Антон Кротков - Воздушный штрафбат
Попав в новый коллектив, майор приживался в нем трудно. В результате тяжелого ранения, изуродовавшего лицо Церадзе, и какой-то личной драмы он сделался нелюдим. В редкие часы отдыха, когда летчики ходили на танцы, грузин лежал на своей койке и читал книгу или просто о чем-то мрачно думал. В общих разговорах, игре в шахматы, домино и преферанс участия не принимал.
Многим такое поведение казалось заносчивостью человека, который просто чурается иметь дело с осужденными сослуживцами. Только Нефедов знал, что когда-то «бирюк» был совсем другим: веселый, артистичный, чрезвычайно щедрый черноволосый красавец-южанин в любой компании быстро становился своим. Его утонченные кавказские тосты, прибаутки и свежие анекдоты мгновенно делали Церадзе общим любимцем. Борис не узнавал старого знакомого.
В бою же Царь, — как майора прозвали в полку, — превращался в одержимого манией убийства и равнодушного к опасности маньяка. Ведомые не могли угнаться за стремительно перемещающимся и рвущимся в самое пекло кавказцем. Нефедов несколько раз просил приятеля не лезть на рожон без надобности и заботиться о своем ведомом. Царь вспыльчиво отвечал, энергично жестикулируя:
— Если он боится, пусть летает с кем-нибудь другим! А я готов воевать в одиночку.
Появилась в поведении Церадзе еще одна странность. Он не скрывал, что презирает женщин. Впрочем, служащие в полку на различных вспомогательных должностях девушки и сами побаивались мрачного грузина со страшной маской вместо лица.
Но однажды произошла история, после которой заледеневшее сердце грузина начало потихоньку оттаивать. Вечером того дня командир послал своего заместителя слетать на разведку. Вернулся с задания майор уже затемно. В столовой ему должны были оставить ужин. Георгий дал поручение своему механику и знакомой тропинкой направился к кухне. Все уже давно поели, поэтому обычного смеха и шуток со стороны столовой слышно не было. Но тут Церадзе услышал вкрадчивый голос особиста Лакеева. Он разговаривал с какой-то девушкой, причем очень грубо:
— Не согласишься по-хорошему, я тебе такое устрою, что сама на коленях приползешь, только поздно будет. Подумай хорошенько, ты же умная, в институте до войны училась. Вот видишь, я о тебе все знаю.
Георгий остановился. Разговор происходил у полуоткрытой двери кухни. Просачивающийся из помещения слабый свет коптилки едва освещал лица мужчины и его собеседницы.
Церадзе узнал в девушке скромную официантку Свету. «Мало ему бойких подружек, за эту тихоню взялся. А ведь прижмет ее так, что никуда не денется, придет к нему в бытовку», — с отвращением подумал о похотливом чекисте Георгий. Он сошел с тропинки и, стараясь не шуметь, леском стал обходить парочку, чтобы войти в столовую.
— Извините, товарищ майор, но я должна идти, — тем временем с мольбой в голосе сказала Лакееву девушка, — у нас через семнадцать минут построение. От старшины попадет, если опоздаю.
— Забудь про старшину, — возбужденно задышал чекист. — Я ей прикажу, эта дура тебе портянки стирать будет.
Чекист обнял девушку. Она стала сопротивляться. Началась борьба. Георгий уже входил в кухню, когда услышал изумленный девичий вскрик и злой голос Лакеева:
— Это тебе, сука, чтобы не кусалась!
Послышался звук нового удара. Георгий поспешил на выручку девушке. По дороге ему очень кстати подвернулся таз с приготовленными для мойки кухонными ножами. Майор схватил два тесака для разделки мяса…
Лакеев с ужасом смотрел на страшного черного человека, внезапно появившегося из леса и чуть не пришпилившего его, словно бабочку булавкой, к ближайшей березе. Оба ножа потомственный танцор-кинжалист «положил» впритирку к голове насильника. Особист не мог произнести не слова. От страха у него что-то заклинило в голове, и толстяк только открывал и закрывал рот, словно рыба.
— Спасибо вам! — сквозь слезы благодарно крикнула Церадзе официантка и бросилась бежать.
Лакеев не посмел пожаловаться на совершившего на него «покушение» летчика. Он прекрасно понимал, что если история получит широкую огласку, то Нефедов сразу встанет на защиту Церадзе. У этих «летунов» чрезвычайно развита взаимовыручка. Это очень осложняло работу особого отдела. А ведь Лакееву начальство спускало план, и он обязан был его выполнять…
На следующий день в столовой во время завтрака официантка, улучив момент, вновь тихо шепнула Георгию: «Спасибо вам!» Теперь, случайно встречаясь, они стали здороваться, как хорошие друзья. Георгий не мог не видеть, как, едва завидев его, девушка вся преображается: на лице появляется приветливая улыбка, глаза начинают лучиться.
