания. Лейла взяла валявшуюся на столе сигарету, вышла на улицу.
«В той стороне за морем где-то есть земля…» — звучал в ушах голос Валлу.
