Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля
– Вот уж не думал… – брякнул Ян-Казимир, подбоченясь, – …что следует готовиться, да к тому же «с особой тщательностью».
– Но согласитесь, после многотрудного свидания с любовницей опасно встречаться со всякой женой. Что уж говорить о королеве.
32
Увидев у заезжего двора, в котором он остановился, Карадаг-бея, Хмельницкий как-то сразу почувствовал себя увереннее. Теперь в Бахчисарае у него появился сильный, влиятельный союзник. Значительно влиятельнее, чем грек Кремидис, которого он тоже давно причислил к своей дипломатической рати.
– Одного не пойму, Карадаг-бей, как вы столь быстро сумели переправиться на этот благословенный полуостров? – приветствовал его полковник. Встреча с Ислам-Гиреем наконец состоялась, и Хмельницкий остался ею доволен. Ему мучительно было бы осознавать, что дни, проведенные в Бахчисарае, завершились ничем. – Мне сказали, что вы будто бы вернулись в Таврическую степь, к своему отряду.
– Просто все вы: и татары, и казаки, по духу своему – кочевники. Вам доступна только степь, по которой кочуете под ветрами, как перекати-поле. А я метнулся к морю, где меня ждал припрятанный до лучших времен челн с четырьмя гребцами и надежным парусом. И высадили они меня прямо напротив Бахчисарая, нужно было только перевалить через горы.
– Вот он – истинный путь на Крым. Вчера вечером я уже успел повидаться с ханом.
– Вчера вечером я уже знал об этом.
– Четыре гребца и надежный парус на припрятанном челне… – завистливо согласился полковник, признавая несоизмеримость их возможностей. Сошел с коня и предложил Карадаг-бею быть его гостем.
– Вы приглашаете меня сюда?! – высокомерно спросил советник хана. – Ну, спасибо, полковник. Кто куда прибыл: вы ко мне в Крым или я к вам на Сечь? Поэтому не я, а вы станете моим гостем. Не волнуйтесь, это недалеко. Тем более что завтра хан все равно не сможет принять вас. Встреча перенесена на послезавтра, на утро.
Хмельницкий удивленно взглянул на Карадаг-бея.
– Неужели вы считаете, господин полковник, что вчера он принял вас потому, что узнал о красавце-коне, которого вы собираетесь поднести ему в дар и которого ваши казаки строго охраняют в конюшне заезжего двора? Смиритесь с тем, что о коне и прочих дарах он тоже узнал от меня. Что вы так удивленно взираете на меня, полковник? Это в степи я был несостоявшимся правителем несуществующей Великой Тавриды, или Тавристана. Здесь же я все еще советник хана. И что-то вроде начальника его личной охраны.
– То есть встречей с Ислам-Гиреем я обязан вам? Я все верно понял?
– Главное, что она состоялась, – рассмеялся Карадаг-бей. – Прикажите своим воинам и слугам готовиться к переезду.
– Вы настолько довольны нашей встречей, что создается впечатление, будто сами заинтересованы в ней.
– Позвольте ответить лишь на первую часть вопроса, полковник. Я не очень доволен результатами вашей первой беседы. Ожидал большего.
Дальнейшие объяснения Хмельницкому не понадобились. Не прошло и часа, как легкая дорожная карета, в которой сидели он и Карадаг-бей, а также конные казаки, сопровождавшие полковника, предстали перед небольшим, выстроенным в рыцарском стиле замком, возвышавшимся на двух уступах горы. К нижней части подходила вымощенная булыжником дорога, к верхней вела едва приметная тропа, по которой опасно было подниматься даже всаднику. На склоне тропа раздваивалась и одна часть уводила в поросший кустарником горный овраг, по которому беглецы из замка могли уходить дальше в горы.
Мощные стены, узкие стрелецкие бойницы, между которыми виднелось несколько отверстий пошире – для орудий; массивные дубовые ворота, намертво перехваченные железными крестовинами, – все свидетельствовало о том, что люди, возводившие сооружение, думали не об уютной жизни, а о надежном прибежище на случай нападения.
– Эту цитадель начал строить еще мой прадед. Завершали дед и отец. Мне осталось лишь немного видоизменить внутренние строения, чтобы они больше напоминали флигеля французского дворца, нежели восточного караван-сарая, – коротко объяснил Карадаг-бей, когда ворота закрылись и они оказались посреди двора, в который мастера удачно превратили обширный скальный выступ.
Хмельницкому нравилось здесь буквально все. Небольшой бассейн, чаша которого тоже была выдолблена в скальном грунте, представлялся достаточно глубоким, чтобы в нем можно было купаться; кроны двух абрикос создавали призывную тень, а расставленные по периметру двора четыре настоящих крепостных орудия, возведенные на каменные лафеты, обнюхивали стволами неширокий подъезд к замку, напоминая всякому, кто попытается проникнуть сюда, что возводили эту обитель мастера, привыкшие не к роскоши, а к войне.
