Милорад Гончин - Неуловимый Вальтер
К автомобилю подошли Джокич и Панич и спокойно повторили:
— Выходите, выходите!
Вавра побледнел, взял свои вещи и неохотно вышел из машины. Водитель медлил и ждал разрешения остаться за рулем. Штимац, стоя под дулами заряженных винтовок, все еще верил, что это какое-то недоразумение, что он все же имеет дело с немецкими патрульными, знающими сербскохорватский язык.
— Почему вы не выходите? — прикрикнул Ацо на водителя.
— А разве я не буду вести машину? — удивился водитель. Он думал, что его оставят за рулем.
— Нам не нужна машина, — пояснил Ацо.
— Мы что, отсюда пойдем пешком?
— Не задавайте много вопросов, — предостерег Панич.
Штимац вдруг понял, что добром все это не кончится, и стал осматриваться, соображая, куда бы убежать. Ацо, заметив его нервозность и пугливое озирание по сторонам, сказал друзьям:
— Присмотрите за господином!
— Мы за ним внимательно следим. Ему не удастся ускользнуть, — пообещал Панич.
Манджука предложил уйти с дороги, на которой в любую минуту могли появиться немцы и усташи.
— Куда пойдем? — спросил Мишо Джокич.
— В сторону гор. В Фойницу!
У Штимаца подкосились ноги. При упоминании Фойницы ушла последняя надежда на спасение и возвращение в Сараево.
— Что замешкался? — крикнул Ацо.
— Не могу идти.
— Может быть, прикажешь взвалить тебя на спину и нести? Живей!
В спор вмешался Мишо Джокич и прикладом подтолкнул Штимаца, давая ему понять, что нужно двигаться в указанном направлении. Усташ понял, что никакие отговорки и притворство не помогут, опустил голову и ускорил шаг. За ним следовали учитель Вавра и шофер Зечевич. А им в спины смотрели дула заряженных винтовок отважных подпольщиков.
Немного спустя по дороге ехал Звонко Грбац (Путник). Заметив открытый автомобиль, он тотчас остановился. Поблизости никого не было, и у него мелькнула мысль, что здесь было совершено нападение и что сделали это умело и хорошо продуманно. Он вскочил на мотоцикл, дал газ и помчался в Сараево сообщить Вальтеру о случившемся на дороге у Высокого.
Спокойный и отдохнувший, с сигаретой в руках, Вальтер внимательно слушал.
— Знаешь, дверцы автомобиля были открыты. Он стоял у края дороги. Я хотел было спрятать мотоцикл в кусты, а сам сесть за руль автомобиля и ехать сюда, но передумал...
— Может быть, все закончится благополучно, — предположил Вальтер. — Неприятель сразу бросится в погоню, когда узнает, кого потерял. Будет настоящий скандал...
— А кого они потеряли?
— Скоро узнаешь, Звонко. Приучайся, приятель, быть терпеливым и менее любопытным.
— Эх, стало быть, конспирация? Я что-то делаю, а не знаю что.
— Воюешь против врагов и предателей, — пресек Вальтер дальнейший разговор на эту тему.
УКРЕПЛЕНИЕ ПАРТИЙНОЙ И СКОЕВСКОЙ ОРГАНИЗАЦИЙ
Помимо направления людей на разведывательную работу и сбора секретных сведений, Владимир Перич (Вальтер) совместно с опытными товарищами подпольщиками занимался также организационно-партийными вопросами.
Через несколько дней после ареста Эсада Ченгича (Матоша) был собран местный комитет КПЮ и приняты важные решения.
Члены комитета Анчика Джурич (Таня), Сафет Джинович (Мирко) и Аугуст Батагаль (Марко) внимательно слушали и запоминали выступление Вальтера:
— Если мы хотим добиться успеха и одолеть врага, то должны работать непрерывно — днем и ночью. Мне не нужно вам напоминать, что со всех сторон нас подстерегают опасности. Усташским агентам и гестаповцам многое удалось, они здорово нам навредили, арестовали замечательных наших товарищей. Как это могло случиться? — Вальтер на мгновение замолчал, соображая, как лучше выразить свою мысль. — Усташская полиция и гестапо, без сомнения, забросили в наши ряды своих шпионов или нашли среди нас предателей, что еще хуже и опаснее. Провалов больше не должно быть! — Вальтер сжал кулак и ударил по столу.
— Мы, члены комитета, будем особенно бдительны, — пообещал Марко.
