Кэндзи Маруяма - Дорога к замку
Извилистая тропинка, протоптанная углежогами, тянулась к вершине горы.
Дедушка и Тадао сняли снегоступы, перевязали сапоги верёвками, чтобы не скользить, и стали подниматься по горной тропинке, впереди дедушка, следом Тадао. Топор постукивал на ходу в своих деревянных ножнах. Там, где на крутых склонах снег не мог удержаться, виднелась поросль мелкого бамбука. Тадао вспотел, ему стало жарко.
Вдали раздался ружейный выстрел, по горам прокатилось эхо.
— Кто это? — спросил Тадао.
— А кто его знает.
— Дедушка, а ты когда‑нибудь стрелял из ружья?
— Угу.
— Правда?! И у тебя есть ружьё?
— Теперь нет.
— А когда было?
— Никогда. Мне его давали, — ответил дедушка. — Когда я ходил на войну, вот тогда мне и давали ружьё.
Тадао остановился.
— Ты стрелял в людей?
— Угу.
— А сколько застрелил?
— Много. Ну, пойдём же.
Дедушка стал карабкаться выше.
— Устал?
— Ага.
— Если не поторопимся, все зайцы разбегутся.
— Ага.
Между верхушками поредевших криптомерий показалось белесое солнце. Потом деревья кончились, и теперь гора просматривалась до самой вершины. За горой начинались холмы и лес, где они обычно охотились.
Тадао и дедушка спустились по пологому склону, занесённому снегом. Следов человеческих ног нигде не было видно.
— В лесу никого нет, — сказал Тадао, когда дедушка снова завязывал ему тесёмки на снегоступах.
— Сюда никто не ходит.
— А тот, с ружьём?
— Он сюда не придёт.
— Он зайцев из ружья стреляет, да?
— И лисиц.
— Хорошо, когда ружьё есть.
— Не нужно мне оно.
Дедушка стал завязывать свои снегоступы.
— Почему не нужно?
— А не нужно, и все.
— Да–а?
— Ну пошли.
— Ага. Дай проволоку понести.
Тадао взял связку проволоки и сунул её под мышку.
Оставляя две пары следов от снегоступов — большие и маленькие, — они, широко расставляя ноги, вошли в лес.
Солнечные лучи не проникали сквозь переплетение густых ветвей, но от снега в лесу все равно было светло. Повсюду лежали осыпавшиеся красные ягоды нандины.
Высоко на дереве засвистел свиристель. Тадао, разинув рот, поднял голову кверху. Красный хвост свиристеля метался среди ветвей. Ветки качались, с них сыпалась снежная пыль.
— Свиристель, да? — Тадао вспомнил и с удовольствием произнёс название птицы.
— Ага.
Дедушка продолжал идти вперёд.
— Они только зимой бывают, да, дедушка?
— Да.
— А что они делают летом?
— Улетают далеко–далеко.
— Куда далеко?
— На север.
Дедушка свернул с тропинки и медленно пошёл среди мелкого бамбука, внимательно глядя под ноги. На снегу было множество заячьих следов.
— Ещё больше, чем тогда, — сказал Тадао, понизив голос.
— Ага, — ответил дедушка и, свернув с заячьей тропы, пошёл в другую сторону.
— Можно же и здесь, — сказал Тадао.
— Здесь потом. Сначала надо силки проверить.
— Ах да! Вдруг их снегом занесло, да?
— Может, и занесло.
— А места помнишь?
— Да уж не забыл, — ответил дедушка.
Тадао запихнул связку холодной проволоки в карман пальто и стал придерживать её сверху рукой.
— Не здесь?
— Немножко дальше.
— А, здесь норы, — сказал Тадао.
— Помнишь?
— Ага. Интересно, попались или нет?
— Я четыре поставил. Хоть один‑то уж попался.
— Наверно, попался.
Тадао догнал дедушку и пошёл с ним рядом. Они спустились на дно высохшего ручья и прошли по нему немного. В зарослях прибрежного бамбука, в глинистой почве виднелись норы. Тадао взбежал на берег.
Заячью тропу, которую он видел здесь в прошлый раз, засыпало снегом. Тадао встал на колени и заглянул в нору. Ржавая проволока была натянута.
— Дедушка! — закричал Тадао. — Есть, есть! Иди скорей!
Дедушка засмеялся и пошёл быстрее.
— Скорее! — торопил его Тадао.
Дедушка отодвинул внука в сторону, сунул руку в нору, ухватил зайца и положил его на снег. Заяц был мёртв, он весь уже закоченел. Железный прут впился ему прямо в шею. Когда Тадао стал его выдёргивать, с шеи слез белый пух и обнажилась розовая кожа.
— Он давно попался? — спросил Тадао.
— Давно.
Дедушка перевернул зайца.
— Пух лезет.
— Да, этот мех уже ни на что не годен, — сказал дедушка.
