Анастасия Мальцева - НГ (Не Говори)
Как выяснилось по ходу общения, все нанятые девушки были одиноки, не имели родственников или прекратили с ними всякие связи.
Знакомясь с каждой из нас, Ови влезал в доверие, выпытывая интересующую его информацию, затем, если девушка подходила, предлагал ей пойти к нему на работу.
И мы стали обслуживать богатых мужчин. К счастью, заразный сброд к нам не захаживал. Наше заведение было элитным. Ови иногда посещал квартиру, обещая, что скоро мы сможем собрать денег на собственный клуб, перестанем заниматься проституцией и будем сиять в свете софитов, и забирал все заработанное. Выходить на улицу мы возможности не имели, за нами присматривали четыре амбала, осуществлявшие нашу связь с внешним миром.
Некоторые девчонки в порывах откровений плакали и говорили, что хотят сбежать из этого проклятого места, где в случае неповиновения подвергались избиениям нашими надзирателями и терпели извращенные фантазии клиентов, покорно исполняя их прихоти. Я же лишь лелеяла надежду, что мы и впрямь заработаем на клуб и будем там танцевать. Но главной мечтой был Овидайо…
Проведя пару лет такого существования, мы потеряли одну из девушек. Она покончила с собой, повесившись в гостиной. Ее обнаружила Ракуэль, но не успела прочитать предсмертную записку, отнятую амбалами, прибежавшими на крик испуганной девушки.
Вскоре усопшую сменила новая девочка, лет восемнадцати.
Овидайо с каждым месяцем появлялся все реже и реже. За время существования притона, он не прикоснулся ни к одной из нас. А именно этого я и жаждала душой и телом. Купаясь в объятиях сотен незнакомых мужчин, я думала лишь о нем.
Не смотря на то, что всех нас пичкали противозачаточными, одна умудрилась забеременеть, став своеобразной экзотикой для клиентов, принося еще больше дохода. Никто так и не понял, куда дели ребенка после того, как она разродилась прямо в ванной под присмотром наемной врачихи, следившей за нашим здоровьем.
Годы, проведенные взаперти, уже должны были обеспечить приличную сумму, но вестей об открытии клуба так и не было. Как-то Ови забрел в наш притон, и я решилась спросить о дальнейших планах. Он говорил, что возникли некоторые сложности. Он говорил и говорил, тогда я решила, что либо сейчас либо никогда. И соблазнила его. Это был единственный в моей жизни раз, когда я занималась любовью…
После этого он не появлялся уже целый месяц, как в квартиру ворвались полицейские, арестовав всех, кто в ней находился. После выяснения обстоятельств девушек отпустили, а амбалы остались дожидаться суда.
Я не могла давать показаний против Овидайо, которого удалось обнаружить по наводкам наших надзирателей, и утверждала под присягой, что находилась в притоне добровольно. Остальные девушки опровергали мои заявления, и его осудили на два года. Я решила дождаться Ови из тюрьмы. У меня не было никаких средств к существованию, и мне негде было жить. Поступали предложения пойти прачкой или уборщицей, но подобное было не по мне. Тогда я занялась единственным делом, которое умела и любила, но в намного менее стерильных условиях, чем прежде. Вскоре у меня обнаружился СПИД.
Кто-то начинает считать собравшихся фактически друзьями, сроднившись с ними за пребывание в бесконечности бок о бок. Иные испытывают менее добрые чувства, устав от постоянного однообразия, разбавляемого лишь изредка.
– Давайте поблагодарим Кассандру за то, что она поделилась с нами своей историей.
– Спасибо, Кассандра.
Высвеченные во мраке лица вновь оглядывают друг друга, думая кто из оставшихся начнет рассказ.
– Джемма, теперь ты.
Самым счастливым временем в моей жизни было детство. Мы жили в большом доме у наших собственников, относившихся к нам почти как к родным. Мама следила за хозяйством, бабушка трудилась кухаркой, отец с дедом заведовали ремонтом и вкалывали на поле, попутно следя за остальными рабочими, а мы с сестрой всегда были на подхвате.
Но Гражданская Война разрушила идиллию, унеся жизни всех моих родных и хозяев кроме Деспины, младшей дочери наших владельцев.
Она была старше меня на пять лет и к концу сражений стала двадцатилетней красавицей и единственной владелицей имения. Она была благосклонна ко мне и предложила остаться помогать ей на условиях добровольного найма. Она исправно платила, сколько могла, и была всегда добра и приветлива.
