Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)
— Ну что же мы стоим, как бедные родственники! Пожалуйте к столу.
Я попытался было отказаться, но запах пищи ударил мне в нос, и я почувствовал, что сильно проголодался.
Между тем, Нияз Сахадович, усадив меня, протянул руку к стоявшим на столе бутылкам, и подмигнул.
— Из какой тебе налить?
— Да нет, я пить не буду, — смущённо пробормотал я.
Но он будто и не слышал отказа. Налил всем. Мы подняли рюмки.
— Выпьем за гостя! — предложил он. — Добро пожаловать в наш дом, уважаемый писатель Оразов.
Опять в голосе его прозвучал сдерживаемый смешок и опять я его не услышал в тот момент.
— Спасибо! — ответил я.
Водка ожгла горло, горячей волной разлилась по телу. Сразу стало легче, куда девалась скованность. Я улыбнулся Ниязу Сахадовичу и, встретив его ответную улыбку, вдруг выпалил:
— Непривычно как-то из таких рюмочек…
— Вот это по-мужски, — сказал Нияз Сахадович, — давай стаканы, хозяйка!
В голове шумело, я плохо различал сидящих вокруг. Аппетит совсем пропал. Не помню, съел я тогда хоть что-нибудь, но все трое усиленно заставляли меня попробовать то одно блюдо, то другое, а я весьма критически оценивал всё, что мне предлагали.
Что я им там болтал? Что-то о высоком предназначении литературы, об особой миссии писателя. И всё порывался куда-то идти. Они не пускали меня, усаживали, наливали горячий зелёный чай. Но до чая ли мне было! Я должен идти, садиться за стол и — писать, писать, писать…
Я так им и заявил:
— Нет у меня времени рассиживаться! Я писатель, я должен работать! Хватит маленьких рассказиков! Нужно браться за капитальные произведения: повесть, роман!..
— Да, да, роман! — поддержала меня Гуль. — И ты его напишешь!
— Конечно! — бахвалился я. — Что сделало Льва Толстого — Толстым? Разве не романы? Ои много и упорно работал. И вот результат — всемирная известность!
— Да, Толстой много работал, но водки он пил мало, — заметил Нияз Сахадович. — А стаканами — вообще не пил.
Это замечание меня немного отрезвило.
— Вот как?
Но пьяная волна снова понесла в сторону, я продолжал развивать мысль, подкинутую мне хозяином дома.
— Не пил? Но он был граф, а я… Что я?.. Бедный студент, у которого горячее бушующее сердце…
— И большое будущее впереди! — подсказала мне Гуль.
— Да — будущее! — подтвердил я и поблагодарил её взглядом. — Вот погодите… Выйдет два-три моих романа, тогда мы поговорим…
Удивляюсь терпению хозяев дома. Меня бы следовало взять за шиворот, потрясти хорошенько и выкинуть из ворот дома. Конечно, они не принимали меня всерьёз, а может, здесь сыграло роль обычное туркменское гостеприимство, — не знаю. Но поступили со мной по-человечески: доставили в общежитие на машине, помогли дойти до комнаты.
Я был сильно пьян и всё же запомнил, что за рулём машины сидела Гуль. Ну что за девушка!
Нужно ли говорить, что несколько дней после этого я избегал встреч не только с Ниязом Сахадовичем, но и с Гуль. Однако, как говорят, мир тесен, тем более, что курсы наши находились в одном здании.
Каково же было мне, когда Гуль на мою виноватую улыбку не ответила даже взглядом! Я ожидал всего, но такого?..
— Проклятая водка! — казнил я себя, проклиная и тот вечер, и своё бахвальство. Тоже нашёл чем хвастаться — водку стаканами пить! Теперь всё пропало. Своими руками загубил счастье, что само давалось в руки. Ну где ещё найдёшь такую девушку? А родители её? Они приняли тебя, как уважаемого культурного человека. Кажется, даже намекнули, что не прочь принять в свою семью, а ты?! Всё единым махом выбросил псу под хвост!
Правильно говорят: человек сам кузнец своего счастья. А где теперь оно, твоё счастье? Ты ведь не собираешься быть учителем. Пет? Ах да, ты же писатель! Ну, а чтобы писать романы (они пишутся годами) тебе, ко-нечно, нужны условия — квартира там, ну и чтоб о хлебе насущном не думать, верно? Вот тут жениться на Гуль было бы в самый раз. Девушка через год заканчивает университет, сможет сама о себе позаботиться. Дом у них большой, просторный. Теперь эти мечты ни к чему. Всё кончено. Навсегда.
Раскаяние не покидало меня. Не знаю, как я прожил месяц. Что сделать, чтобы вернуть расположение Гуль? Пойти, упасть на колени и просить прощения? Смешно. Просто заговорить, словно и не было ничего? В ответ получишь презрительный взгляд, а то и ещё что похуже.
