Рувим Фраерман - Избранное
Потом она ушла вместе с сыном по дороге, ведущей в город, взяв с собой немного пищи.
Людям, которых она встречала по дороге, она показывала письмо мужа и спрашивала, где его найти.
Одни брали в руки это письмо и качали головой, другие просто советовали ей вместе с сыном вернуться обратно домой.
Но она все шла и шла вперед, мимо разрушенных американцами городов, мимо свежих могил, мимо дымящихся развалин и развороченных бомбами ям с окровавленными камнями. Она шла на юг, пока ей не стали попадаться солдаты.
Они охотнее, чем другие, разглядывали письмо ее мужа и показывали дорогу, посылая ее еще дальше.
Наконец она все-таки нашла своего мужа среди солдат — бывших рыбаков, которых она когда-то провожала по своей любимой дороге.
Они отыскали Ким Се Чена где-то впереди, на линии огня, среди взрывов, и сказали ему, что к нему пришла жена с сыном.
Он не удивился нисколько. Удивление, как он думал, было бы недостойно ни рыбака, ни солдата.
Он пришел перед вечером, когда бой уже стих, и ласково взял ее за руку. А другой рукой поднял сына и посмотрел, намного ли он вырос за это время.
— Вы, наверное, пришли, чтобы повидать меня, — сказал он. — Это хорошо! Но скорее уходите отсюда. Тут убивают каждую минуту. Американцы сами не хотят покинуть нашу землю, хотя мы постоянно говорим им о мире.
— Я ведь тоже пришла сюда, чтобы сказать им о мире. Сердце мое не выносит так много зла на земле.
— Я знаю, какой ты хочешь быть доброй, чане, — ответил ей муж. — Но если ты хочешь остаться, тебе все-таки надо научиться стрелять. А ты женщина.
— А разве ты не научил меня править парусом в бурю, хотя я всегда была женщиной?
Она сказала правду. И Ким Се Чен стал просить своего командира оставить здесь Ли Ок Ен с сыном.
Командир долго не решался это сделать. Но он был старый партизан, простой крестьянин, и наконец решил, что если человек хочет прогнать врагов с родной земли, то не следует ему в этом мешать. Пусть это даже будет и слабая женщина.
И он оставил Ли Ок Ен, тем более что Ким Се Чен был очень храбрый солдат, лучший стрелок из противотанкового ружья и подстрелил уже немало американских танков.
Как ей было ни трудно, но Ли Ок Ен научилась стрелять из этого ружья. Глаза ее видели зорко и так далеко, как не мог видеть и сам Ким Се Чен. Кроме того, она носила за ним патроны для его ружья, табак и трубку и даже противотанковые гранаты, которые научилась бросать так же метко, как и он.
А сына они не стали учить ничему. У мальчика еще не было силы, чтобы поднять тяжелое ружье или бросить гранату. Но зато он подавал воду и все, что нужно во время боя. И при этом бросал навстречу американским танкам камешки, которые одни только приходились ему по руке.
Так они сидели втроем в одном из передних окопов, неустанно глядя вперед, откуда могли появиться американские танки.
Окоп их был тесен, вырыт в мокрой глине, на дне его стояла вода, но Ли Ок Ен он казался просторным и красивым, так как стал ее вторым домом.
Вместе с Ким Се Ченом и другими бойцами, находившимися неподалеку, они отразили за два дня две танковые атаки американцев, которые пытались закрепиться на этом участке.
А на утренней заре третьего дня началась новая атака врагов.
Танки показались из-за холма. Они ползли, стреляя на ходу, страшные, железные, не похожие ни на что живое.
Ким Се Чен поджег только один танк и был тут же убит осколком снаряда. Ли Ок Ен взяла ружье мужа и выстрелила, на этот раз не целясь. И не попала. Ее заметили и обрушили на нее огонь танковых пушек. Она была тяжело ранена и не могла уже владеть ружьем. Да и патронов к ружью больше не было. Но она не потеряла сознания. Не потеряла она и ясной мысли, хотя кровь, не останавливаясь, текла из ее ран.
Но Ли Ок Ен была простая женщина. Видя свою смерть так близко, она прежде всего поманила к себе сына, чтобы телом своим прикрыть его от огня.
Но тут она подумала, что уже не может его спасти. Она знала хорошо, что американцы никого не жалеют в ее стране. Они не оставят в живых и Пен Гука, который мог бросать навстречу их железным танкам только легкие камешки, подобранные им с земли. И, подумав об этом, Ли Ок Ен ясно представила себе и свою собственную близкую уже смерть и смерть сына, которого прижимала она к своей груди.
Тогда Ли Ок Ен спросила себя: «Не наступило ли как раз то время, когда мужество должно прийти ко мне? Я долго ждала этого часа».
И, собрав остаток сил, она попросила маленького Пен Гука принести ей гранаты, еще остававшиеся у них в нише окопа.
