Осаму Дадзай - Современная японская новелла 1945–1978
По пути Фудзиути, подъехав близко к Мунэёри, сказал:
— Кажется, удачная сегодня охота!
— Думаешь?
— Вчера вечером я гадал на палочках, они предсказали удачу.
— По палочкам разве можно понять?
— Да, это очень просто. Если знать секретный способ гаданья, то вполне можно переиграть удачу на несчастье, а несчастье на везение.
— А ты знаешь этот секрет?
— Да так, немного.
— На что палочки могут оказать влияние?
— На все.
Немного спустя Мунэёри тихо пробормотал себе под нос:
— На все, говоришь?
Потом он будто еще что-то сказал. Когда Фудзиути, пытаясь разобрать эти слова, подъехал ближе, Мунэёри вдруг поднялся в седле с луком наизготове. Стрела полетела вдаль, в чащу леса, и сразила там оленя. Это была первая стрела.
Охота продолжалась до вечера, и Мунэёри ни разу не промахнулся. Одна за другой стрелы приносили добычу. Добыча была богатой — больше, чем за несколько дней кряду. На обратном пути Мунэёри хвастал своими подвигами.
Когда добрались до горной реки, Мунэёри, глядя на возвышающиеся вдали скалистые горы, вдруг обратился к Фудзиути:
— Есть ли там, вдали, в скалистых горах, какие-нибудь земли?
Мунэёри ни разу еще не пробовал добраться туда, за скалистые горы. Вопрос был задан без всякого умысла. Но неожиданно он привел Фудзиути в замешательство.
— Ничего, кроме того, что можно назвать только пустошью. — Фудзиути ответил без промедления и спокойно.
— Это мои владения?
— Да, так или иначе.
— Люди живут там?
— Живут какие-то никудышные людишки.
— А чем они добывают пропитание?
— Выращивают рис, возделывают поля…
— Ты же говорил о пустоши?
— Тем не менее они, как я полагаю, осваивают пустошь под поля.
Такой ответ еще сильнее возбудил интерес Мунэёри.
— Из дворца никто не ездил в тот край?
— Никто, кроме сборщика подати.
— Наказываю тебе как управляющему съездить и проверить, что там.
— Слушаюсь.
На спокойном лице Фудзиути мелькнуло смутное недовольство, но наместник вроде бы не заметил этого.
Мунэёри, глядя вдаль, сказал:
— Пожалуй, я и сам когда-нибудь съезжу туда.
— Прошу вас не делать этого.
Фудзиути преградил наместнику дорогу, словно отгораживая его руками от гор.
— Это почему же?
— Там нет добычи для охотника.
— Ты что же, хочешь воспрепятствовать тому, чтобы наместник осмотрел свои владения?
— Нет-нет, просто эта земля не заслуживает вашего внимания.
Мунэёри начал сердиться.
— Странно, что во владениях есть земли, которых мне не следует видеть. Коли так, может, откажемся от них?
— Это было бы опрометчиво.
— Что мне угрожает? Те люди, которые живут там?
— У тамошних жителей буйный нрав.
Мунэёри воинственно воскликнул:
— Тем более интересно! Да попадись мне даже дух зла, разве с луком и стрелами я не устою против него?
Но Фудзиути стоял на своем твердо.
— Прошу вас, господин, не ездите туда. Держитесь подальше от чужих по крови.
— Что?
Мунэёри невольно остановил коня.
— Кровь? Ты сказал, чужие по крови? Чем же отличается их кровь? Говори! Фудзиути!
— Прошу вас не ездить туда.
Холодный вечерний ветер пролетел между всадниками, Мунэёри, погоняя коня, коротко бросил через плечо:
— Красноречивый управляющий до сего дня ни разу не докладывал наместнику о тех землях.
За разговорами охотники уже миновали окрестности горной реки. Трупы слуг, брошенные накануне в прибрежных зарослях, были обглоданы за ночь собаками и теперь являли взору печальное зрелище. Но никто даже не взглянул в их сторону. А если бы и взглянул, то разве что мельком, не придерживая коня: ведь это была привычная в здешних местах картина. Не говоря уж о том, что никому и в голову не пришло поинтересоваться, куда подевалась лисица, которая исчезла, не оставив после себя ни волоска, ни пятнышка крови, не примяв травы, бесшумно, не шелохнув воздуха.
В тот вечер в замке устроили пир в честь удачной охоты. Поздно ночью, когда веселье приближалось к концу и у пирующих заплетались ноги, Мунэёри тайком выскользнул из зала, взял лук и стал пробираться к пруду. Ему почудилось, будто кто-то проник в опочивальню жены, но он не увидел ни единой человеческой тени. Только в ушах у него стояли последние слова слуги, которого он вчера вечером пинком сбросил в пруд: «Ты сделал это не по своей воле, но…» Сейчас на тропинке никого не было. Из покоев Уцуро-химэ лился яркий свет светильника. Он подошел поближе и решительно поднялся в дом. Прислужницы спали как убитые, а из глубины покоев, кажется, из опочивальни госпожи, в ночной тиши раздавался необычный шум. Это оттуда лился яркий свет.
