Богдан Сушинский - На острие меча
– Это довольно далеко. К тому же я не уверена, что маркиза сможет принять вас.
– Я и не собираюсь напрашиваться на прием. С меня хватит кардинала Мазарини, – рассмеялся д'Артаньян.
– Удачная шутка. Но я имела в виду нечто другое: вряд ли она впустит вас в «Лесную обитель», чтобы вы могли повидаться с интересующей вас пансионессой.
– Вы разочаровываете меня, герцогиня. Бывали случаи, когда дамы действительно не впускали меня к себе. Но среди них не было владелиц пансионатов.
– Видите ли, маркиза Дельпомас как раз из тех, устойчивых, дам, – холодно заметила д'Анжу. – Она не любит, когда кто-либо, пусть даже из очень известных в Париже людей, сует свой нос в любые ее дела. Но особенно подозревает тех, кто пытается интересоваться пансионатом Мария Магдалина.
– Мне нужно оплатить пребывание одной из пансионесс – только-то и всего. Да еще – передать ей привет от брата, сражающегося сейчас под Дюнкерком. Этого аргумента для вас достаточно?
Вместо того чтобы немедленно ответить, герцогиня отстраненно смотрела куда-то вглубь парка и лишь после напоминающего покашливания мушкетера задумчиво произнесла:
– Я и не собиралась подозревать вас в любовной связи с одной из девушек маркизы, поймите меня правильно. Речь идет о разумной и вполне обоснованной осторожности самой маркизы Дельпомас. Кроме того, интересующий вас пансионат Мария Магдалина находится почти в десяти милях от Парижа.
– Так далеко? Странно. Со слов барона следовало, что он расположен где-то на окраине.
Герцогиня вновь промолчала. Пауза затянулась. Д’Артаньян почувствовал, что разговор зашел в тупик и пора прощаться.
– С этих же слов вы могли бы также понять и другое – что барон до сих пор так и не удосужился навестить свою сестру Лилию фон Вайнцгардт. А посему – откуда ему знать расстояние?
– Вайнцгардт? Разве я назвал ее фамилию? Нет? Вам настолько хорошо известны все пансионессы Марии Магдалины, что по одному упоминанию титула способны установить, о ком речь?
– А почему бы мне не знать их? – резко сменила тон герцогиня. – И почему это вас удивляет, граф? Меня ведь не удивляет, что с вопросом о пансионате вы обратились именно ко мне, а не к кому бы то ни было другому.
Первым желанием, охватившим д'Артаньяна, было тотчас же оправдаться, доказать, что выбор на нее пал случайно. Просто она оказалась первой, кого он встретил в Лувре, и это было бы святой правдой. Но что-то вновь остановило мушкетера. Очевидно, интуиция, выработанная в парижских салонах. А еще сработало святое правило: «Не спеши оправдываться. Попытайся извлечь выгоду из ошибки подозревающего тебя».
– Меня всего лишь удивила смелость вашего ума, герцогиня. Как быстро вам удалось сообразить, что мои хлопоты связаны с Лилией фон Вайнцгардт. Но, само собой разумеется, вопрос был задан вам не случайно. Мне сказали, что вы покровительствуете пансионату. И что…
– Кто сказал? – мгновенно отреагировала герцогиня.
– Разве это важно?
– Я спрашиваю: кто сказал? И если уж спрашиваю, значит, важно.
– Один знакомый.
– Все тот же барон фон Вайнцгардт?
– Все тот же.
– Или, может быть, пройдоха Мазарини? – это уже был настоящий допрос.
– Клянусь пером на шляпе гасконца.
– Вам пришло в голову интересоваться пансионатом у кардинала? Ну, признайтесь же.
– Такое мне бы просто не могло прийти в голову.
– Но вы отпрашивались у него. Вам понадобилось несколько дней отпуска. А принц де Конде сейчас на фронте, как и все прочие ваши командиры. Словом… Да убирайтесь же вон! – вдруг рявкнула герцогиня, прервав себя на полуслове. – Когда вы понадобитесь – вас позовут, недоносок в чиновничьем сюртуке!
Прошло несколько мгновений, прежде чем д'Артаньян сообразил, что герцогинино «убирайтесь вон!» относится вовсе не к нему, а к чиновнику, который уже однажды возникал у них на виду. Оказывается, он опять посмел появиться в ротонде, всего лишь заглянуть. Но этого было достаточно, чтобы вызвать гнев мадам д'Анжу.
– Поэтому-то вы и обратились к Мазарини, – продолжила герцогиня почти на той же ноте, на какой учинила изгнание недоноска. – А уж он-то, ублюдок в кардинальском плаще, пардон… Навел вас на меня. Разве я не права?
– Не правы.
– Совсем? Мне важно знать, интересуется ли кардинал пансионатом.
– Никакого намека на интерес.
Герцогиня глубоко вздохнула и почти мгновенно успокоилась. Д'Артаньян так и не понял, что подействовало на нее.
– Значит, направил вас сюда все-таки барон фон Вайнцгардт?