Полковнику вдруг показалось, что всю жизнь он только и мечтал о таком замке, который стал бы и родовым гнездом Хмельницких и родовой цитаделью их чести. Не то что подверженный налету любого проходимца его хуторок Субботов, неподалеку от Канева.
Однако он прибыл сюда не для того, чтобы расточать восхищения.
– Извините, Карадаг-бей, но все же мне не совсем понятен ваш интерес ко всей той кампании, которую мы затеваем против Польши. – Теперь Хмельницкий понимал, почему европейским стилем жизни совращал хана именно Карадаг-бей. Оказавшись в его покоях, полковник не мог отделаться от мысли, что опять попал в один из дворцов Франции или в замок польского аристократа, в стенах которого больше общались по-французски, нежели по-польски.
– Вас удивляет все это? – обвел рукой хозяин, приглашая его в небольшой банкетный зал, где слуги успели накрыть на стол, на котором исходили ароматами истинно восточные блюда.
– Уже нет.
– Даже то, что, попав в мой замок, чувствуете себя так, будто находитесь в трех милях от Парижа?
– Скажу вам больше: с некоторых пор я не удивляюсь даже тому, что могущественный Ислам-Гирей все чаще посматривает на запад, нежели на восток, чем очень озадачивает не только местных исламистов, но и стамбульских правителей.
– Скорее огорчает, – уточнил Карадаг-бей. – У меня закралось подозрение, что вы успели побывать в последнем осколке Византии, в котором, словно на Ноевом ковчеге, все еще держится на плаву досточтимый греческий князь Кремидис.
– У него титул князя?
– Хотя и скрывает это от всех смертных.
– О, тайны Бахчисарайского двора! Мне их не постичь.
– А зачем постигать? Теперь, когда вы оказались за этими стенами и над вами больше не витает угроза ареста или убийства из-за угла…
– Вы опасались, что меня могут убить?
– …Вы можете себе позволить просто пить это прекрасное вино… – «не расслышал» его вопроса Карадаг-бей.
– Которое, могу поклясться, доставлено сюда из ресторанчика все того же греческого князя Кремидиса…
– …Вдыхать воздух весенних гор и наслаждаться красотой моих наложниц.
– Вот этого я опасаюсь. Тем более что пока что в этом суровом рыцарском замке мне не пришлось усладить взор ни одним женским силуэтом, не в обиду вам будь сказано, Карадаг-бей.
– Этим невозможно не обидеть. Но у меня есть оправдание. Сюрпризы обычно приберегают напоследок, на прощание.
– Уже заинтригован.
Вино было прекрасным. Как и плов, шашлык, бастурма и еще какие-то заумные блюда, названия которых Хмельницкому не дано было запомнить.
После ужина советник хана показал ему все комнаты, тайные закутки и мрачные переходы замка, который изнутри представлялся Хмельницкому более просторным, нежели снаружи. К тому же значительная часть комнат располагалась как бы в подземелье, где все было построено таким образом, чтобы, оказавшись в осаде, обитатели замка могли еще какое-то время сражаться здесь, словно в подземной крепости, со своими воротами, несколькими мощными дверьми, колодцем и уводящим в горы подземным ходом.
Осмотрев все это, Хмельницкий вновь по-доброму позавидовал Карадаг-бею. Его владения в Субботове, которыми он так гордился и, отстаивая которые, потрепал себе столько нервов, казались ему теперь жалким пристанищем бедного хуторянина.
– Зачем, обладая всем этим, вы ходите в степь, Карадаг-бей? – задал он вопрос, который мучил его с той самой минуты, когда увидел башни замка.
– Это невозможно объяснить. Я рожден для войны и походов. Этот замок служит лишь временным прибежищем, в котором можно отдышаться, зализать раны и подумать над будущим. Это замок мечтаний. Возвращаясь в него, словно бы переношусь в иной мир.
– Вы говорили, что хотите создать свою державу, некое степное королевство или что-то в этом роде. Эта мысль возникла у вас с ханского благословения?
– Естественно.
– И связана с тем, что в Буджакской орде засели сторонники свергнутого с бахчисарайского трона брата Ислам-Гирея, которого, если мне не изменяет память, зовут или звали, не знаю, жив ли, Махмуд-Гиреем?
Они стояли посреди мрачного, едва освещаемого двумя светильниками подземелья, и Карадаг-бей сосредоточенно молчал. Казалось, что он решает для себя, стоит ли выпускать из этой темницы человека, рискнувшего посягнуть на одну из ее тайн?