Вдвоем сложно было справляться с огромными территориями, захиревшими еще во время войны. Поэтому Деспина приняла решение продать поместье и купить ткацкую мануфактуру. Дела пошли в гору, и я во всем помогала своей теперь уже соратнице и подруге, учась основам управления и ведения дел. Но спустя шесть лет Деспину хватил столбняк, сведя в могилу. Мануфактуру я переписала на себя, подделав документы, будто она передала мне ее еще при жизни. Став полноправной хозяйкой производства, я смогла применить все свои деловые качества. Трудности были на каждом шагу, связанные со многими аспектами, включая мой юный возраст и цвет кожи, но я стоически их преодолевала. Я наняла белого презентабельного мужчину, чтобы он представлял мои интересы перед клиентами и партнерами, так как их отталкивало мое происхождение, пол и годы. Я сделала все, чтобы мое дело стало успешным. Наградой были деньги, коих я в жизни не видывала.
Спустя несколько лет, я смогла позволить себе все. Дом, шикарные наряды, всевозможные развлечения и кушанья. Все это было моим.
Когда-то я считала, что, обретя все это, буду помогать тем, кто обделен судьбой. Но, получив богатства, я подумала, что пока их и мне недостаточно для того, чтобы еще кому-то их отдавать, и продолжала вкушать плоды своих стараний в одиночку. Я тратила деньги направо и налево, не зависимо от того, нужно ли мне было то, на что за раз я выбрасывала годовой доход обычного чернокожего американца, или нет.
Теперь я стала хозяйкой и нанимала на работу прислугу, обихаживающую меня со всех сторон.
Помню, как-то проходила мимо витрины антикварного магазина, возле которого ошивалась побирушка. За стеклом сверкал старинный канделябр, отделанный перламутром и жемчугом, привлекший мое внимание. Я зашла в лавочку и, не раздумывая, взяла полюбившуюся побрякушку. Выходя наружу, я натолкнулась на эту оборванку, протягивавшую свои давно не мытые руки. Она смотрела голодным умоляющим взглядом, прося денег на хлеб. «Иди работай!» – презрительно фыркнула я, стараясь не касаться ее отвратительно разивших лохмотий.
Когда с приходом восьмидесятых начались повсеместные стачки и забастовки за восьмичасовой рабочий день, права трудящихся и бла-бла-бла, я возмутилась, удивляясь наглости людей, желающих вкалывать меньше, но при этом получать больше. Со своими я разобралась быстро, пригрозив, что, со мной этот номер не пройдет, и предоставила выбор: либо меньшее рабочее время и меньшие деньги, либо все остается по-прежнему. Конечно, они выбрали второе. А нескольких противников я выгнала с позором, заменив на более трудолюбивых.
Что-что, а свои денежки выбрасывать на ветер я не горела желанием.
Дальнейшие события в Чикаго возбудили во мне невероятное негодование и удовлетворение итогами на Хэймаркет и последующими действиями с разжигателями беспокойств, не смотря на то, что и кто там потом признал…
Я расширяла свой бизнес и пополняла капиталы. Путешествия, развлечения, танцы и чего еще душе угодно. Конечно, к сожалению, всего позволить себе я не могла, что ввергало меня в жуткую депрессию, и мысли о желанном не отпускали, заставляя хотеть этого еще больше.
На моем пути появлялись мужчины, но каждый из них мне казался охотником за моими деньгами. Белые никогда не стремились иметь со мной серьезных отношений, а все черные, с кем я имела дело, были куда беднее меня. Поэтому я жила одна в своем шикарном особняке, не считая вереницы слуг. Наследников у меня не предвиделось, рожать в одиночку я никогда не хотела. Поэтому чувствуя приближение смерти на семидесятом году жизни, я продала все, что имела. Заранее подготовила свои похороны, предусмотрев все, кроме даты, конечно. Оплатила гостиницу, в которой доживала свои дни, а оставшиеся деньги зарыла там, где никто бы их не нашел…
Старая черная женщина с седыми волосами и белоснежными как ее драгоценный жемчуг зубами закончила рассказ, удрученно вздохнув и окинув взглядом присутствующих. Встретившись глазами с Джанджи она, прочитала в них ужас, объяснимый лишь мыслями о том, как давно она здесь находится. Думаю, это пугало каждого из нас, наверное, и ее саму.
– Давайте поблагодарим Джемму за то, что она поделилась с нами своей историей.
– Спасибо, Джемма.
Вопрос о возможности вечного пребывания тут витал в воздухе…
– Теперь настала очередь Ардальона.
Лицо этого мужчины отражало непонимание своего нахождения здесь. Поначалу было видно, что ему даже нравится, что есть слушатели, не способные прервать его повествование, сопровождая его сочувствием и пониманием, но, видимо «перерывы между собраниями» наложили определенную тень на его представление о происходящем…
