Величко Нешков - Наступление
В ночь на шестое марта немецкая артиллерия открыла сосредоточенный огонь по всему фронту советской 57-й армии. Советская артиллерия ответила мощным контрогнем.
Боевая обстановка была вполне ясной.
Над развернутой оперативной картой в штабе 1-й болгарской армии генерал Благодатов уверенно излагал свои соображения перед генералами Стойчевым и Штерю Атанасовым:
— Гитлеровцы развивают наступление, целью которого является уничтожение пятьдесят седьмой армии, прорыв в тыл Третьего Украинского фронта и перенесение линии фронта на Дунай и Будапешт до Осиека. Удар должен быть отражен…
До полуночи на участке было сравнительно спокойно. На севере земля содрогалась от артиллерийской канонады. Красное зарево огня непрерывно полыхало на горизонте, но это производило впечатление только на новичков, на тех, кто недавно попал сюда.
Вверху, на дамбе, прячась за стволами двух толстых верб, стояли на посту Марин и Пени. Время их смены истекло. Пени уже беспокойно посматривал назад:
— Может, там о нас забыли? Кто нас должен сменить? — тихо спрашивал он.
— Наши чего-то замешкались. — Марин прислушался, и нехорошее предчувствие охватило его. — Ты что-нибудь видишь на том берегу? — до боли в глазах всматривался он в темноту.
— Ничего там нет, когда долго глядишь на эти дурацкие вербы, они начинают шевелиться. С ума можно сойти! — проговорил Пени и снова повернулся назад.
Они не услышали, как Слановский и Лило приблизились к ним.
— Вы что, спите? — шутливо спросил Лило.
— А мы уже решили, что вы о нас забыли, — с легким упреком ответил Пени.
— Дай ракету! — нервно приказал Слановский. — Вы что, не поняли, что на том берегу огромное скопление людей?..
Высоко взвившаяся ракета осветила мутную воду в реке. Слева и справа заговорили тяжелые и легкие пулеметы. Слановский внимательно всматривался в противоположный берег. Уже не оставалось никакого сомнения в том, что там движется какая-то плотная масса. Минометы засыпали берег огнем. Со свистом пролетали над рекой осколки. Пули срезали ветки с верб. Слановский приподнялся со своего места, огляделся, ища Лило, и спросил Марина:
— Куда он ушел?
— Фельдфебель вам сказал, только вы не слышали. Он пошел к своему взводу! — крикнул Марин.
Земля непрерывно содрогалась.
Кутула что было силы крикнул в самое ухо Маджару:
— Столько рыбы извели!
Маджар удивленно выпучил глаза, но не услышал ничего и только стал делать глотательные движения. Кутула хорошо понимал его состояние и, чтобы подбодрить товарища, еще громче закричал:
— Что, страшно?!
— Еще чего! — выбивая зубами дробь, ответил Маджар. — Что-то холодно.
— Не бойся, еще немного — и перестанут, тогда перекусим.
— Скорей бы перестали, а то у меня в ушах гудит.
Луканче, покусывая нижнюю губу, приблизился к Пени и толкнул его в плечо.
— Эй, скажи что-нибудь! — крикнул он, чтобы только не молчать.
— Если на этот раз выйдем сухими из воды, значит, в сорочке родились. Смотри, смотри, что делается: земля кипит!
— Не могу понять, — крикнул ему на ухо Луканче, — какие наши пушки, а какие гитлеровские!
Один снаряд разорвался перед самым бруствером. Их обсыпало землей и кореньями. Пени с трудом приподнялся, вытряхнул землю и грязь, что забились под воротник. По его каске все еще продолжали барабанить мелкие камушки.
— Ну что, жив? — толкнул он Луканче, который лежал рядом с ним, свернувшись клубочком.
— А ты?
— Со мной ничего не случится, только вот грязи за воротник набилось.
— Чуть было нас не разнесло. — Луканче снова уткнулся головой в землю, потому что следующий снаряд разорвался в десяти шагах позади них.
На противоположном берегу снова задвигались темные силуэты.
— Огонь! — кричал Слановский.
Винтовки, автоматы и пулеметы снова начали изрыгать огонь. Из первых семи лодок, которые, по расчетам Слановского, плыли в направлении его роты, четыре перевернулись. Пулеметный огонь с противоположного берега усилился. На реке появились новые лодки. Создалось впечатление, что огромный поток людей и техники неожиданно залил берег. И каким бы страшным ни был огонь, эта человеческая лавина, хотя и поредевшая местами, стремительно двигалась к берегу. Против 3-й роты высаживалось более трехсот гитлеровцев. Поредевший в результате потерь правый фланг 3-й роты дрогнул, солдаты подались назад под напором численно превосходящего противника.
