Михаил Домогацких - Южнее реки Бенхай
Он вошел в здание штаба и сразу почувствовал: не только у него надломилось что-то в душе. Майор Рифлз, с которым полковник поддерживал дружеские отношениями часто обменивался мнениями и беседовал на темы очень острые, высказывая суждения, несовместимые с официальными, дружески пожал ему руку.
— Вы не пострадали, Юджин?
— Как видите, Сид, жив и здоров, если не считать, что в голове не все в порядке.
— Думаю, это не только у вас. Это чудовищно! — так же тихо, но энергично произнес Рифлз.
— Не надо сейчас, Сид, у нас будет время поговорить на эту тему. Кажется, нас приглашают.
Дверь в небольшой, но уютно обставленный зал для заседания штаба открылась, и помощник генерала Райт-сайда приглашал офицеров входить.
Генерал Райтсайд, одетый, как в-сегда, строго и аккуратно, сидел на своем месте. Полковник Смит не поверил tсвоим глазам: вместо подтянутого, хотя и немного полноватого генерала, всегда сохранявшего на холеном, моложавом лице выражение своей значимости и некоторого превосходства, что объяснялось и его близостью к самым сильным людям государства, и принадлежностью к тому кругу людей, которых из-за их богатств принято называть настоящими хозяевами Америки, за столом сидел старый, сломленный человек. Его лицо стало одутловатым, вместо обычного румянца на щеках, будто грим, лежал серый налет, под воспаленными глазами набрякли нездоровые мешки, плотно сжатые губы отливали синевой. Сначала Юджин подумал, что это из-за освещения в кабинете. Но потом, присмотревшись, увидел, что яркий, не дающий теней неоновый свет тут ни при чем. Генерал действительно изменился. Теперь это был не человек, сохранявший бодрость, элегантность, выражение холеного довольства даже в очень трудных ситуациях, а настоящий старик, по непонятным причинам одетый в генеральскую форму. И это еще больше подействовало на полковника, чем собственные мучительные раздумья.
Когда все расселись, генерал, тяжело опираясь пухлыми ладонями о стол, поднялся. Он открыл рот, чтобы начать говорить, но слова не слетали с его беззвучно шевелившихся губ. Полковнику стало даже страшно Ему показалось, что генерал сейчас упадет, так и не произнеся тех слов, которые, видимо, приготовил: Но генерал поднял правую руку к лицу, провел ладонью сверху вниз, будто восстанавливая ставшие непослушными мышцы, и глухо, еле слышно, заговорил:
— Наша встреча в такой поздний час, — генерал снова пошевелил беззвучно губами, — а скорее — в столь ранний час, господа, вызвана, как вы понимаете, чрезвычайными обстоятельствами. Не буду излагать своей версии происшедшего. Расследованием займутся специально выделенные для этого офицеры. Скажу только, что во время преступных беспорядков, за которые виновные понесут наказание, погибло двадцать семь американских солдат и два офицера. Потери вьетнамского батальона особого назначения, расквартированного на территории базы по приказу высшего командования, составляют тридцать шесть солдат и четыре офицера. Я не говорю о тех восьми сожженных самолетах, хотя они стоят по меньшей мере двадцать миллионов долларов, — это сделал наш противник, которому мы позволили проникнуть на базу. Я говорю о семидесяти погибших солдатах. Это преступление, за которое нам отвечать всем. Никто не может сказать, что он не имеет к этому отношения. Все — от командующего базой до последнего командира взвода — несут за это ответственность.
Генерал окинул взглядом офицеров, будто рассматривая, нет ли несогласных с его словами. Но офицеры сидели понурые, никто и не собирался возражать.
— Мне стыдно, господа, — сказал генерал, — докладывать в Вашингтон о происшедшем, но я сделаю это, не щадя ни самолюбия, ни чести.
Потом он попросил нескольких офицеров разных служб высказать свою точку зрения на совершившееся, но их выступления были пустыми, никто не располагал фактами, чтобы говорить убедительно или делать определенные выводы.
Генерал был недоволен, но, видимо, понимал, что сейчас многого не добьешься, нужно время, чтобы люди пришли в себя, проанализировали события с разных сторон, сделали из этого анализа выводы и внесли предложения.
Первые лучи солнца ударили в окна, когда генерал закрыл совещание, которое, ничего не прояснив, внесло еще большую сумятицу в головы участников совещания.
