Юлия Кузнецова - Парижский паркур
А потом они поехали дальше. Видимо, эти ребята в формах сообразили, что не с руки меня будет им вытаскивать из качающегося над холмом вагончика.
Наш вагончик двинулся вниз. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Меня била дрожь.
Надо взять себя в руки, надо взять себя в руки.
«Тихо! – мысленно приказала я себе, – успокоилась! Расслабилась!»
Дрожь потихоньку начала проходить, и я наконец-то открыла глаза и осмотрелась.
На скамье в вагончике сидела семья японцев – папа, мама и две девочки лет пяти и семи – и оторопело смотрела на меня.
– Спасибо, – сказала я им, – аригато.
А что я могла еще сказать?
Они переглянулись.
Японец-папа тихо спросил по-английски, нет ли тут скрытой камеры. Я покачала головой. Потом отвернулась к окошку и стала выискивать киоск, где оставила Нику.
– What happened?[60] – вдруг подал голос японец-папа.
Я задумалась. Как можно объяснить, что со мной случилось? Я себя чувствую как героиня мультфильма! Кстати...
Все это очень похоже на «Летающий остров Лапута».
Там ребята убегали от бандитов, которые хотели похитить волшебный камушек.
– Laputa, – сказала я.
– Миядзаки-сан! – обрадовался он и мелко-мелко закивал.
После моего рассказа он поднялся с места, кивнул своим родным и спросил меня, чем он может мне помочь.
Я глянула наверх. Тип остался там. Глянула вниз. Надо срочно найти Нику. Но наверняка эти в формах наверху уже передали вниз, чтобы там приняли нарушительницу общественного порядка.
Да, помощь японцев мне не повредит!
Через некоторое время из вагончика вышла семья японцев. Папа, мама, две девочки и их престарелая тетя. Японка-мама почему-то была в молодежной куртке, вывернутой наизнанку, зато тетя была хороша – в шляпке, с лицом, которое полностью закрывали распущенные волосы, горбатая, в светлом пальто. Тетю вели за руки, оберегая от падения, как и положено в восточных семьях, где к старшим относятся с почетом и уважением.
Охранники пропустили семью, напряженно вглядываясь в прибывающие вагончики. Самый молодой слегка скривился при виде японской тетеньки с волосами на лице. Видимо, она напомнила ему страшный фильм «Звонок», где из телевизора вылезала девочка с такими же волосами и всех пугала.
– Аригато! Аригато! – с чувством говорила я уже у карусели, разоблачаясь. Сняла пальто, под которым прятала рюкзак. Передала японке-маме шляпку. Снова убрала волосы в конский хвост.
Они раскланялись, очень радостно улыбаясь. А девочки так возбужденно переговаривались, словно только что спустились с летающего острова Лапуты.
Я вздохнула и огляделась. Где тот развал, у которого я оставила Нику?
Я обошла пару лотков, но Ники негде не было. Я свернула на какую-то улочку, пытаясь вспомнить, как выглядел индус, и вдруг услышала за спиной вкрадчивый голос.
– Hey!
Нет. НЕТ!!!
Как он сумел спуститься так быстро?! Как он меня нашел?!
Ноги у меня подкосились.
Он снял очки. И больше не двигался, словно боялся меня спугнуть. Но и я тоже словно приросла к дороге. Просто окаменела от страха.
Куда бежать, если он везде может меня достать?! И где Ника?! Может, они уже схватили ее? Если так...
Я протянула ему рисунок.
Но Желтая Куртка даже не посмотрел на картинку! Он не сводил глаз с моего телефона.
В моем мозгу сразу вспыхнула картинка – мы врезаемся в него возле кафе. Значит, он видел, как я фоткала мальчишку. И нужен ему не рисунок.
Вдруг позади меня послышались крики. Русские, английские возгласы смешались в один изумленный гул.
– Look! Глядите, чего творят, а? Прыгуны! Папа, это как в том кино! «Тринадцатый район»[61], да? Как они называются, скалолазы?!
По дороге неслись трое ребят. Все были в растянутых штанах серого или черного цвета и толстовках. Они бежали по улице, перепрыгивая через скамейки и сумки. Один из них по дороге залез на каменную тумбу, ухватился за столбик, на котором висели часы и указатель «К собору Сакре-Кер», крутанулся вокруг него и спрыгнул вниз. Боже, неужели это...
– Грей!
Он подбежал ко мне. Желтая Куртка шагнул ко мне, но я выхватила телефон из нагрудного кармана и сунула Грею, который уже собирался бежать дальше.
– Зачем? – спросил он на бегу.
– Унеси его отсюда! – завопила я. – Дома вернешь!
Так он и сделал, помчавшись догонять своих друзей из «Маджестик форс».
Выругавшись, Желтая Куртка побежал за ними, но что-то мне подсказывало, что до трейсеров ему далеко...
