Акилино Рибейро - Современная португальская новелла
Я танцевал с Бинитой, красоткой в классическом стиле, и задал ей нескромный вопрос: «Вы сегодня не выберете жениха из трехсот робких претендентов?» И тут появилась Лия с «мамочкой». Белое платье и белизна лица выгодно оттеняли блеск черных молящих глаз. Я перестал слушать музыку и сбился с такта. Меня приковал к себе знакомый, тревожный и неуверенный взгляд. Но теперь он был до крайности хмурым. Я испугался Лии и самого себя. Ах, отозвать бы ее в темный уголок… И дело бы уладилось.
А Бинита, возвращая меня к правильному ритму:
— Вы ошибаетесь, о замужестве я пока не думаю. Сначала надо пожить в свое удовольствие. Я девушка скромная. На многое не зарюсь. Но если в один прекрасный день встречу юношу с будущим и он меня оценит…
— А если не встретите?
(Ну не был ли приход Лии совершенно неуместен? Стала гоняться за мной по пятам! И дона Консейсан туда же!) Бинита рассердилась:
— Что вы сказали?
— Совершенно согласен, — отвечаю я невпопад. И вдруг меня осенило. — Поймите меня правильно, Бинита, это не объяснение в любви. Но вы знаете, что у меня хорошие виды на будущее и я способен вас оценить, как, — снова гляжу на Лию, и Бинита перехватывает мой взгляд, — оценить как… как сокровище.
— Как кольцо с сапфиром, не правда ли? Ха-ха!
Я растерялся. Еще несколько па… В уме моем быстро завязался оживленный диалог: «Почему вы не ответили на мои письма? Маме все известно, поэтому она согласилась прийти сюда. Если бы вы знали, сколько я выстрадала!» — «Что за вздор, Лия, вы несправедливы ко мне. Я ведь не влюблен. Мной руководила только жалость… Простите меня!» Какая чушь! И что я выгадаю жестокостью? Лучше сказать: «Извините, что я вас долго не навещал. Занятия, знаете ли, конспекты… Устал, страшно устал! Никаких, сил нет». Фокстрот кончился. Я проводил Биниту до ее места. И спрятался в курительной. Что, если теперь подойти? Заговорить с Лией значило бы обидеть Биниту, пахнущую солнцем и морем. Пышно цветущее растение, влажное от пены волн, источающее радость и сладострастие. Тем не менее выхожу в коридор. В середине его находится открытый балкон. Стою там несколько минут, созерцая убогий городишко, разбуженный звуками бала. Мы в резиденции пожарных добровольцев. Ночная сырость охлаждает мой порыв: «Осел ты эдакий! Плюнь на Лию с ее страстями!» Иду в буфет. Там теснятся участники бала.
— Рюмку портвейна. Простите, лучше анисовой. — «Добрый вечер. Как поживаете?» Да, надо изобразить галантного вертопраха. «О, идите сюда, присядьте на минутку!» — скажет, наверное, мать. Тридцать молодых девушек! И всех нужно отвергнуть. Хороша вон та, с зелеными глазами! Да и та смуглянка не хуже… И Бинита с голыми загорелыми руками. (Внезапное открытие: Бинита напоминает Жоржетту — такую, какой она была в вечер нашего знакомства, на празднике в Техническом институте). Музыка заиграла снова. Танго, если не ошибаюсь. «Не пройдетесь ли в танце с Лией?» — жду я вопроса. «Нет, нет», — отвечает толпа. Глаза бедняжки взволнованно озирают зал. Может, она сказала: «Я уже обещала этот танец» — имея в виду меня? Должен ли я подойти? Не могу больше выносить эту кошмарную борьбу с самим собой. Две пожилые дамы кланяются мне, шепчут: «Шикарный костюм…» — «Не говоря уж о кольце!» Возвращаюсь в курительную, бросаюсь на софу. Я сам себе противен. Приближается Вояка, но я отпугиваю его резким выкриком:
— Оставь меня в покое! Я устал, нервы шалят.
— Тебе удалось найти даму?
Вот почему десятки наших молодцов были против этого бала «в их честь», но «с бедным выбором богатых девиц». В курительной стоит завеса дыма. Постепенно среди гула голосов я различаю слова преподавателя тактики, лейтенанта Коррейи:
— Не затевай скандала, Виейра. Ведь это наш товарищ. Было бы подлостью…
— Да пока еще ничего не было, уверяю тебя. Но как противиться, черт побери! Не могу. Она прямо вцепилась в меня. Разве ты не замечаешь, как упорно она преследует меня взглядами? Это выше моих сил. Вчера она прислала за мной. Мы беседовали в лагере, далеко за городом. Что же мне делать?
Итак, куда ни глянь, везде нелады и ссоры. Отчаяние Лии добирается до моего убежища в курительной, унижает меня, давит. «У нее не было иного способа вновь меня увидеть. Ухватилась за соломинку. Ослепление любви! Как мне весь вечер терпеть этот груз? (Известно, что равнодушие доводит до грубости). И кто так преобразил толстуху Консейсан? Глазам своим не веришь. И ведь не сиюминутная прихоть: Лия сшила себе платье, а стало быть, готовилась к балу заранее. На деньги Жужи, что за ирония судьбы! И эти две развращены! Дошла ли до них молва о заложенном кольце? Ведь они уже стали притчей во языцех!»
