Лев Никулин - Золотая звезда
– Нет. Разве вот что: скоро зима, вам дровишки понадобятся...
– Мне немного надо, и верующие обо мне помнят. Не извольте беспокоиться.
На этом разговор закончился. Ерофеев простился и вышел. Он полез в бричку и увидел посылку – подарок немцев – на сиденье.
Вечером он сказал по телефону Шнапеку, что священник благодарит за внимание, но подарка не принял: о нём, мол, заботятся верующие.
– Надо было заставить его взять! – крикнул Шнапек.
Ерофеев промолчал. Он много выпил, вернувшись от священника, ему была безразлична грубость Шнапека.
Глава XI
Легкомысленный попутчик
Инженер Головин действительно позаботился о Соне Сосновой и достал ей билет – у них оказались нижние места в одном купе – и трогательно ждал её входа в вокзал. Всё это было очень приятно Соне.
Тронулся поезд; она молча глядела в окно, где мелькали подмосковные дачи, пустынные деревянные платформы, такие оживлённые и шумные в мирные дни.
Ехали молча. Потом Головин, видимо, решив, что молчать невежливо, стал развлекать Соню довольно игривыми рассказами о старом времени, о красавицах.
Стемнело. Головин включил свет и плотно задёрнул занавески. Он достал из чемодана бутылку вина и закуску, аккуратно, даже не без изящества расположил всё это на столике. Соня почти машинально выпила. Головин сидел с ней рядом и продолжал жужжать негромким, вкрадчивым голоском:
– Вот гляжу я на вас – хороша, спору нет, и брови дугой, и румянец, и головка отлично посажена... Эх, кабы вам придать немного жизни, одеть в этакое лёгкое платье с вырезом, причесать по-модному и жемчуга в ушки – была бы прелесть! Ведь жить-то хочется?
Соня улыбнулась. Разговор показался ей странным, и она перевела его на другую тему:
– Вы бывали в Париже? Расскажите мне о нём.
Головин, оказывается, в Париже не был, но бывал в Монте-Карло, жил на Ривьере. Они проговорили до трёх часов ночи. Соседи им не мешали – наверху мирно спали угомонившиеся после московской сутолоки командировочные.
Так прошли первые сутки путешествия. На второй вечер Головин, присев рядом с Соней, вдруг заявил ей:
– Вот что я скажу вам, Софьюшка, – уж позвольте мне так вас называть, – ничего у вас не получилось с сыном Андрея Андреевича, а жить-то ведь хочется... Я по глазам видел, когда вы меня про Париж спрашивали. А приедете в Зауральск – опять сиди в библиотеке среди пыльных книжек и газет, потом возвращайся в холодную комнатку, топи печку, разогревай кашу, пей кипяток без сахара... Знаете что? Поезжайте-ка с вокзала прямо ко мне – и всё!
– Как это к вам, в качестве кого? – удивилась Соня.
– Ну, в качестве... родственницы, что ли... Семьи у меня теперь нет – вот я и привёз из Москвы дальнюю родственницу-хозяюшку. Устроят меня хорошо, будут всякие блага, всё-таки я работник солидный, отношение ко мне соответственное... Что вы на это скажете? Сейчас я совсем одинок, абсолютно одинок. – Головин взял руку Сони в свои руки. – Ну, серьёзно, решайте; можете не сейчас, а завтра... Нам ещё двое суток ехать.
– Георгий Иванович, – с грустью сказала Соня, – если вы хотите, чтобы я относилась к вам дружески, никогда не говорите со мною так.
Глава XII
2500 километров к востоку
В двух с половиной тысячах километров к востоку лежал далёкий город Зауральск. Здесь на заводе «Первое мая» всё делалось без лишних слов и споров.
Главный инженер цеха собирал вокруг себя мастеров и говорил им: «До конца месяца осталось каких-нибудь восемь дней, а у нас шестьдесят процентов плана. Давайте постараемся, сделаем, а то ведь стыдно...»
Он не говорил о том, что их цех под литерой «К» – важнейший цех, что идёт зима, что на фронте ждут снарядов огромной разрушительной силы, снарядов, которые поднимают на воздух блиндажи с семью перекрытиями и разбивают вдребезги бетонные и стальные колпаки дотов. Главный инженер не упоминал даже слова «фронт». Всё было и так понятно. Мастера расходились и говорили девушкам и несовершеннолетним паренькам: «Восемь деньков осталось, надо поднажать, а то опять, как два месяца назад, скажут: «Цех «К» задерживает весь завод».
И этого было достаточно, чтобы девушки и юноши по двое, по трое суток не выходили из цеха.
