Энтони Дорр - Весь невидимый нам свет
– Я обожаю печенье-зверушек, Mutti[53], – говорит он.
– Знаю, Макс.
Альберт отвозит их домой на маленьком громыхающем «НСУ Принц-4». Ютта достает из сумки стопку итоговых годовых контрольных и садится на кухне их проверять. Альберт ставит воду на макароны и начинает жарить лук. Макс достает из ящика лист чистой бумаги и начинает складывать самолетик.
В дверь стучат: раз, два, три.
У Ютты бешено колотится сердце. Карандаш зависает над тетрадью. Какие глупости! Это просто соседка, приятельница или Анна, маленькая подружка Макса, которая вместе с ним строит сложные города из пластмассовых кубиков. Только Анна стучит иначе.
Макс, держа самолетик в руках, несется к двери.
– Кто там, малыш?
Мальчик не отвечает – это значит, что пришел кто-то незнакомый. Ютта идет в прихожую и видит, что в двери стоит великан.
Макс скрестил руки на груди, потрясенный и заинтригованный. Самолетик лежит на полу у его ног. Великан снимает кепку. Его огромная голова блестит лысиной.
– Фрау Ветте?
На нем непомерных размеров серый спортивный костюм с бурыми лампасами по бокам, молния на куртке застегнута до подбородка. Он робко протягивает ей выцветший вещмешок.
Уличные хулиганы. Ганс и Герриберт. Исполинский рост незнакомца вызывает в памяти их всех. Ютта уверена, что этот человек много куда заходил без стука.
– Да?
– Ваша девичья фамилия Пфенниг?
Еще то того, как она кивает, до того, как он говорит: «У меня тут для вас кое-что», ей становится ясно, что речь пойдет о Вернере.
Великан идет за ней, шурша нейлоновыми штанами. Альберт поднимает взгляд от плиты и удивленно вздрагивает, но говорит только «здравствуйте» и «осторожнее», указывая шумовкой на лампочку, в которую великан едва не врезался лбом.
Он предлагает поужинать, великан соглашается. Альберт отодвигает стол от стены и ставит четвертую тарелку. Фолькхаймер на деревянном стуле с подлокотниками напоминает Ютте картинку из Максовой книжки: слон, втиснувшийся в самолетное кресло. Вещмешок, который он принес, остался в передней.
Разговор начинается медленно.
Он ехал несколько часов на поезде.
Сюда от вокзала шел пешком.
Нет, хереса он не будет, спасибо.
Макс ест быстро. Альберт – медленно. Ютта прячет руки под себя, чтобы не видно было, как они дрожат.
– Когда они нашли адрес, – говорит Фолькхаймер, – я спросил, нельзя ли мне съездить самому. Тут письмо приложено, видите?
Он вынимает из кармана сложенный лист бумаги.
За окном проезжают машины, щебечут птицы.
Ютте не хочется брать письмо. Не хочется слышать того, ради чего этот огромный человек ехал так долго. Целыми неделями она не позволяет себе думать о войне, о фрау Елене, о страшных месяцах в Берлине. Теперь она может покупать мясо каждый день, а если в доме становится прохладно, поворачивает вентиль на кухне, и батареи сразу становятся горячее. Ей не хочется быть как те старухи, которые только и думают что о прошлых несчастьях. Иногда она смотрит в глаза старших коллег и гадает, что они делали, ко гда электричество выключалось, а свеч не было, когда в дождь протекал потолок. Что они видели. Лишь очень редко она позволяет себе думать о Вернере. Во многих смыслах память о брате пришлось упрятать подальше. Учительнице математики в семьдесят четвертом году лучше не рассказывать коллегам, что ее брат учился в учреждении национал-политического образования Шульпфорты.
– На востоке, да? – спрашивает Альберт.
Фолькхаймер говорит:
– Мы вместе учились в школе, вместе попали на фронт. Были в России. Еще в Польше, на Украине, в Австрии. Потом во Франции.
Макс жует нарезанное дольками яблоко. Он говорит:
– А сколько в вас роста?
– Макс, – одергивает его Ютта.
Фолькхаймер улыбается.
– Он ведь был очень способный, да? – спрашивает Альберт. – Юттин брат?
– Очень, – отвечает Фолькхаймер.
Альберт спрашивает, не хочет ли он добавки, предлагает соль, снова предлагает хереса. Он младше Ютты, в сорок пятом, девятилетним ребенком, бегал курьером между бомбоубежищами.
– Последний раз я видел его в Сен-Мало, на северном побережье Франции.
Из ила Юттиных воспоминаний выплывает фраза: «Сегодня я хочу написать тебе про море».