— Бдительными должны быть все коммунисты. Несколько ласточек не делают погоды. Мы должны позаботиться о том, чтобы каждый понял, что необходимо всегда быть начеку и умело вести борьбу. Если кто-нибудь не выдержит, отступит, это не должно лишать нас мужества. Наша основная задача — сохранить партийную и скоевскую организации и направить их на повседневную борьбу с врагом.
— Хорошо бы конкретизировать задачи, — заметила Таня.
— Иначе и быть не может, — поддержал ее Вальтер. — Когда знаешь, что надо делать, тогда, товарищи, легче и осуществлять операции. По моему мнению, мы должны сделать следующее: найти тех коммунистов и скоевцев, которые оказались изолированными в результате полицейских облав в декабре сорок второго года, и включить их в работу. Они на деле должны доказать, что заслуживают оставаться в наших рядах.
— Это будет трудно. Люди стали недоверчивыми. Боятся провокаций со стороны полиции и гестапо, — предупредил Аугуст.
— Если они такие, тем лучше. Значит, будут более осторожными. Нам остается подумать, как наладить контакты с ними. Мы все должны взяться за дело. Надеюсь, это ясно? — спросил Вальтер.
— Ясно, но будет тяжело, — ответил Мирко.
— По-другому и быть не может, — заметил Вальтер. — Огромное значение имеет сбор одежды, обуви, медикаментов, продовольствия, денег, сигарет, оружия, боеприпасов и типографских материалов среди населения. Естественно, коммунисты и скоевцы одни не могут с этим справиться. Однако они должны быть инициаторами и организаторами этого дела, а симпатизирующие народно-освободительному движению в городе откликнутся и сделают разные пожертвования.
Все собранное таким образом мы направим в партизанские отряды, а кое-что из этого оставим для детей и престарелых родителей наших товарищей, оставивших город и ушедших в партизаны. А таких в Сараеве достаточно. Нам важно иметь надежные каналы связи, чтобы Сарайлий сумел доставить партизанам собранное оружие и военное снаряжение. Нынешние каналы нам необходимо перепроверить и, может быть, создать новые, более безопасные. Как видите, дел по горло. И это не все. Особое внимание мы должны уделить организации партийной работы, печатанью листовок и брошюр. Развитие событий далее требует от нас создания активных групп из симпатизирующих нам людей. Создавать их в городских районах, на предприятиях, в учреждениях, которые находятся под контролем оккупантов и их приспешников. Тут мы должны захватить инициативу и знать все намерения неприятеля. Ударные группы должны формироваться во всех частях города и готовиться для внезапных действий против врага.
— Да, дел много! — послышалось замечание. — А нас мало.
— На первый взгляд — да, но у нас есть поддержка народа, а это неоценимая сила, и нам нужно суметь ее использовать.
— Мы научились многому, освоили искусство подпольной работы, — заметил Мирко, — только трудности огромны, и мы не можем их не учитывать. Это может нам дорого обойтись.
— Энтузиазм — это не то же самое, что суетливость. Напротив, мы должны быть как можно более осторожными, — заявил Вальтер. — Враг не гнушается никакими средствами, чтобы парализовать нашу деятельность и ликвидировать нас. Но мы должны сорвать его коварные замыслы. Кое-что мы делаем для установления контактов с некоторыми полицейскими...
— Разве и среди них есть порядочные? — спросил Аугуст.
— Можно найти. Во всяком случае, среди домобранов. Мы туда пристроили одного нашего товарища.
Вальтер вселил в своих товарищей уверенность, что их опасную работу можно успешно выполнить. Члены партийного комитета разошлись, сознавая, что передышки не будет, что каждый день потребует от них огромных усилий и риска.
Штимаца, учителя Вавру и шофера Зечевича подпольщики заставили перейти Босну и повели их на освобожденную партизанами территорию. Ацо всю дорогу выражал недовольство, хмурился и ворчал.
— Эх, Смайо, главного мы не сделали. Это мелюзга, — говорил он, указывая на захваченных пленных.
— Ты так думаешь? Может быть, ты недооцениваешь! — вмешался Панич.
— Вот если бы схватили мы окружного начальника Шакича, тогда могли бы гордиться и в наш штаб явиться с высоко поднятой головой.
— Лучше что-то, чем ничего, — заметил Смайо, зная, что и Ацо убежден, что Шакич не являлся организатором всех операций усташских агентов, но отклоняет всякие сомнения на этот счет.
В Кралупах остановились. Утомленный Ацо пальцем указал на Штимаца:
— Товарищи, становится темно, а я этому не доверяю.
Штимац задрожал.
— Что неспокоен? — спросил Панич, перекидывая ружье из руки в руку.
— Что вы хотите делать? — испугался Штимац.
— Ночь полна неожиданностей.