Кэндзи Маруяма - Дорога к замку
Комната была просторной, в ней светилось три лампы. Посередине на полу лежал футон, вокруг которого сидели мужчины и женщины.
Мама, вцепившись обеими руками в край покрывала, вся согнулась и плакала то в голос, то еле слышно. Другие женщины тоже тёрли глаза и носы.
Тётя протиснулась между людьми и посадила Тадао рядом с мамой.
Он по очереди оглядел лица присутствующих. Огонь не горел, и все были одеты в тёплое. Мама вытащила из‑за пазухи платок, высморкалась и вытерла глаза.
— Тадао, — сказала мама, — посмотри на бабушку.
Тётя сбоку протянула руку и сняла белый платок, закрывавший лицо лежащей бабушки. Тадао наклонил голову и посмотрел. Глаза бабушки были закрыты, из ноздрей торчали комочки ваты.
— Вот она, твоя бабушка, — снова сказала мама.
Тадао молчал.
— Умерла. — Мамин голос задрожал. Она схватила его руку и приложила её к бабушкиному лицу. Оно было очень холодное, и Тадао отдёрнул руку.
— А дедушка где? — спросил Тадао, поднимаясь.
— Тадао, — позвала мама.
— Да ладно, — сказала тётя. — Дедушка во флигеле, ступай к нему.
— Угу. — И Тадао побежал прочь из комнаты.
— Тише, тише.
Выбегая из дома, Тадао мельком взглянул на снегиря в клетке.
На улице все сверкало от снега. Тадао посмотрел немного, как падают капельки воды с сосулек, свисающих с крыши, и побежал по яблоневому саду в другой конец двора.
IIФлигель был совсем маленький, вроде сарайчика с дощатыми стенами. Сразу за ним начиналась роща.
Прежде чем открыть дверь, Тадао посмотрел вокруг, не выставлена ли клетка с зайцами. Нет, её пока не было. Тадао вошёл внутрь. Свет там не горел, и было совсем темно.
— Дедушка–а! — позвал Тадао.
— Кто там? Никак Тадао? — донёсся после некоторого молчания басистый дедушкин голос. Раздался шорох, и зажглась лампочка. — Пришёл?
Дедушка потёр себя по лысой, как шар, голове. Он был в меховом жилете, который всегда носил зимой.
— А где зайцы? — спросил Тадао.
— Живы–здоровы.
Тадао прошёл в угол комнаты, наклонился и приподнял тряпку, прикрывавшую длинный и узкий деревянный ящик. Зайцы зашевелились и зашуршали, косясь на Тадао.
— А где чёрный? — спросил он.
— Прирезал.
— Зачем?
— Ушанку тебе сделал, — ответил дедушка.
— Где она?
— Потом отдам.
— А чего ты зайцев не выставил на солнце?
— Не, сегодня не стоит.
— Почему?
— Им, по–моему, больше нравится лежать в темноте и спать.
— А–а.
Тадао ещё разок взглянул на зайцев и опустил тряпку.
Дедушка жил во флигеле отдельно от всех. Здесь была только одна маленькая комната с очагом посередине.
Дедушка уселся на своё обычное место у камелька и, поставив железный чайник, стал ломать сухие ветки и бросать их в очаг. Тадао сел напротив. Ему нравилось сидеть так.
— Ты с мамой приехал? — спросил дедушка.
— Угу.
Тадао скомкал перчатки и засунул их в карманы пальто.
— А где ушанка‑то?
— Сейчас.
Дедушка достал из сундучка яблоневого дерева, где у него хранились разные старые вещи, ушанку и бросил её Тадао.
— Ну‑ка надень.
Шапка была такая же, как у дедушки, только поменьше. К ушам были приделаны тесёмки, чтобы завязывать под подбородком.
Тадао надел ушанку. Дедушка привстал и поправил перекрутившиеся тесёмки.
— Ну как, тёплая?
— Ага.
В едва тлевшем очаге затрещали ветки, по ним побежал огонь.
Из окна флигеля виднелась криптомериевая роща, там с чириканьем носились воробьи.
— Много зайцев наловил?
Тадао поднял руку и потёр мягкий мех ушанки.
Дедушка подбросил в огонь веток. Чайник начал тихонечко посвистывать.
— Ну сколько?
— А? — Дедушка поднял глаза и посмотрел на Тадао. — Ни одного. Снег все время валил.
Дедушка снова опустил голову и стал выбирать из охапки веток те, что посуше.
— Снег‑то кончился.
— Кончился.
Дедушка глянул в окно и побросал отобранные ветки одну за другой в огонь.
— Выпьем? — спросил он.
— Выпьем.
В очаге что‑то стрельнуло. Дедушка чуть приоткрыл окно и дал дыму выйти. Потом протёр полой жилета большую чайную чашку. Приподнял одну из досок пола и достал небольшой кувшин. Когда он снял с кувшина крышку, сильно пахнуло спиртным.
