Вадим Кожевников - 2. Щит и меч. Книга вторая
— Послушайте, — спросил Вайс, — почему вы вначале делали вид, будто вам неведомы пути, по которым мы переходим на особое положение?
— Почему? — буркнул Хакке. — Да потому, что я все-таки рассчитываю занять место одного из тех, кто сейчас уходит в подполье. Хочу, чтобы последняя моя должность в гестапо была выше той, которую я сейчас занимаю. Думаю, что на это у меня хватит времени, прежде чем и меня бросят в подполье. И мне интересно было проверить на вас, сколько мне еще следует продержаться на поверхности. Я очень уважаю и ценю ваш ум, капитан Вайс.
— Однако вы притворщик, — пожурил Иоганн.
— Вы тоже. — И Хакке погрозил Иоганну пальцем. — Задавали всякие наводящие вопросы, хотя осведомлены гораздо лучше, чем я.
— Привычка, — не смутился Вайс.
— Должно быть, так. — Хакке озабоченно наморщил лоб. — Вы знаете, на нашей службе человек может внезапно исчезнуть. Особенно в том случае, если он знает что-нибудь лишнее.
Вайс кивнул.
— Но у меня есть гарантии. Они тут, — Хакке отвернул ковер и постучал костяшками пальцев по металлическому днищу несгораемого шкафа. Помолчал, поднял глаза на Вайса. — Вы единственный человек, которому я могу доверить свою жизнь. Завтра меня должен принять Мюллер. Я знаю, на что иду, но все же рискну. Потом поздно будет. Если он даст мне, что я хочу, — я буду требовать звание штурмбаннфюрера, — тогда все в порядке. Если же нет, считайте: старика Хакке больше не существует. Вот вам ключ. Не ранее, чем через два дня, заберете все из этого шкафа и передадите Шелленбергу. — Наклонился, прошептал: — Здесь бумаги Гейдриха, и среди них копия досье на самого фюрера, а также на ряд высокопоставленных людей империи. Шелленберг доложит обо всем фюреру, ну, и полетят головы, в том числе и голова Мюллера.
— Вы стащили эти бумаги в гестапо во время бомбежки?
— Я только сохранял их, — гордо поправил Хакке, — сохранял, чтобы они не достались в руки какому-нибудь прохвосту.
— И, кроме этих досье, в шкафу ничего нет?
— Конечно есть, — сказал Хакке. — Здесь спрессованы все нечистоты. Вы понимаете, как с их помощью можно держать за горло руководителей империи?
Вайс отстранил от себя руку Хакке, сжимавшую ключ:
— Напрасно вы тревожитесь. Я уверен — завтра вы получите звание штурмбаннфюрера.
И, как Хакке ни упрашивал, Вайс не согласился взять у него ключ. И на прощание Хакке вынужден был признать:
— А вы, Вайс, действительно кристальной чистоты человек. Только не понимаю, на какого черта вам это нужно?
Когда на следующий вечер Иоганн позвонил ему по телефону, он услышал властный голос:
— Штурмбаннфюрер Хакке слушает!
Новоиспеченный штурмбаннфюрер упросил Вайса снова прийти к нему: хотел показаться в только что полученном мундире. И, желая продемонстрировать перед Вайсом, какие перспективы безграничной власти открылись перед ним, привез его к себе в канцелярию и там выслушивал при нем доклады подчиненных. Это дало Иоганну возможность получить более отчетливое представление о гигантском размахе подготовки крупных гестаповцев к переходу в подполье.
А спустя несколько дней во всех берлинских газетах был опубликован некролог по случаю безвременной кончины штурмбаннфюрера Хакке. На похороны прибыли видные чины секретных служб империи. И старые нацисты, среди которых было немало награжденных золотыми партийными значками, на своих плечах вынесли гроб, и поставили его на катафалк, и накрыли флагом со свастикой.
Возможно, гроб был набит землей, а в это время сам Хакке, сменив мундир на штатскую одежду, уже только в качестве рядового пассажира «Люфтганзы» перекочевывал в нейтральную страну. А возможно, в гробу действительно лежало тело Хакке. Все-таки не в правилах Мюллера была прощать подчиненным такие выходки, какую позволил себе Хакке, столь настойчиво потребовав повышения по службе.
Что же касается хранившихся у Хакке досье, то они теперь ни для кого не представляли интереса. Ни один из руководителей империи не мог использовать этот концентрат подлости и мерзости во вред другим: было уже поздно. Оставались считанные секунды исторического времени до той поры, когда советские артиллерийские орудия должны были пробить последний, двенадцатый час существования фашистского рейха.