Слановский потерял связь со штабом батальона. Телефонный кабель был перебит. На левом фланге 1-я рота отступила немного назад. Лило подполз к Слановскому.
— Господин подпоручик, первая и третья роты отступили. Нас окружают.
— Вижу, — взволнованно прошептал Слановский, — но нет приказа отступать. Ведите непрерывный огонь, уничтожайте все, что появляется на вашем участке.
— Как раз на моем участке они уже высадились на наш берег.
Слановский приподнялся. Между первым взводом и ротой вклинилась вражеская цепь. Пулеметы второго взвода били по ее флангу, темные фигуры падали, но на их место с берега поднимались все новые и новые.
Стволы пулеметов нагрелись от бешеной стрельбы.
Слановский передвигался где короткими перебежками, где ползком и кричал, насколько хватало сил:
— Отходить организованно, огня не прекращать! Бейте их!
Казалось, ночи не будет конца. Никто не мог бы отличить утреннюю зарю от огня боя. Отступать в боевом порядке под градом пуль даже значительно труднее, чем идти врукопашную против хорошо окопавшегося противника. При отступлении у солдата возникает ощущение, что его преследуют, что он уже разбит и должен искать спасения. Поэтому и перебежки его не короткие, а длинные, и зачастую огонь не так организован, чтобы прикрыть тех, кто отступает.
Гитлеровская цепь залегла в сотне шагов от изломанной позиции батальона. Стрельба не стихала.
— У нас большие потери, господин капитан, — доложил Лило. Он не верил в успех контратаки против превосходящих сил гитлеровцев.
— Если подойдет подкрепление, будем контратаковать. Где подпоручик Слановский? — спросил Тодоров, вытирая платком левую щеку, по которой стекала тонкая струйка крови.
На рассвете батальон отошел через ближайшее село и окопался севернее его.
Внизу у Дравы стелился мутный дым. В воздухе стоял запах пороха, крови и гари.
Объятые пламенем пожаров, пылали захваченные гитлеровцами села на берегу реки.
Артиллерия еще грохотала, но теперь ее огонь не был таким сосредоточенным.
Рота Слановского заняла позицию у самого кукурузного поля. Солдаты стали окапываться. Они делали это после каждого наступления или отступления. От бессонницы, напряжения и порохового дыма их лица почернели.
К полудню батальон окопался на новой позиции. Не успели солдаты отдохнуть, как из штаба полка поступил приказ начать контратаку.
За полчаса до атаки на позицию прибыл Чавдар. Он говорил громко и немного возбужденно:
— Товарищи, мужайтесь, радость гитлеровцев будет недолгой. Надо им дать так прикурить, чтобы они места себе потом не находили.
— Правильно, господин майор, — из окопа подал голос Пени, — ночью они словно из-под земли выходили, их раз в десять больше, чем нас.
— Ничего, и мы не одни. С нами Красная Армия. Слановский, вы последними отходили?
— Так точно, господин майор. Думаю, если бы первая и третья роты удержали свои позиции, мы бы отбросили немцев.
— Нет, это было исключено. Им удалось высадиться во многих местах. Но прорыв уже остановлен. Теперь обстановка ясна, и мы так перегруппируем наши силы, что от гитлеровцев только пух полетит, — обратился он к Пени, который лукаво улыбался.
— Так точно, господин майор. Я это на своей шкуре испытал: в последние дни у меня не зря чесалась спина.
— Погоди, есть еще время, — проревел Кутула, — опять ее почешут!
— Товарищи, так всегда в бою — до последнего вздоха, до последнего мига солдат должен верить в себя, в своего товарища, в своего командира. Вы знаете по себе: стоит показать противнику спину, повернуть назад — как остановиться будет трудно. А нам нельзя осрамиться. Война подходит к концу.
— Оно так! Мухи осенью, когда приходит им время подыхать, больнее всего кусаются, господин майор, — ухмылялся Пени. — У меня тут один новичок, со вчерашнего дня не слышал его голоса.
— Да брось ты, Пени, — глухо промямлил Маджар и тяжело вздохнул.
— Этот товарищ из нового пополнения? — заинтересовался Чавдар.
— Так точно, господин майор. Если бы мы его женили, теперь молодуха ему помогала бы. Но я ему обещал в Будапеште найти для него самую красивую цыганку.
— Если еще не привык, оставьте его в покое, — посоветовал им Чавдар.