Но в этот миг нас троих уже толкала в пропасть мощная сила. Все свершилось быстро и до ужаса просто — так низвергается лавина в горах. Спустя некоторое время Цыпленок ткнул меня в бок и неуклюже промямлил:
— Кривляка в белом платье ни с кем не танцует. Зачем тогда явилась, я тебя спрашиваю? Придется нам, мужчинам, танцевать друг с другом… Мы как толпа голодных!
— При чем тут я? Пошли ее к дьяволу…
— Тебя надо послать к дьяволу. Иди пропусти рюмочку, может, станет лучше. Считаешь себя неотразимым, так пригласи ее танцевать…
Я лишь улыбнулся. При разговоре был Вояка (с неизменно самодовольной рожей) и многие другие. Я принимаю решение. Одна мысль владеет мной: намять бока Цыпленку. Для начала я ткнул его в живот. И вся муть, накопившаяся в моей душе, сразу рассеялась. Протягиваю руку:
— Ставлю бутылку портвейна…
— Идет! — отвечает Цыпленок. — Если барышня в белом согласится с тобой танцевать…
И выбрал свидетелей пари. Вояка покатывался со смеху. Его багровое лицо сияло в предвкушении дальнейших событий. Иду в зал, подчиняясь какой-то злобной силе. Владел ли я собой? Или ум подвел меня и я превратно толковал значение происходящего? Я охотно отдал бы тысячу бутылок портвейна, лишь бы не быть таким слабовольным и не заключать позорного пари. Ох, стать бы человеком без прошлого, без жизненного опыта, без омраченной совести! Словом, с душой чистой как у новорожденного. Тогда можно было бы смело танцевать с изысканной дамой инкогнито — «с дамой в белом». Но слушайте. Вхожу в зал, где как раз происходит некоторое замешательство. Оркестр умолкает после заключительных аккордов. Неотесанные провинциалы жаждут зрелищ. Скрипач объявляет, выставив крахмальную манишку:
— Вальс «Голубой Дунай» — по желанию публики.
Кое-кто из дам отважился вступить в круг. Белое платье блеснуло, закружилось, словно повинуясь приказу — так качаются в тихой заводи ветки причудливых деревьев. Потом — пьяное идиотское лицо Цыпленка, бутылка портвейна… «Ты меня обставил, мошенник! Поздравляю». И вот уже Лия в моих объятиях. Едва дышит, онемевшая, не смеющая заговорить. Мучительная, скорбная складка губ.
— Хорошо повеселились? — спрашиваю рассеянно.
Вместо ответа Лия посмотрела на меня с недоумением. Слова застряли у нее в горле. Я торопливо пришел на помощь:
— Вы, должно быть, огорчены, что я до сих пор не появлялся?
— Меня уже ничем не удивить. Тому письму не придаю значения…
Снова сбиваюсь с такта. Лия говорит так напыщенно! Все заметили мой промах. Мне стало стыдно. Даю Лии высказаться.
— Беда одна не приходит. Меня уволили из школы. Мама побила мальчишек, которые меня не слушались. Их родители на нас взъелись. Стали жаловаться, что я плохо преподаю, дети не успевают… Сплошная клевета! А в довершение всего меня стал преследовать инспектор. При каждом разговоре доводил до слез. Я ни с кем не любезничаю, вы знаете. Это и была настоящая причина. Теперь я без работы. Обозвали меня дурой, хвастуньей. Не знаю, что теперь с нами будет…
Я опять вел свою даму не в такт. Число танцующих все уменьшалось. Изо всех сил я старался поймать ритм. И вместо слов утешения задал самому себе жестокий вопрос: почему Лия вырядилась в шелковое платье и снова появилась в обществе, зная мой характер?
— Но нет худа без добра, — снова заговорила Лия, с трудом подбирая слова. — Мама благословляет наш союз и больше не противится нашим встречам.
— Встречам? Для чего? — спросил я грубо.
Мне снова передалась ее печаль. (Оркестр наяривал вовсю.) Я ждал, что Лия спросит трепеща: «Возможно ли, чтобы вы…»
Раздались аплодисменты. (Наконец-то!) Скрипач, довольный успехом, кланялся публике. Встречаюсь с зелеными глазами Биниты. «Голубой Дунай» исполняется на бис. Ну и канитель! «Нет. Я дам ей понять, что к чему — без обиняков. Ухватились за меня как утопающие, чтобы я их обеспечил. Принес себя в жертву ради их бесцветного прозябания! „Мамочка“ перестанет охранять свое дитя, подглядывать за нами, жаловаться на постоянное удушье и боли в сердце, короче — продаст мне дочь за кусок хлеба. Ну и бесстыдство! Чего доброго, рассчитывает на поддержку закона. Как теперь не верить, что кольцо украла сама дона Консейсай? Можно ли надеяться, что она действительно спала в ту сумасшедшую ночь?» Лия тяжело дышала, потерянная, разочарованная. Вспоминаю наши поцелуи и гляжу на нее, в надежде снова испытать желание. И попросить прощенья у обиженной. Но черные локоны Лии пахли жженым после щипцов, а напудренное до молочной белизны лицо выглядело уродливым из-за пожелтевшей от недоедания шеи. Бинита же, источая всем телом свежесть морского купанья, слегка задела меня локтем, словно подбадривая, и улыбнулась. Никогда еще бедная Лия не казалась мне таким жалким заморышем, а Бинита — столь красивой и желанной!