А потом Георгий попал в аварию и получил небольшое сотрясение мозга. При посадке шасси его самолета угодило в небольшую ямку, подломилось и истребитель перевернулся. Светлана начала навещать его в санчасти. А когда Георгий выписался, их отношения продолжились. Не было никакого взрыва страстей, страстных объяснений. Просто однажды взаимная привязанность двух одиноких людей, основанная на благодарности за то, что тебя готовы выслушать и понять, переросла в нечто большее.
Светлана тоже была намного моложе сорокалетнего мужчины, но как же эта девочка отличалась от его бывшей знакомой — юной кокетки Лели! Той всегда что-то было нужно от обеспеченного ухажера, эта же стремилась дать сама — душевную теплоту, внимание. Каким-то чудесным образом Светлана поняла истерзанную душу своего друга и по-женски мягко принялась лечить ее, говоря, что всегда хотела иметь рядом именно такого мужественного сильного человека:
— Это ничего, что у вас такое с лицом, — простодушно однажды призналась Георгию девушка. — Зато сразу видно, что в тяжелые годы вы в тылу не отсиживались. Да и женщине спокойней, когда она знает, что суженого не уведет соперница.
Во время активных боевых действий, возвращаясь на аэродром заправить самолет и пополнить боекомплект, Георгий обязательно низко проходил над столовой. Если сбить никого на этот раз не удалось, — просто приветливо покачивал крыльями. В случае же успеха крутил «бочки» по числу сбитых врагов.
— Это он мне этих фрицев посвящает, — хвалилась перед подругами девушка. Отпросившись у своего начальства, она хватала заранее приготовленные лотки с обедом, и счастливая бежала встречать «своего».
Обычно, если вылет был уже не первый в течение дня, Георгий чувствовал себя таким уставшим, что не было сил из кабины вылезти. Но стоило любимой появиться возле самолета, и суровый воздушный боец не мог сдержать открытой мальчишеской улыбки.
Покормив и поцеловав Георгия, Света обязательно спрашивала:
— Куда вечером пойдем?
Поморщив лоб, Церадзе отвечал:
— Думаю, сегодня просто погуляем, — иногда шутливо добавляя: — откровенно говоря, надоели эти званые обеды и бега.
Вообще-то, кинопередвижки и концертные бригады к штрафникам не приезжали, и выбор у влюбленных был небольшим: танцы под гармошку или патефон, да прогулки по окрестностям. Но таков был ритуал, означающий, что ничего страшного в оставшиеся дневные часы не случится и вечером они обязательно снова встретятся…
Но вот над летным полем взлетала ракета, и Георгий запускал двигатель своего «Яка». Девушка говорила ему: «До встречи!», прикрепляла к приборной доске кабины букетик свежих, только что сорванных полевых цветов, целовала летчика и спрыгивала с крыла на землю…
Благодаря своей любви Георгий по-другому стал относиться и к товарищам. Раньше это был закрытый человек, никого не подпускающий близко к своей душе. Теперь же майор мог после боя что-то ласковое сказать молодому летчику, с которым плечом к плечу отбивались от наседающих «мессеров». Товарищи с удивлением обнаружили, что, оказывается, майор вовсе не сноб и гордец, а добрый и веселый человек, умеющий шутить.
Иногда по вечерам грузин брал гитару и в компании друзей-летчиков и их девушек исполнял задушевные романсы, которые очень любил. Но особенно всех трогали переливистые задумчиво-грустные грузинские песни в его исполнении. Женщины словно переставали замечать следы ужасного увечья на лице певца и видели перед собой мужественного человека, в словах которого звучала и юношеская удаль, и грусть о той, которую когда-то несчастно любил, и благодарность матери, а также девушке, скрасившей своей преданной улыбкой день настоящий.
В свой последний вечер Царь пел особенно проникновенно. Давно взошла луна, лес вкрадчиво шумел листвой, тени ночных птиц проносились над головами собравшихся у костра людей, а песням все не было конца.
— Георгий, спой, пожалуйста, что-нибудь повеселее, — попросил один из слушателей, — а то от твоих сегодняшних песен сердце щемит. Словно хороним кого.
Обычно отзывчивый, готовый исполнить любую просьбу друзей, на этот раз Церадзе ответил:
