KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Рассказы » Хелла Хассе - Сидр для бедняков

Хелла Хассе - Сидр для бедняков

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Хелла Хассе, "Сидр для бедняков" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Правда, пап, он стал больше?

Ему страстно хотелось получить утвердительный ответ, потому что, несмотря на все накладки, у него было такое чувство, будто он сделал сегодня все, что мог. Прищурившись, точно художник, папа окинул взглядом причудливую путаницу лесов, оштукатуренные стены, похожие на виселицы оконные переплеты, бетономешалки.

— Да, смотри-ка, он и вправду вырос.

Но кронпринц уже и сам это видел. И теперь, обуянный жаждой созидания, он вспоминал кислый запах раствора и сладковатый аромат свежей белой древесины. Пусть растут стены! Он будет строить то, что пока существует лишь в мечтах, — дома, замки, церкви, соборы, дворцы со множеством башенок, лестниц, переходов, здания, полные тайн, которых не постичь и за целую человеческую жизнь.

— «Нерушимая связь» и впрямь звучит слишком громко, — с легким упреком говорил дедушка. — И все-таки довольно прочная связь всегда существовала.

Когда дедушка прервал свой рассказ, гости заерзали, но, как только голос старика вновь обрел уверенный повествовательный тон, все снова расслабились, пальцы уже не впивались судорожно в подлокотники, плечи опустились.

— Вот потому-то мой дед, мой отец и мой брат Виллем и были удостоены вервия святого Франциска. За выдающиеся заслуги перед монастырем… А это кое-что. Дед каждую зиму переплетал в монастырской библиотеке забытые богом книги. Он немало гордился этим своим увлечением. Другие зимой, чтобы не умереть с голоду и холоду, вырезали на продажу деревянные башмаки, но разве они ему ровня? Он-то трудился во имя господа бога здесь, в монастыре. Многие, правда, на него косились из-за этого. Переплетным мастерством дед стал заниматься лет в пятьдесят, а после его смерти дело перешло к моему отцу. На бойне в Неймегене они покупали свиную кожу и отправляли дубить в Хертогенбос. Пресс, которым они пользовались, смастерили Карел и Франс ван Зипфлих. Он до сих пор стоит на том самом месте, где работали мой дед и отец. Брат садовник держит теперь там свой инвентарь. Времена изменились…

Он снова замолчал и весь сморщился, а, когда опять заговорил, на его старом осунувшемся лице появилось горькое выражение.

— Да, мой брат Виллем тоже удостоился высокой чести. Вы его не знали, потому что в девятнадцатом году он умер от испанки. Мать-покойница очень убивалась. Талантливый был парень.

— Это точно, — вставил Теет. — Только не было у парня крепкого хребта, хватки жизненной ему недоставало. Не помри он так рано, кончил бы свои дни в желтом доме.

— Виллем был замкнутый и, может, немножко угрюмый. Лишь двум вещам он по-настоящему был предан: живописи и музыке. Писал он только автопортреты. На первых картинах еще можно было увидеть пейзажи или интерьеры с маленькой человеческой фигуркой в углу — это был он сам. А позже Виллем занимал на картине все больше места, а пейзажи и интерьеры — все меньше. Не помню, чтобы хоть одну картину он довел до конца. Самое большое на три четверти, и тут же принимался за новую. Видеть свое изображение, наверно, все-таки не доставляло ему удовольствия. Но музыке Виллем отдавался целиком. Тут он прямо себя забывал. С шестнадцати лет каждое воскресенье играл на органе у францисканцев во время торжественной мессы. Ни одного воскресенья не пропустил! Часовня в то время стала приходской церковью. Без органа он жить не мог. Каждые полгода чистил трубы, а если нужно, и настраивал орган. По субботам ровно в семь вечера он убирал клирос, натирал воском так, что все блестело и сияло, точно в раю. Виллем умел заставить орган звучать светло и радостно. Не то что сейчас — кажется, брат звонарь на нем играет, да, Теет? — под нынешнюю музыку впору медведю плясать.

— Медведи здесь больше не пляшут, — снова встрял Теет.

Но старик еще не выговорился.

— Тебя, Вилли, мы в честь него назвали. У вас с ним есть что-то общее. Какие-то черты сохраняются вопреки всем переменам. А у Виллема, по словам отца, было что-то от Вольфганга. Серьезность в характере.

— Ну, у меня-то серьезности в характере нет, — натянуто засмеялся папа.

— Да, это верно.

Тетушка вновь стала обносить всех чаем. Чем-то она сейчас смахивала на кающуюся грешницу. Вообще взрослые чувствовали себя словно виноватыми и держались очень скованно. Один Теет оставался самим собой — простецкий, с хитрецой. Слышался лишь печальный звон фарфора.

Папа больше чаю не хотел.

— О да, будь добра, — с преувеличенным энтузиазмом воскликнул дядя Йооп.

— А тебе, дедушка?