– И никто другой.
– А что собой представляет этот барон? – уже с чисто женским любопытством поинтересовалась герцогиня.
– Холост. Саксонец. По-саксонски богат. Но богат в Саксонии, а не во Франции. Здесь он бедствует, как и все наемники. Наемник там, где война, а все воюющие короли бедны.
– Когда вы намерены отправиться в «Лесную обитель»?
– Завтра. Если только…
– Где вы остановились?
– Пока нигде. Мой слуга подыскивает постоялый двор. Или квартиру.
– Жду вас вечером у себя, на улице Павших Рыцарей. А утром вас будет ждать мой экипаж. Такое начало знакомства с баронессой Лили Вайнцгардт вас устраивает?
– Ничем не хуже всех остальных вариантов, герцогиня.
44
Проводив лейтенанта, Улич хотел вернуться в свою небольшую, прилепившуюся к ограде, пристроечку, в которой раньше жил садовник. Теперь же в этом домике, осуществляя охрану князя, по очереди ночевали он и Хозар. Да еще иногда оруженосец Улаф, хотя этому молчаливому суровому верзиле-шведу они тоже не особенно доверяли.
Он уже приблизился к двери, как вдруг заметил у калитки чью-то тень. Нет, это был не Кара-Батыр, татарина он распознал бы сразу. К тому же тот сидел в домике и допивал остатки вчерашнего пива. Да и фигура была явно женская.
– Ты, Власта?
– Попробовал бы не узнать, – рассерженно прошептала девушка. – Полчаса стою здесь – и словно бы не замечаешь.
– Не заметил, мощи святой Варвары. Эта калитка у них не открывается. Войди вон там.
– Я же не входить пришла, – прошептала она, ухватившись руками за железные прутья, словно пыталась протиснуть между ними лицо. – Наклонись, кое-что скажу.
Ничего не понимая, Улич наклонился и тотчас же ощутил на небритой щеке своей прикосновение пухлых девичьих губ.
– Ну что ты еще раз подставляешь? Я же не буду целовать тебя много раз.
– Но еще хотя бы раз.
– Нет, вы видели такое: он уже торгуется! – возмутилась Власта.
– Тогда чего примчалась?
– Скажи, графиня, ну та, француженка, здесь?
– Не знаю.
– Я же не для того целовала тебя, чтобы врал.
– Кажется, заходила, – подтвердил Улич, немного замявшись.
– Там она. Я почувствовала, что придет именно сегодня. Не стерпела, примчалась. Да вон и смех ее. Господи, надо же так ржать!
– Так ты что, мощи святой Варвары, собралась идти и волоком выволакивать ее оттуда? Заметит князь – и тебе, и мне несдобровать.
– Значит, все верно. Я не ошиблась: она здесь. – Власта повернулась спиной к Уличу и, довольная собой, осела, припав спиной к ограде и прислонившись к ней головой.
– Тебе какое дело до них? Не жена ты князева и никогда не будешь ею, – грубо обронил Улич. – И нечего по дворам ревности разносить. Возвращайся в свою хибару, к своей «зрячей» слепой, и сиди там.
– Так ты решил, что я примчалась сюда из ревности? – удивленно спросила Власта, подставляя лицо лунному сиянию. – Ну да, именно так ты и решил. Ошибаешься. Ольгица многое передает мне. Переводит на меня все те силы и всех покровителей, которые помогают ей. Хочет, чтобы стала такой же ясновидящей, как она. Но у меня это не получалось. Многое получалось – а это нет. И вдруг… Я все это увидела. Ольгица говорила мне: начнешь видеть только тогда, когда захочет видеть твоя душа. И вот сегодня… Я видела все это.
– Что же ты увидела такого, что примчалась сюда? Только говори потише.
– Ну, все…
Дверь мансарды открылась, и в лунном квадрате появилась графиня. С такого расстояния Улич не мог видеть, одета она или все еще нагая. И не мог понять, что она сказала, любуясь лунным сиянием, ибо сказано было по-французски.
Улич и Власта замерли, следя за Дианой. Сейчас, когда рядом с ним была Власта, ротмистр уже не завидовал Гяуру. Единственное, чего ему хотелось, – чтобы князь узнал, что Власта здесь. Тогда поостерегся бы сам и позавидовал ему.
– Бесовская ночь, князь, не правда ли? – рассмеялась Диана.
– Безумная.
– Нет, мой храбрый князь, такие ночи не для войны.
– Увидишь, когда захочет увидеть душа, – вот как сказала Ольгица, – полушепотом повторила Власта, как только силуэт графини растворился во мраке мансарды. – И моя душа захотела.
– Лучше бы ей не хотелось этого, твоей бабьей душе, – сочувственно прокряхтел Улич. – Слава богу, что ты покорная; другая такое устроила бы, мощи святой Варвары…
– Ты все еще об этой француженке? Зачем? Она всего лишь любовница! Просто мне нужно было убедиться. Теперь я все знаю.