Всё это казалось здесь обычным, как и то, что завод «Первое мая» был образцовым, хотя шесть месяцев назад он не выполнял плана и впервые приступил к выпуску знаменитых снарядов, которые на фронте называли «Иван Грозный».
Георгий Иванович Головин был новым человеком на заводе, лабораторию его устроили на отлёте, в помещении старых заводских складов.
В этот день Головин был немного недоволен тем, что ему придётся уйти на часок из лаборатории. Его просил зайти инспектор по кадрам Шорин.
Шорин оказался подвижным, рыжеволосым молодым человеком с умными, живыми глазами и тонким, немного длинным носом.
– Ну, вот, наконец ознакомимся, – благожелательно сказал он, – а то, можно сказать, работает у нас на заводе новый инженер, солидный инженер, а я его и в глаза не видал.
Головин поблагодарил Шорина за «солидного инженера».
– А как же – письмо Хлебникова, затем я вашу анкету читал, с интересом читал и удивлялся – вот стаж! Вы у Густава Листа тоже работали?
– У кого? У Густава Листа? Никогда не работал. Вообще я не работал в немецких фирмах...
– Должен вам сказать, вы задумали полезное дело, но мне всегда казалось, что заменители цветных металлов прежде всего нужны в авиастроении...
– Я и сам так думал, в Москве всё было налажено, чтобы я устроился у Владимирцева, но я сам не хотел таких масштабов...
– Падать – так с большой колокольни!
– Нет, всё же я предпочитаю свалиться с маленькой, хоть цел останешься... Но, кроме шуток, наш завод – я говорю уже «наш» – не такая уж маленькая колокольня, во всяком случае, звон этой колокольни слышен на всех фронтах... Так что не прибедняйтесь.
Время шло, разговор затягивался, но собеседники не замечали времени, пока Головин не взглянул на часы.
– Ну, а как в смысле бытовых условий вы устроились, Георгий Иванович?
Головин ответил, что с этим пока трудновато, комнатка мала, холодно, но всё устроится. Пока приходится работать в читальне Дворца культуры.
– А так у меня всё в порядке. Пропуск на завод, удостоверение, ордер на комнату...
– В цех «К» получили пропуск?
– По положению, не работающие в цехе «К» получают только разовые пропуска... Сегодня собираюсь побывать и в этом цехе.
Затем они простились. Однако личное дело Головина ещё долго лежало на письменном столе Шорина.
От Шорина Головин отправился за пропуском в цех «К» и, получив его, пересёк длинный заводской двор, прошёл через особую калитку и увидел ничем не примечательное длинное кирпичное здание.
В цехе «К» Головин оставался недолго. Он сделал вид, что его интересовали только некоторые детали снаряда, а совсем не вещество, которым он заряжался. Как бы мимоходом Головин спросил у главного инженера цеха о взрывчатой силе этого вещества и получил ответ, что количества, находящегося в цехе, хватит для того, чтобы уничтожить всё живое на два километра в окружности.
Головин несколько минут стоял как бы в раздумье, рассматривая зеленоватое вещество на ладони инженера и стоявшие в стороне металлические запечатанные ящики. Он в это время думал о том, что одной пули из пистолета «Вальтер», выпущенной в такой ящик, достаточно, чтобы вызвать катастрофу. Впрочем, Головин не мог знать, что металлические ящики были в это время пусты, в них не было ни грамма взрывчатого вещества для снарядов инженер-майора Юрченко.
Головин простился с главным инженером цеха и вышел.
Когда калитка за ним закрылась, Головин снял кепи и вытер выступивший на лбу пот.
Точно опасаясь, что кто-нибудь может прочесть его мысли, Головин быстро пересёк заводской двор и через проходную вышел на улицу.
Глава XIII
Однажды вечером
В первый же день после возвращения в Зауральск Соню Соснову вновь охватила грусть по оставленной Москве. В столице её наполняло ощущение близости фронта. Серебристые аэростаты заграждения среди золотой листвы бульвара, фронтовые «эмки» и «зисы», зелёные «доджи» и «форды», юркие «виллисы» на улицах и площадях. Офицеры и солдаты, только что миновавшие московские заставы и взволнованные тем, что они в столице. Танк с открытым люком, из которого глядело лицо танкиста в шлеме, похожем на каску греческого воина. Эти московские военные ночи, пустынные, тёмные улицы, гулкий шаг ночных патрулей и луч прожектора, уставившийся в тёмное звёздное небо.
Соне казалось, что люди в Зауральске слишком спокойны, слишком уверены в себе, и в будущем. Возвращаясь домой, она глядела в освещенные окна, ей представлялось, что в этих домах мало думают о том, что происходит за две с половиной тысячи километров к западу.
