Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа
– Конечно.
– Расскажите о них.
– Одна из последних – в метро.
– А что там было?
– Мальчишка собирался подложить бомбу на станции «Белорусская».
– Это было очень опасно?
– Для пассажиров? – уточнил Шаповал.
– Лично для вас.
– Для меня – нет, конечно. И не такое случалось.
– Почему же вы этот случай выделяете?
– Террорист очень необычный. Нехарактерный. Тем и запомнился.
– Я-то думал, что дело в повышенной опасности…
– Нет, – сказал Шаповал. – Просто странная история – вот и запомнилось.
– А ваша последняя операция?
– Это когда меня зацепило?
– Да.
– И вспоминать не хочется.
– Почему?
– Потому что все очень бестолково было.
– Что именно бестолково? Сама операция?
– Не-е-ет, – протянул как будто в задумчивости Шаповал. – Поначалу все нормально шло, и даже удачно. Андрюха, молодчага…
– Андрюха – это кто? – уточнил голос «плешивого».
– Андрюха Дружинин, мой друг. Он спецподготовку проходил – по ведению переговоров с террористами – и одного из налетчиков там, в банке, «расколол» в два счета, мы даже не ожидали, если честно. Тот со страху едва не начал маму звать…
Было слышно, как Шаповал фыркнул.
– В общем, повязали мы его и в банк проникли тихо и без шума. И все вроде отлично шло. Потом мы срезали двух остальных налетчиков, а один из них – тот, который потом меня и ранил, – уполз. И дальше вот пошел настоящий бедлам.
Шаповал вздохнул.
– Рассказывайте, – ободрил его голос «плешивого». – Мы вас слушаем. Что вам в той операции не понравилось?
– Вот этот последний эпизод. Мы загнали раненого налетчика в комнату, откуда ему уже никуда выхода не было. Правило первое: блокируй его и не давай носа высунуть. А мы расслабились, дверь из-под контроля выпустили.
– И он на вас напал?
– Да. Выскочил и выстрелил.
– В вас?
– Нет, в Андрея он целился.
– В Дружинина? – уточнил «плешивый».
– Да.
– И вы это отчетливо видели?
– Если кто-то целится – траекторию полета пули я вам могу нарисовать еще до выстрела, – снова фыркнул Шаповал. – У меня за спиной шесть месяцев спецподготовки, между прочим.
– Так чего ж вы в таком случае под пулю полезли? Не ваша она была.
Пауза.
– Ну! – требовательно сказал «плешивый».
– Ты не «нукай»! – с непонятным Дружинину ожесточением сказал Шаповал.
И его собеседник тоже, наверное, опешил, потому что опять возникла пауза.
– А почему вы говорите мне «ты»? – поинтересовался наконец «плешивый».
– Потому что тебе, штатская крыса, ничего этого не понять.
– Дмитрий Григорьевич, достаточно! – произнес другой мужской голос, помоложе.
– Что там с ним? – Это опять «плешивый».
– Давление поползло.
Было слышно, как судорожно задышал Шаповал.
– «Штатскую крысу» я вам прощаю, – миролюбиво сказал «плешивый». – Но все-таки – почему вы под пулю бросились?
– Потому что друг он мне! – крикнул озлобленно Шаповал. – Дороже брата! Мы с ним всегда вместе башку под пули подставляем, и если с ним хоть что-то случится…
– Достаточно! – с беспокойством произнес «моложавый». – Хватит на сегодня, Дмитрий Григорьевич. Иначе у нас будут проблемы.
– Оля! Теразон внутривенно, два кубика! – распорядился «плешивый».
В его голосе прорезались раздражение и недовольство. Дружинин из своего укрытия видел, как один из посетителей палаты отошел от постели раненого и стал вымерять шагами расстояние от стены до стены. Наверное, это и был «плешивый» – Дмитрий Григорьевич. Старший здесь, как понял Дружинин. А Олины ножки приблизились, сейчас она делала укол. Колготки у нее были с мелким рисунком – что-то вроде крохотных звездочек. Если бы здесь не было так много людей, Дружинин непременно протянул бы руку и погладил эту ножку. Были бы визг и большая суматоха. Бедолага Шаповал от неожиданности, наверное, упал бы с кровати.
– Как он там? – осведомился из дальнего угла Дмитрий Григорьевич.
– Мерцание нормальное, давление стабилизировалось.
– Что ж он слабый такой? – сказал с досадой Дмитрий Григорьевич.
Ему никто не ответил, а он, наверное, ожидал ответа, потому что сказал после паузы резко и недовольно:
– Ну!
– Я думаю, у него нервная система износилась. Психоэмоциональная устойчивость никудышная…
– Толку не будет, ты думаешь?
– Он ни на что не годен уже, Дмитрий Григорьевич.
Их бесцеремонность потрясла Дружинина. Они обсуждали состояние Шаповала так, будто его самого здесь и не было. Дружинин готов был встать и сказать этим людям все, что он о них думает, но его останавливала необъяснимая бессловесность Шаповала. Если бы тот хотя бы слово произнес… Но он молчал. И несколько растерявшийся Дружинин ничего не решился предпринять.