Так и не приняв никакого решения, я однажды набрался мужества (или нахальства, считайте как хотите), подошёл к знакомой калитке и постучал.
В ответ — тишина. Может, никого нет дома?
Я постучал сильнее. Дом будто вымер.
«Не хотят открывать мне», — мелькнула мысль. Я повернулся и пошёл прочь. И тут услышал голос Гуль:
— Кто там? Заходите, калитка не заперта.
Увидев меня, она улыбнулась.
— А, это ты! Заходи же, чего стоишь?
Вот как всё просто, оказывается. У них и в мыслях не было обижаться на меня. Какие милые люди!
Гуль помогала матери накрывать на стол, Нияз Сахадович стал занимать меня разговором. Мне было неудобно, что я заставил их беспокоиться и я счёл нужным сказать об этом.
— Ну что ты! — успокоил Нияз Сахадович. — Мы рады, что ты заглянул к нам.
— Верно, верно, — поддержала его Гуль. — Я тоже рада, а то с этими занятиями закружились и вовсе не видимся! (Вот чертовка! Будто и не она отпугивала меня своим суровым взглядом!)
Я принял условия игры и сказал:
— Да, дел сейчас много.
На этот раз они угощали меня яблоками, виноградом.
— Это всё из нашего сада!
Я пробовал, нахваливал, но из головы не шла мысль: надо извиниться!
Наконец я улучил минуту и, запинаясь, сказал:
— Я прошу… В тот раз много пил… Прошу извинить… Это случайно.
Нияз Сахадович снисходительно рассмеялся:
— Молодость, молодость!.. Мы тоже когда-то были молодыми.
И уже строже добавил:
— Только во всём нужно соблюдать меру, а? Мёд, если его есть ложками, тоже может повредить.
О многом мы говорили в тот вечер. Я был очень благодарен этим людям. Они не осудили меня, а наоборот, приняли как самого близкого (почти родного) человека.
Когда я собрался уходить, Гуль вызвалась проводить меня до калитки.
— Пойдём в дом, я возьму платок. Прохладно, — позвала она.
Мы вошли в просторный коридор. Быстро пройдя по нему, Гуль распахнула дверь в одну из комнат и поманила меня.
Холодея, я подошёл. Она втолкнула меня в комнату и закрыла дверь.
— Вот, смотри!
Я огляделся. Комната была большой, светлой. Пол и стены блестели (видно недавно покрашены). Мебели мало, но диван, письменный стол, кресла — всё было в современном стиле. Дверь направо вела в другую комнату.
Заметив мой взгляд, Гуль пояснила:
— Там спальня.
И вдруг, словно боясь, что я не так пойму, она смущённо проговорила:
— Это наши комнаты!..
Я застыл: «Наши?!»
Гуль глянула на меня и ещё больше покраснела.
— Ты не думай… Если не хочешь… В общем, я уговорю и маму, и папу.
Кто-то сказал, что от счастья можно умереть. Значит, я должен был в ту же минуту упасть бездыханным. Но я был почему-то жив. Жив! Малого того, я держал в своих объятиях девушку, которая только что призналась мне в любви!
— Гуль, цветок моей любви! — шептал я. — Дорогая моя!..
Ну, можно ли быть более счастливым, чем в те дни?
Самая красивая девушка была моей. Удобная большая квартира, машина… Теперь это приблизилось настолько, что могло стать частью моей жизни.
Я шёл быстрым шагом к университету. Опаздывал на первую лекцию. Как вдруг услышал сзади торопливое постукивание каблучков. Оглянулся: Гуль!
— Как ты быстро ходишь, — еле переводя дух, сказала она. — Еле догнала.
— Извини.
— Шамурад, какой мне бушлук будет за радостную весть?
— Радостную весть?
— Да. Что дашь?
— Чего пожелаешь, Гульджан, всё твоё! — пробовал отшутиться я.
— Ах так? Тогда танцуй!
— Да ладно тебе!..
— Нет, ты танцуй, — настаивала Гуль.
— Что, прямо здесь?
Гуль смеялась.
— Конечно!
Что делать, пришлось мне раза два-три-повертеться да притопнуть ногой.
Гуль была довольна.
— А теперь слушай, Шамурад, — сказала она. — Тебя берут на работу в редакцию газеты.
— В газету? — удивился я. — Что я там буду делать?
— Как что делать? Ты же писатель! Будешь работать в литературном отделе. Мне пришлось долго уговаривать отца, чтобы он помог. Вначале он наотрез отказался, стал читать мне мораль: «Каждый должен ехать туда, куда назначен!»… И так далее. А потом я сказала: «И твоя дочь тоже должна ехать?». В общем, я настояла на своём. Характер у меня есть, ты же знаешь…
Я согласно кивнул, любуясь красотой Гуль. Рассказывая о своих баталиях с отцом, она раскраснелась, маленькая прядка волос упала ей на лоб и придавала лицу шаловливое выражение. Ах, как она мне нравилась в эту минуту!