Мунэёри прошел в глубь покоев. Вот и опочивальня. Но даже не откидывая полога, он с отвращением догадался, что происходит за ним. Похотливые вопли мужчины и женщины. Звуки буйного совокупления. Луком он отшвырнул полог. Перед ним была мощная голая мужская спина. Мужчина оглянулся, и в грубой перекошенной физиономии Мунэёри узнал слугу, самого неотесанного даже среди челяди. Его и по имени никто не звал.
В тот же миг стрела сама собой рванулась из лука и вонзилась в спину слуги. Предсмертный вопль, и человек стал трупом. Мгновенно из-под мертвеца оленем выпрыгнуло голое женское тело, отливавшее медью. Мунэёри впервые за этот год увидел в свете пылающего светильника голое тело Уцуро-химэ, все, с головы до пят.
Да она ли это? И впрямь она. Все в ней было как прежде — отвратительное похотливое лицо медного оттенка, но все эти триста шестьдесят пять ночей она пожирала силы мужчин, почти всех, кто был во дворце, и, насытившись, раздобрела, расцвела, отшлифовалась, засияла, и теперь Мунэёри с удивлением видел перед собой прекрасное тело. Стрела пронзила спину мужчины, но не коснулась груди Уцуро-химэ. Кровь жертвы окрасила соски ее высокой груди. Пышнотелая женщина, стоя перед Мунэёри, сверкала белыми зубами и хохотала так, будто звонила в колокол любовных утех. Теперь в ней не узнать прежней придурковатой неряхи. Каждая клетка этого обнаженного тела была исполнена всемогуществом женщины, которая унаследовала знатную кровь многих поколений и взросла в роскоши сиятельного рода.
Пошатываясь, Мунэёри бессознательно отступил. Нет, не ноги потянули его назад. Железная стена. «Нельзя знаться с людьми другой крови», — словно раздался откуда-то голос. Колыхаясь, на Мунэёри надвигалась скалистая гора, которую он видел на фоне вечернего неба. Скалистая гора высилась перед ним в голом теле Уцуро-химэ. Мунэёри уперся луком в пол и устоял.
VУ подножия скалистой горы Мунэёри остановил коня и посмотрел на уходящую в небо вершину. Отражая ослепительные солнечные лучи, гора сияла прохладным серебром. Было утро третьего дня после того происшествия в опочивальне Уцуро-химэ. Буря, два дня бушевавшая, утихла, небо прояснилось, роса похолодела, горы и равнины манили людей. Истомленный ожиданием, Мунэёри отправился наконец на охоту. Юмимаро ехать был не расположен. Фудзиути тоже не поехал, потому что буря и наводнение доставили ему немало хлопот. Едва началась охота; Мунэёри повернул коня и тайком от всех поскакал к подножию горы. Он не понимал, почему его так туда тянуло.
Скалистая гора, за которой там, вдали, таились неведомые земли, сурово высилась перед ним. Он подъехал совсем близко и повернуть назад уже не мог. Стоило отвернуться, и гора всей своей тяжестью наваливалась ему на спину. Она тянула его к себе. Как Мунэёри ни отворачивался, голова опять поворачивалась в сторону горы, и он вынужден был стоять с ней лицом к лицу. Тогда перед ним было тело Уцуро-химэ, преисполненное могущества в своей наготе; он только отвел от нее глаза — и все разом исчезло, как и не было. Мгновенное видение. Пошел третий день с той ночи, как Мунэёри покинул спальню Уцуро-химэ, не получив стрелы в спину и не услышав голоса, который звал бы его назад. До сего дня он и не вспоминал о существовании Уцуро-химэ. Его душой завладела гора, от которой он не в силах был оторваться. Мунэёри снова тронул коня.
Дороги в гору видно не было. Верхом уж точно не забраться. Мунэёри соскочил с коня и привязал его к дереву. Отыскав тропинку, он начал подниматься. Вдруг у его ног скользнуло что-то черное. Собака.
— Куромару!
Мунэёри не видел, что за ним увязалась его собака. Выросший в этих краях, привычный к горам, Куромару, походил на волка. Он побежал впереди, и Мунэёри пошел следом. Тропинка была крутой и скользкой. Перевалило за полдень, а до вершины было все еще далеко. Солнце уже заходило, когда он с трудом добрался до вершины. Глянув с высоты на далекую землю, Мунэёри забыл о боли в ногах и невольно издал крик восхищения. Какая там пустошь, — под пылающим на закате солнцем раскинулись привольные земли, чистые воды, зеленые леса, поля, изобилующие богатыми дарами осени. Цветы, плоды, табуны лошадей, стада коров. Дома, крытые соломой, под сенью деревьев придавали пейзажу деревенский вид. Высоко в небо поднимался теплый дымок готовящегося ужина. Казалось, совсем рядом кудахчут куры и лают собаки. Во всех его владениях не сыскать столь благодатного уголка.