65
Физиономии рядовых сотрудников политической загранразведки СД приобрели какое-то странное выражение: такие лица Иоганн видел у людей с ослабленной после длительной болезни памятью.
Прежде всех их отличали равнодушная отчужденность, неразговорчивость, холодная, чопорная вежливость, — все это давало возможность, общаясь друг с другом, избегать разговора на сколько-нибудь существенные темы. Теперь они стали суетливы и бесцеремонно, с жадным любопытством расспрашивали о «новостях» — таков был псевдоним военной сводки. И у каждого в глазах замерло еле сдерживаемое отчаяние: не оставят ли его до последних секунд перед наступлением двенадцатого часа здесь, на Бисмаркштрассе?
Крупные же агенты-зарубежники, напротив, сохраняли достойное спокойствие. Им легко было соблюдать спокойствие: все они уготовили себе в западных странах благоустроенные «норы» и знали, что могут переждать, отсидеться в них до лучших времен, регулярно получая из банка такие же суммы, какие они получали всегда в соответствии со своими заслугами и положением, занимаемым в разведке.
Вайс подметил, что почти все крупные немецкие резиденты, прибыв в Берлин из той или иной западной страны, где они работали, меньше всего времени уделяли составлению отчетов. В основном они занимались устройством дел своих начальников. По-видимому, их обязали обеспечить все удобства для проживания руководителей германской разведки в тех странах, где резиденты уже прочно акклиматизировались.
Шелленберг уехал в Швецию.
Густав вызвал к себе пять молодых офицеров, в том числе Вайса, и представил им человека атлетического сложения, но уже пожилого, плешивого, с лицом, изборожденным равно глубокими шрамами и морщинами:
— Можете называть его Поль.
Теперь по утрам они впятером регулярно выезжали вместе с Полем в Груневальдский лес на тренировку. Поль обучал их всевозможным способам убийства: применяли холодное оружие, различные подсобные средства — кусок проволоки, бутылочное горлышко. Учились обходиться и одними голыми руками.
Поль сказал, что по приказанию рейхсфюрера он обучает этим же приемам высших чинов службы, но только на дому у каждого.
В связи с отсутствием Шелленберга у Иоганна было больше свободного времени, и он смог написать обстоятельную информацию в Центр. Зашифровав, переправил ее профессору Штутгофу через обусловленный между ними тайник.
Тем временем Генрих выяснил, в каких пунктах размещены секретные склады, снабжением которых занимался Вилли Шварцкопф. Но когда Иоганн сверил названия этих пунктов с картой, их на ней не оказалось. По-видимому, все эти названия были вымышлены или закодированы, и расшифровать их без ключа не представлялось возможным.
Генрих, услышав об этом, встревожился:
— Значит, дядя мне не доверяет.
— Не горячись, — сказал Вайс. — Возможно, система конспирации такова, что о местоположении того или иного склада известно только старшему той группы, которая будет базироваться именно в этом пункте.
— Едва ли, — усомнился Генрих. — Тогда зачем Вилли хранит карту на внутренней дверце особого, плоского несгораемого шкафа? Я однажды вошел к нему в кабинет, когда он делал пометки на этой карте, но он сразу же захлопнул дверцу.
— А что еще в этом шкафу?
— Ничего, только карта. Очевидно, шкаф специально предназначен для хранения секретных карт. В кабинете было темно, но карту освещал рефлектор, находящийся внутри шкафа.
— И дядя никогда при тебе не открывал этот шкаф?
— Никогда.
— Ну что ж, возможно, ты прав, — рассудил Иоганн.
— Я понимаю, как это важно! — горячо сказал Генрих. — И сделаю все, чтобы достать карту.
— Каким же образом?
Генрих пожал плечами:
— В конце концов, он убил моего отца и когда-нибудь должен ответить за это.
— Не тебе.
— А кому?
— Советским людям за убийство советского человека.
— А я кто? — спросил Генрих. — Фашист?
— Ну, не сердись, — Иоганн положил руку на его плечо. — Не надо, Генрих. Не надо тебе этого делать.
— Сейчас?
— Вообще никогда.
— Ну, знаешь! — возмутился Генрих и сбросил руку Иоганна со своего плеча.
— Я не хочу, чтобы ты из мести пачкал себя кровью. Не хочу.
Генрих намеревался возразить, но Иоганн, вынув из кармана карандаш и бумагу, остановил его:
— Ты же инженер, верно?
— Ну, почти.
— Смотри — вот схема. Когда шкаф открывается, зажигается рефлектор. Дверца шкафа, нажимая на контакты от провода к замаскированному фотоаппарату, соединяет их, срабатывает автоматический затвор — и готов снимок.