Когда трейсеры скрылись за поворотом, за моей спиной образовалась небольшая толпа экскурсантов. В центре толпы стояла женщина-гид в ярко-красном пальто. Высоко подняв зонтик, чтобы все смотрели только на нее, она произнесла:
– Обратите внимание, что купол базилики очень походит на игрушку, связанную крючком.
– Связанную крючком? – повторила я автоматически.
– Вы обратили внимание? – обрадовалась женщина-гид.
– Ага, – пробормотала я, – обратила.
Надо найти Нику. И перезвонить папе после «концерта».
Глава 14,
в которой у меня выходит схватка с летающей клешней
– Представляешь, хани? – послышался возмущенный голос Ники. – Мне пришлось заплатить за этот бюстгальтер, который ты уволокла! Где он хоть? Привезу мамми, чтобы пугать ее лишним весом.
– Я его потеряла где-то возле карусели, – пробормотала я, поворачиваясь к ней и протягивая руки, чтобы пощупать.
Она жива-здорова? С ней все в порядке? Ох...
– Что с тобой? – испугалась Ника. – У тебя лицо белое... И даже немного зеленое.
– Потряси меня, – попросила я.
– Сорри?
– Потряси меня из стороны в сторону. Как Буратино трясли, чтобы денежки вытрясти.
– Я смотрела «Пиноккио», – проворчала Ника, но все-таки схватила меня за плечи и с силой потрясла.
– Спасибо... Уже легче.
– Так что с тобой случилось? Где ты была? Мы с Жеромом тебя везде искали!
– Знаешь, – медленно сказала я, – я не знаю, кто он. Но, кажется, он знает о нас больше, чем мы думаем. А где Жером?
– Он тебя не дождался. Сказал, что ты могла убежать куда-нибудь с симпатичным французом. И тогда тебя придется ждать вечность.
– Очень симпатичным, нечего сказать, – пробормотала я.
– Поэтому он ушел. Хотя я просила его остаться и хотя бы фотку посмотреть.
– Ничего страшного, – сказала я, – фотки у меня все равно нет.
– У тебя отнял этот мэн?!
– Нет. Отдала Грею. Он принесет в пансион.
– Я видела их, – кивнула Ника, – красавчики прямо. И готова признаться, не слишком понтуются. Поговорим о них по дороге в ресторан.
– В ресторан?! Жером же ушел!
– Но перед уходом показал мне, где крабовый ресторан. Сказал, мы обязательно должны попробовать этот деликатес. Мне же нужно килограммы для роли набирать, помнишь?
– Ладно, – уныло согласилась я, – тогда хоть телефон дай. Позвоню папе, скажу, что куда-то сунула свой, а то он так распсихуется, что примчится уже вечером.
– Слушай, – сказала я у дверей ресторана, – а у меня денег только на одного краба хватит.
– Они сытные, – отмахнулась Ника и потянула на себя тяжелую дверь.
В полумраке виднелся гардеробщик в форменной красной куртке, рукава которой были расшиты золотыми полосками, а из воротника торчал черный воротник-стойка. Он слегка поклонился, получилось, что в такт какой-то классической мелодии, звучавшей в фойе. Из зала слышался женский смех, пахло духами. Я посмотрела на свое отражение в огромном, окантованном золоченой рамой зеркале и поежилась.
– Может, двинем, пока не поздно, куда-нибудь еще?
– Хани, ты крейзи? Я умираю от голода!
И Ника, сбросив на руки гардеробщику свой кожаный пиджак, прошла в зал, задрав нос.
Я извинилась перед гардеробщиком, отдала ему свою куртку, еще раз извинилась за отсутствие на ней петельки и поплелась следом. Ника уже сидела с независимым видом за столом, накрытым скатертью такой белизны, что даже резало глаза.
В зале сидела еще одна пара – старый растрепанный дядька в растянутой серой рубашке (тоже паркуром, что ли, занимается?) и черноволосая загорелая девица. Он, облизываясь, выуживал из горшочка кусочки мяса и отправлял их в рот, запивая вином. Она с рассеянным видом жевала кусочки багета, доставая их из корзинки. У меня сразу забурчало в животе.
Ника тем временем уже диктовала официанту заказ: два краба и две воды.
– И хлеба, – прошептала я, подсаживаясь.
– Хлеб в ресторане – это для плебеев, – гордо сказала Ника, захлопывая меню.
Девица бросила на нее хмурый взгляд.
– А вот второй портрет мне совершенно не понравился, – громко сказал дядька по-русски, облизывая вилку, – сразу видно, что он схалтурил. Я бы так не стал делать... Я бы...
И он пустился в рассуждения о том, как правильно рисовать портрет, а мне было и стыдно за Никино высказывание, и как-то неловко в таком пафосном месте, где обедают русские художники со своими скучающими подружками, и еще страшновато из-за крабов.