Он был так озадачен этим странным разговором, что слишком поздно обнаружил исчезновение Оли. Только что стояла у кровати – и вот ее уже там нет. Дружинин обеспокоенно повел взглядом в одну сторону, в другую и вдруг обнаружил Олины ножки – совсем рядом. В опасной близости. Если она останется здесь, то может запросто его увидеть. Он поднял глаза, скользнув по Олиным ножкам, выше по кровати – и встретился взглядом с Олей. Это была та самая девушка, с которой Дружинин проник в бокс. Она стояла и во все глаза смотрела на Дружинина. Похоже, даже растерялась немного.
– Ну? – все так же требовательно сказал Дмитрий Григорьевич.
– Все, всплывает, – произнес непонятную фразу «моложавый».
– Отлично. Закончили.
Дмитрий Григорьевич вышел первым, свита устремилась за ним, а замыкала шествие Оля. Она закрыла за собой дверь – и воцарилась тишина. Дружинин позволил себе перевести дух.
– Толик! – позвал он негромко.
В ответ – молчание. Дружинин поднялся с пола. Шаповал лежал на спине, задумчиво разглядывая потолок. Дружинин заглянул ему в глаза. Они были мутные – неживые.
– Толик! – вновь позвал Дружинин, почувствовав что-то вроде испуга.
Ресницы Шаповала дрогнули.
– Уф-ф! – выдохнул Дружинин.
Он похлопал Шаповала по щеке. Тот пробормотал что-то бессвязное. Он, похоже, находился под гипнозом. Вот почему врачи вели себя так бесцеремонно.
Шаповал пришел в себя минут через пять. Часто-часто заморгал, его взгляд – уже просветлевший – сфокусировался на Дружинине.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дружинин.
– Мерзко.
– У тебя были врачи. Это ты помнишь?
– Помню, как они зашли сюда. Потом – укол. И после этого провал.
– Они вгоняют тебя в транс, Толик.
– Ты был здесь?
– Я спрятался и все слышал.
– И что было?
– Что-то вроде доверительной беседы.
– О чем?
– О твоей службе. Влезают тебе в душу, чтобы ты все им рассказал – что с тобой было и почему ты поступил так, а не иначе.
Шаповал устало прикрыл глаза. Его ресницы подрагивали.
– А смысл? – спросил он после долгой паузы.
– Хотят тебя комиссовать вчистую – раз уж ты подал рапорт об уходе.
– Я не хочу ничего этого, Андрюха. Я устал. Мне плохо. Если ты мне друг – вызволи меня отсюда.
Он был бледен и все так же не размыкал век.
– Как они меня замучили! Я чувствую себя подопытным кроликом.
– Ты потерпи, – попросил Дружинин.
– Не хочу! Мне не нужна эта медкомиссия, поверь. Если уж я действительно ухожу из «Антитеррора», то какая, к черту, разница – со справкой я уйду или без. Я готов просто удрать, исчезнуть. Только ты мне помоги.
Он, конечно, заслуживал лучшей участи. Дружинин порывистым движением обнял его и пробормотал:
– Толян! Друг! Давай я увезу тебя отсюда. Они не имеют права так измываться над тобой.
Мысли хаотично теснились в голове.
– Федя, конечно, разъярится и будет орать. Ну и пусть! Да и вообще – при чем здесь Федя? Я тебя спрячу, Толян. Отправлю к Светке, отлежишься там, а дальше будет видно.
– Хорошо бы, – мечтательно произнес Шаповал.
– Завтра же, Толян! – решительно сказал Дружинин. – Я здесь с машиной. Спрячу тебя в багажнике и вывезу отсюда.
Глава 27
Оля оказалась единственной купальщицей в бассейне. Огромная водная гладь – и никого, кроме нее. Дружинин вышел на край бортика и в растерянности остановился. Лампы дневного света отражались в воде тысячами бликов.
– Ныряйте! – сказала Оля. – Теперь нас будет хотя бы двое.
Дружинин нырнул, долго плыл под водой и вынырнул далеко впереди Оли.
– Ого! – уважительно произнесла она. – Это не вас в прошлом году отчислили из сборной по подводному плаванию? За то, что двое суток не всплывали.
– Вам смешно, – буркнул Дружинин. – А мне вот не по себе.
– Почему?
– Я такого безлюдья в бассейнах не встречал.
– Людей мало, каждый имеет возможность подобрать такое время, когда никого нет и никто не мешает.
– А разве не веселее с кем-то?
– Веселее, – засмеялась Оля. – Потому я сейчас с вами.
Она перевернулась в воде и поплыла прочь. Почему-то ничего не спрашивала о случившемся днем, как будто ее совсем не интересовала причина, по которой молодой и симпатичный медик вдруг спрятался за кровать больного. Дружинин чувствовал некоторую неловкость, но пока ничего не предпринимал.