– Мы провели там месяц, и мне кажется, тогда он влюбился.
Ютта выпрямляется на стуле. Мучительно ясно, что слова ничего не передают. Северное побережье Франции? Влюбился?
Ничего на этой кухне не исцелится. Есть горе, которое невозможно унять.
Фолькхаймер встает из-за стола:
– Я не хотел вас огорчить.
Он такой огромный, когда стоит, что все они чувствуют себя карликами.
– Все хорошо, – говорит Альберт. – Макс, будь другом, проводи гостя во дворик. Я принесу пирог.
Макс открывает перед Фолькхаймером стеклянную дверь, и тот проходит нагнувшись. Ютта составляет тарелки в раковину. Она очень устала и хочет одного: чтобы великан ушел и забрал с собой вещмешок. Чтобы жизнь вернулась в свою колею.
Альберт трогает ее за локоть:
– С тобой все хорошо?
Ютта не отвечает ни «да», ни «нет», только медленно проводит рукой по бровям.
– Я люблю тебя, Ютта.
За окном Фолькхаймер стоит на коленях рядом с Максом. На бетонных плитах лежат два листа бумаги, и, хотя Ютта не слышит голосов, ей понятно, что великан учит Макса складывать самолет. Макс внимательно следит, переворачивает лист вслед за Фолькхаймером, сгибает в тех же местах, слюнявит палец, чтобы придавить складки.
Довольно скоро у каждого в руках по самолетику с большими крыльями и раздвоенным хвостом. Фолькхаймер запускает свой – тот плавно летит через весь двор и врезается носом в ограду. Макс хлопает в ладоши.
Макс в сумерках смотрит на свой самолетик, проверяет наклон крыльев. Фолькхаймер стоит рядом с ним на коленях и терпеливо кивает.
– И я тебя люблю, – говорит Ютта.
Вещмешок
Фолькхаймер ушел. Вещмешок лежит на тумбе в прихожей. У Ютты нет сил на него глядеть.
Она помогает Максу надеть пижаму, целует его в лоб и говорит: «Спокойной ночи». Потом чистит зубы, стараясь не глядеть на себя в зеркале, подходит к входной двери и долго смотрит через стекло на улицу. В подвале Альберт гоняет поезда по тщательно раскрашенному миру, под виадуками, по электрическому подъемному мосту; они жужжат тихо, но неотвязно, и этот звук отдается в дощатых стенах.
Ютта приносит вещмешок в спальню, кладет на пол и проверяет еще одну контрольную. Потом еще одну. Поезда ненадолго останавливаются, затем возобновляют свое монотонное жужжание.
Она берется за третью контрольную, но не может сосредоточиться: числа сползают вниз страницы, наезжают друг на друга, превращаются в бессмысленную мешанину. Ютта кладет мешок на колени.
Когда они только поженились и Альберт уезжал в командировки, она просыпалась до зари и вспоминала первые ночи перед отъездом Вернера в Шульпфорту. Тогда боль разлуки с ним возвращалась в полную силу.
Молния на старом вещмешке открывается неожиданно легко. Внутри толстый конверт и что-то завернутое в газету. Ютта разворачивает ее и видит игрушечный домик, высокий и узкий, размером примерно с кулак.
В конверте тетрадь, которую она отправила брату тридцать лет назад. Его вопросник. Неровные строчки загибаются кверху. Рисунки, чертежи, списки.
Что-то вроде блендера с педалями, как у велосипеда.
Мотор для игрушечного самолета.
Зачем рыбам усы?
Правда ли, что ночью все кошки серы?
Почему, когда молния ударяет в море, все рыбы не погибают?
Через три страницы она вынуждена закрыть тетрадь. Воспоминания кувыркаются в голове, скачут по комнате. Кровать Вернера на чердаке, стена обклеена пейзажами воображаемых городов. Аптечка, приемник, антенна, пропущенная в окно и зацепленная за скат крыши. Внизу гудят поезда, проезжая по трехуровневому макету, в соседней комнате ее сын с кем-то сражается во сне, губы бормочут, веки подрагивают, а Ютта уговаривает цифры в контрольной вернуться на свои места.
Она снова открывает тетрадь.
Почему держится узел?
Если пять кошек ловят пять крыс за пять минут, сколько нужно кошек, чтобы поймать сто крыс за сто минут?
Почему флаг колышется на ветру, а не стоит прямо?
Между двумя последними страницами вложен старый запечатанный конверт. На нем написано «Фредерику». Фредерик – школьный товарищ.
Вернер писал о нем, о мальчике, который любит птиц.