Тадао не сводил глаз с дедушкиных рук. Дедушка накапал в маленькую деревянную ложечку сливянки и вылил в чайную чашку. Совсем немножко.
— Ещё чуть–чуть, — попросил Тадао, поглядев на чашку.
— Нельзя, голова заболит.
— Ну и пусть болит.
Дедушка впервые за все время улыбнулся и налил Тадао в чашку ещё ложечку сливянки.
— Только маме не говори.
— Не скажу.
Дедушка залил вино кипятком из чайника и помешал ложечкой. Потом поставил кувшин на место, в подпол.
Тадао дул на кипяток, держа чашку обеими руками, и наблюдал, как расходится в кипятке сливянка.
— А за зайцами не пойдём? — спросил он, отхлебнув немного.
— Сегодня нет.
— А когда?
— Не знаю.
— Снег‑то перестал.
— Да, перестал.
Дедушка залпом осушил чашку неразбавленной сливянки и задохнулся.
— Чего ты кипятку не налил?
— Так лучше.
— Ты же всегда наливаешь.
— Так согревает быстрее.
Даже сюда из дома доносились голоса. Тадао допил своё питьё и стал прислушиваться.
Солнце стояло высоко, в лучах, проникавших сквозь дверные щели, кружились пылинки.
Шум в доме стал сильнее. Послышался женский смех. Тадао только потом понял, кто это смеялся.
— Пойдём, что ли, — сказал дедушка.
— Куда?
— За зайцами.
— Правда?!
Тадао поспешно вскочил на ноги и бросился надевать сапоги.
— Идём скорей!
— А ты поел?
— А, ничего. А ты, дедушка?
— Я тоже ничего, — ответил дедушка.
Тадао снял со стены две пары снегоступов — большие и маленькие.
— Может, пойдёшь спросишься у мамы?
— Да ну. Не пойду.
— Ну, тогда в путь.
Дедушка подвязал соломенной верёвкой штанины и натянул на ноги резиновые сапоги. Потом достал из кармана жилета вязаные наушники, надел их, а поверх — чёрную меховую шапку. Нарезал кусачками проволоку, сложил обрезки в пучок и засунул его за пояс. Вложил в ножны из древесной коры топорик и повесил на плечо. Обухом топорика дедушка бил по голове пойманных зайцев.
Они вышли наружу. Дедушка, прищурив глаза, посмотрел на солнце, взял Тадао за руку, они вскарабкались на насыпь и вышли на широкую заснеженную дорогу. Перед тем как идти дальше, дедушка оглянулся на дом и зашагал прочь.
Они шли вдоль речки. Воды в ней стало ещё больше, чем утром, и течение убыстрилось. Бескрайние поля и горы вдали были покрыты снегом, смягчавшим очертания и приглушавшим краски.
Тадао нёс снегоступы на плече. Когда показалась водяная мельница, ему стало вдруг очень весело.
— Сколько сегодня наловим, а? — спросил он.
— Сколько наловим — все наши.
— Хорошо бы побольше, да, дедушка?
— Хорошо бы.
— Интересно, как там твои силки?
— Их все снегом засыпало.
— Ну и что, они же все равно целы.
— Дай бог, — сказал дедушка. — Хорошо, что я их по норам расставил.
— Ага.
Они прошли по бревенчатому мостику через речку мимо водяной мельницы. Колесо не работало, с водоспуска свисали длинные сосульки. Тадао подбежал и отломил самую большую. Дедушка подождал, пока он вернётся, и они пошли дальше.
— Здоровая, да? — сказал Тадао, держа сосульку за толстый конец.
— Ага. Если подняться по речке повыше, там и побольше найдутся.
— Да?
Тадао отшвырнул сосульку прочь. Блеснув на солнце, она вонзилась в снег.
Тадао шёл, задрав лицо кверху. Небо было ясным, в противоположном от солнца краю висел прозрачный месяц. У подножия горы, сверкая стёклами, поднимался по шоссе автобус с лыжниками.
Они все шагали вверх по течению. Когда снег стал доходить до колен, пришлось остановиться.
— Давай сюда снегоступы.
Тадао положил снегоступы на снег. Дедушка нагнулся, чтобы помочь ему справиться с завязками, но Тадао хотел сам.
— Так не пойдёт, сразу свалятся, — сказал дедушка и, присев на корточки, завязал верёвки наново, крепко.
Тадао попробовал пройти по снегу. Ноги увязали только до щиколоток — вполне можно было идти.
— Нормально, не проваливаюсь, — сказал Тадао.
— Ещё наст не растаял.
Чтобы снегоступы не цеплялись один за другой, приходилось шагать, широко расставляя ноги.
Домов уже не было видно. Дедушка и Тадао дошли до первой горы. Высоко над головами вытянулись криптомерии. Нижние ветки у всех деревьев были обрублены, и казалось, что стволы снизу подвязаны ярким, сияющим солнечным поясом.