— На мясо пойдёт, да?
— На мясо.
Дедушка достал верёвочную сумку, взял зайца за задние ноги и засунул туда.
В остальные три силка никто не попался. Дедушка установил их снова, натянув проволоку топорищем.
Они пошли к другим ловушкам.
— Жалко, что мы пораньше не пришли.
— Снег сильный шёл.
Тадао посмотрел дедушке в лицо. Оно было таким же, как всегда, только глаза немножко запали. Он вцепился в широкую дедушкину ладонь и повис.
— Ну, сколько их ещё, угадай? — спросил дедушка.
— Чего?
— Чего–чего, силков.
— Три.
— Ан нет, четыре, — и дедушка громко засмеялся.
Они углубились в чащу. Среди криптомерий стали попадаться берёзы, сначала отдельные деревья, потом сплошь.
Тадао смотрел на дедушкину спину, где вверх ногами висел заяц, глаза его были затянуты тонкой плёнкой. Тадао вынул руку из кармана и потрогал свою ушанку. Мочки ушей под ней были горячими. Он начал почти беззвучно насвистывать.
Вдруг дедушка замер на месте и, ухватив Тадао за плечи, притянул его к себе. Тадао посмотрел туда, куда дедушка показывал пальцем.
У подножия сросшихся стволами трёх берёз через равные промежутки времени снег фонтаном взлетал вверх.
— Попался! — закричал Тадао.
— Помолчи, — тихо сказал дедушка. — А то он начнёт метаться и шкурку попортит. Оставайся тут.
Он, стараясь не дышать, бесшумно вынул топор из ножен и поднял его кверху.
Тадао напрягся всем телом, глядя вслед крадущемуся дедушке. Ему вдруг очень захотелось по–маленькому.
Дедушка опёрся рукой на берёзу, взмахнул топором и прыгнул вперёд. Раздался глухой звук, как будто ударили по деревяшке. Тадао помчался к берёзе. Дедушка поправил съехавшую набок шапку и показал ему зайца, подняв его в руке.
— Уй, какой большой!
— Здоровый, верно?
У зайца на заду ещё оставалась коричневатая шерсть. Тадао взял зверька за уши и подержал на весу. Он был ещё тёплый, рот остался открытым, и виднелись передние зубы.
— Тяжёлый, — сказал Тадао.
— Ага.
— Совсем взрослый заяц.
— Ага.
— Он, наверно, уже дедушка.
— Может быть.
Дедушка взял у Тадао зайца и положил в сетку.
— Этот заяц жил долго.
— Ага, — ответил дедушка. — Ну, что из него сделать? Ты как считаешь?
— Ушанку.
— У тебя же есть.
— Есть. У меня чёрная, а ты сделай белую.
— Ладно, сделаю.
Дедушка голой рукой разгрёб верхний скрипучий слой снега, зачерпнул в ладонь снежку помягче и стал есть.
— Я тоже хочу, — сказал Тадао.
— Ну так ешь.
— А нельзя.
— Кто сказал?
— Мама.
— Почему это?
— Она говорит, живот будет болеть.
— Ничего, не заболит.
— Конечно не заболит.
Тадао, не снимая перчатки, захватил горсть снега и засунул в рот.
— Ну как, вкусно?
— Угу. Ты только смотри, дедушка, не проговорись.
— Не проговорюсь.
— Гляди, обещал.
— Ладно.
Дедушка вынул одну проволочку из связки, что нёс Тадао, и снова зарядил силок — натянул проволоку на вбитый в землю колышек, присыпал сверху снегом и разровнял снегоступом.
— Ещё попадутся? — спросил Тадао.
— Может быть. Хотя вряд ли.
— Почему?
— Человечий запах остался.
— А–а.
Тадао потянул за заячью ногу, высунувшуюся из сетки. Дедушка вошёл в азарт охоты не меньше, чем внук. Берёзовая роща осталась позади. Теперь кругом были только мёртвые, засохшие буки.
Многие деревья уже упали и лежали на снегу, то и дело приходилось перелезать через поваленные стволы.
Самая последняя ловушка осталась нетронутой, а в три остальные попалось по зайцу. У одного все брюхо выела лисица, а двое были живы, но уже обессилели и не двигались. Все вокруг было усыпано клочками шерсти.
Дедушка убил обоих зайцев, ударив каждого обухом топора.
— А лисица‑то, — сказал Тадао.
— Что лисица?
— Чего это она всего зайца не съела?
— У неё сейчас жратвы хватает.
— А почему она у него только живот съела?
— Самое вкусное.
Дедушка положил убитых зайцев в сетку, а того, которого объела лисица, вынув проволоку, кинул в заросли.
Дедушка и Тадао спустились до опушки леса. На свежей вырубке они присели на пни. Сзади был лес, впереди тянулась открытая равнина.