В тот же день генерал Райтсайд, обстоятельно обсудив вопрос с представителями особых служб, особенно с офицерами Центрального разведывательного управления, послал министру обороны телеграмму, в которой было сказано лаконично и обтекаемо: «В результате нападения на базу крупных сил противника уничтожено 8 самолетов и погибло около семидесяти солдат и офицеров вооруженных сил США и союзного батальона особого назначения. Приняты ме. ры для ответных акций против Вьетконга, дислокация частей которого позволяет начать решительное наступление с нашей стороны».
Макнамара, выслушав президента, осторожно сказал:
— Наш старый друг Фрэнсис, господин президент, находится на самом остром участке борьбы. Можно понять его беспокойство, потому что противник действительно атакует его непрерывно. Я обязан доложить вам как главнокомандующему, вчера ночью совершено новое нападение на базу, есть материальные и людские потери. Но генерал Райтсайд вместе со своими офицерами вели себя мужественно. Враг отступил, и, как сообщает Фрэнсис, командование базы установило место расположения основных вражеских сил в районе и намерено нанести по ним сокрушающий удар.
— Ты все-таки помоги ему техникой и солдатами, Боб. Пусть Уэстморленд не скупится. Я знаю, он не очень любит нашего друга, но когда идет борьба за великие идеалы, личные симпатии и антипатии должны отступить.
— Конечно, господин президент. Я дам указание командующему перебросить часть сил на базу. Сегодня же дам это указание.
— Когда ты собираешься в Сайгон, Боб? — спросил президент, сразу забывший о проблеме базы, которую считал уже решенной.
Из-под очков в тонкой золотой оправе на президента смотрели очень острые, немного ироничные глаза министра обороны, выражающие сейчас полное довольство тем, как удалось ему повернуть разговор, — накормить волков и оставить овец целыми. Тонкие губы чуть раздвинулись в улыбке, отчего резкие линии складок, сбегающих от крыльев носа к самому подбородку, образовали четко выраженный круг, в котором разместились и широкий рот, и овальный подбородок. Макнамара провел рукой по гладко зачесанным, начинающим редеть волосам, поправил дужки очков, скрытых большими, плотно прижатыми к черепу ушами, согнал с лица улыбку, чтобы президент не спросил, что это его так обрадовало, поспешил ответить ровным, спокойным голосом:
— В самые ближайшие дни, господин президент, я зайду к вам получить указания и для нашего командования, и для сайгонских парней, как вы их называете.
Президент гак и не узнал, что произошло на базе.
Впрочем, и Макнамара узнал об этом только тогда, когда побывал на ней сам, а узнав, не стал обременять президента докладом. Он по-прежнему считал, что президенту не следует вдаваться в детали войны. Но все, что порядком испортило ему настроение, когда он познакомился с делом на месте, он высказал в самой резкой форме генералу Уэстморленду в беседе с глазу на глаз.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Фам Лань обстоятельно доложил о выполнении боевой операции на территории базы и о том, какие неожиданные последствия она вызвала.
— Скажите, товарищ Фам Лань, — спросил член Военного совета Фронта, — как долго вы готовили операцию?
— Сравнительно недолго, примерно месяц. Непосредственно на базе ею руководил товарищ Нгуен Куок, создавший там хорошую и надежную подпольную организацию.
— Это не тот ли офицер, которого мы разыскивали, прежде чем послать вас на задание, связанное с базой? — спросил председатель.
— Да, тот самый, уже не раз выполнявший очень рискованные поручения.
— Не грозит ли ему опасность после всего случившегося?
— На базе прошли аресты среди вьетнамцев, работающих там. Я боялся, что Нгуен Куок окажется в поле зрения контрразведки, и приказал ему покинуть базу, но он доказал мне, что находится вне подозрений, потоку что ему по-прежнему дают важные поручения по ремонту оборудования. А делает он свою работу отлично и быстро. Его ввели непосредственно в ремонтный отряд, которым командует американский военный инженер, у которого Нгуен Куок считается чуть ли не главным помощником. Он даже внес очень ценное предложение по улучшению работы электростанции и получил за него вознаграждение. Когда мы подорвали с его помощью и вывели из строя два агрегата станции — это случилось во время дежурства техников-американцев, — то Нгуен Куок восстановил машины, хотя американцы уже хотели запросить новые агрегаты.