Этим обращением тетушка как бы увеличила расстояние между собой и стариком и в то же время сблизила его с детьми.

— Полчашки, пожалуйста, — рассеянно отозвался он.

Мартышка и кронпринц позволили себя обслужить, только чтобы не отказываться.

— Кобус, — вздохнул Теет, придвигая тетушке свою чашку, — бывало, ни за что не станет чай пить, не плеснув туда водки.

— О, я помню дядю Кобуса, — воскликнула тетушка, сжимая в руках горячий чайник. — Он был ужасно старый, руки и ноги тряслись. Пускали его только с черного хода. Бабушка больше пяти минут в его обществе не выдерживала. В гостиную он войти не смел. Бывало, так и сидит все утро на кухне.

Видно, тетушка решила, что разумнее пока поддерживать игру.

— Колченогий Кобус, — ухмыльнулся Теет. — Младший брат папаши моего хозяина.

— Дядя Кобус? — подхватил дядя Йооп с тем же энтузиазмом, с каким принимал чашку чая. — Ты никогда мне о нем не рассказывала, Каролина.

— Срам для семьи. Колченогий Кобус, медвежий поводырь.

Теет в восторге хлопнул себя по коленкам. Дедушке это не понравилось, и он решил сам более сдержанно обрисовать жизнь Кобуса.

— Кобус не хотел жить, как все люди. У него в руках было хорошее ремесло, он был плотник. Но его тянуло поглядеть на белый свет. В один прекрасный день он явился из Польши с медведем, который умел плясать.

— Колченогий Кобус тоже плясал! — не удержался Теет. Из уголка глаза у него скатилась слезинка. — Мы еще мальцами были, бывало, кричим: «Покажи, как медведь пляшет!» Он и давай, с пьяных-то глаз.

Теет притопнул по половице. Один колченогий изображал другого колченогого. У гостей мурашки по спине побежали.

— У Кобуса, — продолжал дедушка, — никогда ломаного гроша за душой не было. Лошадь, повозка, медведь — больше ничего. Все, что ему в шапку кинут, тут же пропивал. Не было такого трактира от Пейла до Бетюве и от Клеве до Тила, где бы его не знали. Все знали Кобуса, но Кобус не знал никого.

— Это точно. Бестолков он был, ну прямо…

— Медведя ставили на чугунную плиту и приковывали двумя короткими цепями. Под плитой Кобус разводил небольшой костер и начинал играть на флейте. И когда плита достаточно разогреется, медведь принимался плясать. Так Кобус сорок лет и перебивался с этой чертовой плитой. Когда он умер, чтобы положить его в гроб, попы разрубили труп на две части. Мать всегда говорила, что одна половина его на небе, а другая — в аду. Не очень она жаловала бродягу, но все же делала для него что могла. Всегда, бывало, припасет для Кобуса бутылочку и похороны его тоже оплатила.

Теет поднял вверх большой палец.

— Замечательная была женщина тетушка Нелли. Как вспомню те времена, когда повсюду разъезжали фургоны с надписью «Вдова Н. ван Зипфлих-Доммелстейн и Ко. Подряды», поверите, прямо тоска берет.

— Деловая была женщина, — пробормотал папа.

— «Деловая, деловая»! Конечно, она была деловая женщина. — Дедушка нервно перекинул ногу на ногу. — Наши женщины были сильными, мудрыми, крепкими, энергичными, величественными. Мы почитали их, как богинь. Они не стремились всю жизнь оставаться восемнадцатилетними. Если вокруг нет женщин, которым можно поклоняться, мужчина превращается в нуль. Все общество летит к черту, если нет в нем достойных женщин.

— Тетя Йоханна во многом пошла в нее, — сказала тетушка, правда не слишком уверенно. — Очень статная была женщина.

Тетушке казалось, что слова дедушки чем-то лестны для нее, но вместе с тем она подозревала в них какой-то обидный для себя смысл.

Дядя Йооп стиснул кулаки, прижал их к груди и очертя голову ринулся ей на выручку:

— Но… кроме женщин… есть ведь еще дети, — лепетал он, — ради которых надо жить, работать… Общество…

— Думай, Йооп, прежде чем сказать глупость, — шепнул папа.

Тетушка подозрительно покосилась на мужа.

— Что, собственно, ты хочешь сказать, Йооп?

— О, собственно, ничего… — Он пристыженно замолчал.

— Женщины — вот опора рода человеческого, — говорил дедушка, и голос у него был теплый и звучный. — Дочери женщин, дочери их дочерей. Мужчина по сравнению с женщиной просто ничтожество. Когда мой отец умер, я был еще слишком молод, чтобы взять на себя его дело. И вот мать осталась с огромным предприятием и детьми, которых надо было не только прокормить, но и обеспечить им будущее. Для каждого у нее была своя мечта. Виллем должен был стать художником, Йоханна — важной дамой, а я — преуспевающим дельцом. А что из этого вышло? Виллем умер, Йоханна стала дельцом, а я — дамой.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*