Мальчик исполнил ее просьбу. Она пересчитала гранаты. Это так легко было сделать: их оставалось всего лишь четыре. И две из них, превозмогая боль и слабость, она привязала к себе платком. А две другие привязала к поясу Ким Пен Гука и спросила его:
— Ты можешь это унести?
— Да, — ответил Ким Пен Гук. — Они не такие тяжелые, чтобы меня свалить.
— Конечно, — сказала она, — они тебя не свалят. Ты у меня такой сильный! А я уже не могу встать, чтобы идти навстречу врагам. Ты помоги мне только выбраться из окопа и лечь вот здесь, повыше, чтобы они увидели меня. Сам же беги назад к нашим и скажи командиру, что Ким Се Чен убит, а Ли Ок Ен посылает гранаты, которые ей больше не нужны. Но кому-нибудь они могут пригодиться. Беги, не бойся, — добавила она, видя недоверие и страх мальчика, не желавшего оставить мать. — Они не будут стрелять в такого маленького, как ты. А я тут подожду и отдохну немного.
Мальчик доверчиво смотрел на мать. Он испугался крови, что натекла на дно окопа. Это была кровь его отца и матери.
А Ли Ок Ен сказала сыну, отведя свой взгляд в сторону, так как знала правду и боялась ее:
— Беги быстро, как ты бегал по дороге в школу. Беги! Торопись, Пен Гук! Они уже близко! И не бойся! Ничего не бойся! Верь мне. Разве ты не знаешь, как я тебя люблю?
Мальчик помог матери выбраться из окопа, затем выбрался из него сам и пустился бежать в ту сторону, куда показала мать.
Целую минуту она смотрела ему вслед. Он бежал резво, и только гранаты, привязанные к поясу, отягощали его легкий бег.
«Ах, зачем я привязала их? — подумала со страхом Ли Ок Ен. — Они помешают ему добежать. Может быть, в самом деле американцы не пожелали бы его убить, втоптать своим железом в землю? Зачем им его смерть? Ведь он так мал! Он еще только зерно, что мы бросаем в землю. Он может еще долго расти и быть счастливым и каждый день видеть утреннюю зарю, приходящую к нам с моря, и вечернюю зарю, когда душистый ветер легко слетает к нам с гор. Он должен жить!»
И Ли Ок Ен сделала то, что делают горные птицы, видя бегущего мимо пса.
Она поднялась над насыпью навстречу мчащемуся танку и с огромным усилием встала на колени в своей белой, хоть и перепачканной кровью и глиной одежде, но все еще хорошо видной издалека. И так стояла она, дрожа от слабости, чтобы враг не смотрел ни на кого другого и, кроме ее смерти, не желал бы ничьей другой.
В самом деле, танк, бывший к ней ближе других, повернул и пошел прямо на нее, даже не ведя огня.
И она радовалась этому, чувствуя на себе гранаты, привязанные платком.
Но то, что увидела Ли Ок Ен через минуту, было страшнее смерти, которую она ждала. Танк, оглушая ее своим грохотом, промчался мимо, даже не выстрелив, и проворно, точно живая гигантская гадина, повернул следом за Пен Гуком.
Ли Ок Ен в ужасе обернулась. Мальчик был уже далеко от окопа, но и до своих было ему не близко. Его маленькая резвая фигурка быстро подвигалась вперед, то скрываясь среди серых камней, то мелькая в белых метелках торади, так же как на севере, росшего тут повсюду. Никто не стрелял. И никаких других звуков как будто не было в воздухе, кроме ужасного грохота танка, уже настигавшего Пен Гука.
И смертельный пот покрыл лицо Ли Ок Ен.
«Значит, мужество должно прийти ко мне сейчас, если оно хочет прийти вовремя, — подумала она. — Я хорошо сделала, что привязала к поясу Ким Пен Гука гранаты. Смерть мальчика не пройдет для них даром».
И Ли Ок Ен не закрыла глаза и не отвернулась в сторону. Ким Се Чен учил ее смотреть опасности прямо в лицо.
Но вдруг она увидела зеленую пушку, выкатившуюся из-за гряды камней прямо на дорогу, из длинного дула ее сверкнул еще более длинный огонь, и танк внезапно перестал греметь, будто кто-то на всем ходу остановил его рукой. Танк стоял и горел. И американцы, выскочившие из его люка, тоже горели.
А другие танки, что ползли еще по склону холма, вдруг развернулись и стали уходить прочь. Пушки стреляли им вслед.
Но Ли Ок Ен не видела уже этих пушек и не слушала их выстрелов. Она смотрела только на сына, с усилием протирая свои зоркие глаза, на которые наплывали то кровь, то пот, то смертная тьма.
Но все же она видела его, видела, что он все бежит и бежит среди белых метелок торади, живой, легкий, как ветер, и быстрый, как ласточка перед дождем.
